— А чтобы это проверить необходимо провести дополнительные исследования. Какие противосудорожные препараты ты принимаешь?
[Никакие. Мне не диагностировали эпилепсию официально, я не успела посетить врача]
— Даже так? Я могу помочь тебе с этим, но мне необходимо собрать анамнез. Поможешь?
Кивком соглашаюсь, и доктор, переписывая ответы на свой планшет, принимается расспрашивать меня о моём прошлом и о припадках. Рассказ выходит коротким. На вопрос о травмах, я демонстрирую рану на голове и объясняю, откуда она. Подумав, добавляю, что приступы начались вследствие неё. Конечно, я не могу быть в этом на сто процентов уверен, но пусть будет так. Если найдутся другие причины возникновения заболевания, невролог их найдёт. Во всяком случае, мне хочется в это верить, ибо других зацепок я ему дать не могу. О припадках тоже нечего поведать. Только то, что ничего после них не помню.
— ЁнМи-ян, твоя немота тоже следствие травмы?
Отрицательно мотаю головой, чем вызываю изумление у доктора.
— Первый раз встречаю подобное в практике… Ладно, я назначу тебе КТ, МРТ, электроэнцефалографию и рентген. Посмотрим, что они выявят, и будем лечиться. А пока отдыхай.
Верчу в руках телефон, собираюсь с духом написать чёболю. И вроде я прав на все сто, но гаденькое ощущение вины не даёт покоя. Надо было помягче с ним, глядишь, и навстречу бы пошёл: ведь пару пунктов подправить гораздо легче, чем перелопачивать весь контракт. Но поздно махать кулаками. Остаётся принять поражение и сдаться на милость победителю… Если тот захочет со мной разговаривать.
Набираю текст, как внезапно прилетает встречная смс.
12:14 # Аньон! Как самочувствие? Пришли адрес электронки, я скину исправленный вариант договора. Всё, как ты хотела. Проверь, и отпишись. Если всё устроит, на днях приеду с чистовым вариантом.
«Никак образумился? Удачно… Но мог бы и извиниться перед бедной девушкой» — мысленно ухмыляюсь, дважды перечитав сообщение. Стираю своё недописанное и отправляю парню просимое.
«Тэкс, посмотрим, что он там насочинял…».
Лезу на почту, где уже висит письмо от ЧжунСока. Кликаю на него.
«Офигеть!» — даю я эмоциональную оценку подготовленному документу, вчитываясь. В процессе, ощущаю, как меня распирает от удивления и собственной крутости — чёболь согласился на все мои правки! Поумерив ЧСВ, принимаюсь вдумчиво изучать новую версию контракта, ища подводные камни. Как говорится: «семь раз отрежь…и склей». Цепляюсь взглядом за самый значимый пункт, фактически отвязывающий меня от работодателя. За него я был готов биться до последнего вздоха.
Работодатель обязуется привлекать работника к выполнению своих обязанностей не более трёх раз в неделю, с суммарным временем не более 48-ми часов, уведомив того не позднее чем за 12 часов перед каждой сменой.
Таким образом, я могу устроиться на нормальную работу, например, обратно к Мине, когда она восстановит ресторан, а двенадцатичасовой разбег даст время отпроситься. Круто, что тут скажешь. Дважды перечитав документ, не нахожу явных косяков и отправляю парню положительное резюме, пока тот не передумал.
ЁЛин решила узнать, как идёт расследование нападения на Лиру, и после работы заехала в участок, предварительно договорившись с инспектором о визите. Уже в разговоре ей показалось странным, что ЫВон не смог внятно ответить на простой вопрос. Собственно, он и был инициатором встречи.
— ЁЛин-сии, мне поступило распоряжение сверху прекратить расследование, за соглашением сторон. Формально, это не является основанием для закрытия дела, так как совершено нападение на несовершеннолетнюю с тяжкими последствиями. Я обязан найти и арестовать преступника, тем более что клуб подтвердил свою причастность к инциденту, — ЫВон сделал паузу в рассказе, ожидая, пока собеседница «переварит» услышанное, затем продолжил. — Но здесь то и заключается несостыковка. Даже, не одна. Во-первых, записи с камер. Руководство клуба утверждает, что они были случайно стёрты, но это не так. Мы их изъяли и отсмотрели весь материал. По нему выходит, что агасси неудачно прошла просмотр и без каких-либо помех со стороны сотрудников «ночной птицы» покинула помещение. Уличная камера тоже не засняла ничего необычного. Но у неё ограниченное поле зрения, и, скорее всего, момент нападения не попал в объектив. Во-вторых, мировая, которую заключили стороны. Согласно ей, агасси снимает любые претензии к клубу, а те выплачивают ей компенсацию и оплачивают лечение. Если бы девочка ушла, и на неё напали, скажем, какие-нибудь гопники, тогда смысл ей обвинять клуб? К сожалению, из-за распоряжения я не смог поговорить с пострадавшей, чтобы установить виновных, а сейчас уже этого и не требуется.
— Но ведь так нельзя! — наконец выпалила молчащая до этого женщина. Серьёзно пострадал ребёнок, и я, как опекун, не давала своего согласия на мировую! Я требую справедливости! Кто вам запретил заниматься расследованием, начальство? Вы хотите, чтобы я обратилась в прокуратуру⁈
— ЁЛин-сии, прокуратура заинтересовалась этим делом, но после ознакомления с материалами они тоже рекомендовали его прекратить. Мне очень жаль.
— Дайте мне посмотреть эти материалы. Я хочу знать, что там случилось, и что вы скрываете! — не сдавалась возмущённая до глубины души ЁЛин. Как ни странно, но инспектор пошёл ей навстречу. На компьютере он открыл папку с делом ЁнМи, где в отдельной папке содержались видеофайлы, запустил первый в списке и развернул монитор так, чтобы женщине было видно.
— Пожалуйста, ЁЛин-сии, мне нечего от вас скрывать, — сопроводил он широкий жест словами. — Камеры у них звук не пишут, но всё и так видно.
Файл за файлом на экране монитора разворачивались минувшие события. Начиная от выступления Лиры и заканчивая её избиением. Когда финальный ролик закончился, сидевшая с каменным лицом женщина ровным голосом произнесла:
— Прошу простить меня, инспектор ЫВон, я зря на вас накричала. Вы правы, мы с ЁнМи решили пойти с клубом на мировую и отказаться от претензий.
Конец семнадцатой главы.
Глава 18
Сеул. Дни с двадцать второго апреля.
— Как ты смела так поступить! — словно ненормальная, орёт ЁЛин, потрясая передо мной стопкой листов. Из доброй, мягкой онни в один миг она превратилась в злобное чудовище. Разительный контраст. Во второй руке женщины зажата пачка денег из моей «миллионерской» заначки. Накануне, я отправил ЁЛин смс-ку с просьбой передать их Мине, указал, где найти… Видимо, онни перепутала ящики и случайно наткнулась на контракт. А дальше — дело техники. Для юридически грамотной женщины не составило труда вникнуть в суть предмета договора и догадаться, откуда наличные. А учитывая, что нашла она самый первый, кабальный вариант контракта, было неудивительно стать объектом её истерики.
— Ты немедленно вернёшь все деньги и навсегда забудешь о том, что собиралась сделать! Тебе понятно⁈
С невозмутимым видом разглядываю онни, размышляя о том, что воспитатель из неё хреновый. Нет, чтобы расспросить, что к чему, узнать подробности происхождения документов и денег, найти консенсус… — она рубит с плеча. Прямо как мои родители — когда я был подростком. Только, в отличие от тех лет, сейчас я в состоянии ответить, как следует. Пока она бушует, пишу:
[Онни, ты сейчас отдашь мне контракт и деньги. И в дальнейшем больше не будешь лезть в мои дела ни при каких обстоятельствах, если только сама не попрошу. В противном случае, мы с тобой расстанемся раз и навсегда]
ЁЛин прерывает шторм, фокусируется на моём послании. Через мгновение она взмахивает рукой и хлёстко ударяет ЁнМи несчастным контрактом по лицу. Потом швыряет его и пачку банкнот на одеяло, разворачивается и молча уходит, оставляя меня переваривать произошедшее.
«Я теперь бомж, или она таким образом согласилась с моими доводами? Хоть бы нормально ответила, драться-то зачем, да ещё с калекой. А я теперь гадай, куда после выписки податься»
Чтобы отвлечься от невесёлых мыслей, отправляю Мине фотку денег с соответствующей припиской, мол, приезжай, на них ещё краска не высохла. Ожидаемо, приходится повторно уговаривать отпирающуюся девчонку. К моменту, когда я добиваюсь положительного ответа от неё, дико устаю, да и голод даёт о себе знать. А до ужина ещё как до Китая пешком!
К несчастью, на сегодня злоключения на визите онни не заканчиваются. Стоило мне сомкнуть веки, как вваливается ЧжунСок. Положив цветы на тумбочку, он устраивается на стуле сам и традиционно интересуется самочувствием. Как будто, за время его отсутствия из меня выкачали всю кровь и разобрали на органы. Лучше бы пожрать принёс!
Но принёс он не съестное.
— Я поговорил с твоим лечащим врачом. Он утверждает, что тебя можно будет выписать через месяц. Меня это вполне устраивает, так как, я не планирую никаких крупных мероприятий на ближайшее время. Но я решил не тянуть, и подписать наш контракт сейчас. Что скажешь?
Скажу, что идея так себе. Я бы с удовольствием повалялся этот месяц на больничной койке, не задумываясь о насущном, а контракт свяжет меня по рукам и ногам. С другой стороны, раньше сядешь — раньше выйдешь! Минус месяц из срока отработки — это ого-го! Не станет же чёболь зверствовать — гнать покалеченную девочку миру на показ. Или станет?
[Давай покончим с этим. Я подпишу] — наконец выношу свой вердикт.
Управляемся быстро. Мой экземпляр уже содержит автограф чёболя — остаётся поставить свой. На всякий случай пробегаю глазами по тексту, но там всё, аналогично последней редакции. Поставив свои закорючки, испытываю чувство, сродни облегчению. Замечаю, как ЧжунСок загадочно лыбится.
«Ну точно подлянку устроил! Не зря так спешит, боится, чтобы ЁнМи дыру в договоре не обнаружила» — приходит на ум запоздалая догадка. Но отступать поздно. ЧжунСок прячет свой экземпляр, и бросив на прощание: «Поправляйся!» — скрывается за дверью.