дена у меня, но при оповещении друг друга обо всех событиях. Мы были лишь в начале пути, никто не знал, насколько хорошо или плохо он закончится, но понятно было одно: будет трудно, и мы нужны друг другу.
А мне, кроме всего прочего, был нужен Джейк. Я уже передумала о массе вещей, о которых хотела ему рассказать, и о другой куче вещей, о которых мне хотелось бы знать его мнение. Одним из таких был вопрос о том, нужна ли нам помощь во взаимодействии с прессой: никто из нас в этом не разбирался. Видит Бог, в первом столкновении с журналистами я потерпела неудачу. Вздрогнув, я вспомнила заголовки таблоидов. У Роба остались одни воспоминания об этом, у меня же были совсем другие. «Мама-тинэйджер не уследила за малышом Эйденом», «В ночь перед наводнением молодая мамаша прилично выпила» — они основательно прочесали все мои страницы на MySpace и Facebook, вытащив на свет все фотографии с друзьями, какие смогли найти. О том, что Эйден, заботливо укутанный, мирно спал у себя в кроватке под присмотром бабушки и дедушки, не было сказано ни слова. Как не было на фото и того, как я вожу Эйдена на прививки и кормлю грудью в ранний утренний час.
Но нет, я у них была «молодой» мамой или даже «мамой-подростком», хотя на момент исчезновения Эйдена мне было двадцать четыре. Если ты молодая, значит, ты точно плохая — вот что они хотели сказать на самом деле. Я плохая мать, и только я одна виновата, что он убежал из школы.
Бедную Эми Перри тоже крепко посадили на крючок. Даже нашли нашу совместную фотографию в местном пабе с пинтами пива в руках. Мы были «гулящей парочкой», позволяющей себе наслаждаться жизнью, несмотря на смерть ребёнка. Вот что они имели в виду, на что намекали. Да, я способна сойти с ума от горя. Я могла находиться в подавленном состоянии, в отличие от Роба, но меня преследовали за то, что я отказывалась прикрывать ноги, когда я была подростком, а теперь устраивали выволочку за то, что у меня была личная жизнь, несмотря на сына-младенца.
Я ненавидела их. Ненавидела почти так же сильно, как и того, кто похитил Эйдена много лет назад. Я продолжала ненавидеть их, свернув на свою улицу и увидев какой-то всё ещё торчащий у дома фургон, хоть я и выждала, пока сядет солнце, в надежде, что нам удастся проникнуть в дом незамеченными.
Сворачивая на подъездную дорожку к дому, я затаила дыхание. Сердце колотилось, а рука, которой я отстегнула ремень безопасности, дрожала.
— Держись рядом со мной, Эйден, ладно?
Я была взволнована гораздо сильнее него — просьба сохранять спокойствие была для него абсолютно неактуальна. Утренние события, казалось, ушли в прошлое, и он, по крайней мере, был теперь немного более расслаблен, а вот я на всю оставшуюся жизнь запомню гримасу ужаса на его лице в тот момент, когда мы стояли на окраине дремучедолинского леса. Я глубоко вздохнула и открыла дверь машины, под ногами захрустел гравий.
— Миссис Прайс-Хьюитт, Саймон Гэри из «News of the World». Не хотели бы вы рассказать о том, что случилось с Эйденом?
— Нет, спасибо.
Я торопливо обошла вокруг машины, избегая взгляда невысокого лысого мужчины, следующего за мной по пятам.
— Где находился Эйден всё это время?
Я плотно сжала зубы, открыла дверь пассажирского сиденья, где сидел Эйден, и взяла его за руку. Хорошо хоть нет ни фотографа, ни оператора.
— Что с ним произошло? Где он был?
— Думаю, вам следует уйти. Вы находитесь на частной территории. — Я нашарила в сумке ключи и чуть не выронила на землю.
Не успела я вставить ключ в замок, как дверь распахнулась, и Джейк втащил нас обоих в дом. Я тут же крепко обняла его за шею.
— Спасибо.
— Наконец-то, — пробормотал он, зарывшись лицом в мои волосы. Когда в его голосе появлялась хрипотца, в нём сразу считывались нотки южного акцента. — Наконец-то ты со мной.
Он привёл меня на кухню и усадил за стол.
— Эйден, налей-ка маме стакан воды, — попросил Джейк, кивнув головой в сторону нужного шкафчика.
Я заметила, что даже на кухне занавески были закрыты, в то время как обычно мы не обращали на них внимания. К кухне примыкал расположенный за домом укромный сад, почти полностью изолированный от мира рядом высоких елей. Эйден не спеша подошёл к шкафчику, достал из него стакан, налил в него воды из-под крана и аккуратно поставил полный стакан на стол передо мной.
— Молодец! А теперь тебе лучше подняться наверх в свою комнату, я принёс тебе несколько книг и положил на тумбочку, если тебе захочется почитать. — Выдавая Эйдену указания, Джейк улыбался. Он словно переключился в режим учителя, и что-то в Эйдене на это откликалось. Эйден следовал его инструкциям будто робот, и я с интересом наблюдала, как он выходит из кухни.
— Вот как это понимать? — озадаченно спросил Джейк.
— Не знаю. Может и никак…
Джейк склонил голову набок и вопросительно посмотрел на меня.
— Вот так Эйден реагирует на твои указания. Не совсем нормально, конечно…
— О чём ты?! — усмехнулся Джейк. — Когда ты ему говоришь, он тоже всё делает.
— Нет, разница есть. С тобой он ведёт себя как-то… иначе. — Я пожала плечами и сделала глоток воды. — А может, всё это ерунда, о которой и думать глупо.
— Не глупо. Просто ты хорошая мама, вот и думаешь о таких вещах. — Джейк обошёл вокруг стола и потёр мне поясницу. — А ещё ты, вероятно, напрягаешься, когда видишь рядом с Эйденом мужчину после того, что с ним случилось, и как бы переходишь в режим защиты.
Но я так не думала. Ни разу не замечала, чтобы что-то менялось в поведении Эйдена, когда он находился рядом с Робом.
— А как сегодня наша малышка?
Чтобы ответить, мне пришлось прервать поток своих мыслей:
— Она в полном порядке.
— Ты выглядишь очень устало, Эмма Хьюитт. Давай-ка со мной на диван. Думаю, самое время для массажа ног.
— Звучит неплохо. А как же Эйден?
— Ему нужно немного побыть одному, Эм. Оставь его в покое. — Джейк взял меня за руку и сопроводил из кухни в гостиную. Лишь много позже я осознала, что в тот момент он впервые назвал меня Эм.
В последующие дни наш дом превратился в нашу собственную маленькую вселенную. Мы не включали телевизор, не интересовались газетами, перевели телефоны в беззвучный режим. Только Джейк выказал достаточную смелость, чтобы выйти из дома и добыть продукты в соответствии с рекомендациями, выданными доктором Шаффером. Но я позволила себе добавить к его списку и кое-что вкусненькое: шоколад, мороженое, белый хлеб… Ничего не могла с собой поделать. Мы задёрнули шторы и вынули из розетки шнур городского телефона. Приставленные к нам полицейские исправно нас навещали, задавая не слишком уместные вопросы, которые касались наших будничных дел. После того, как вопросов не оставалось, они, как правило, в некотором смущении болтались у нас до вечера. Они были по большей части бесполезны, так как у полиции не наблюдалось никаких подвижек.
Единственными людьми, с которыми я общалась по телефону, были Роб и не в меру жизнерадостная женщина из рекламной компании, которая предложила помощь в написании заявления для прессы. Я решила, что общего «Пожалуйста, уважайте наше право на частную жизнь в это трудное для нас время» будет достаточно, а когда речь зашла о предложении выступить по телевидению, я в качестве наилучшего варианта выбрала молчание. Я не могла спокойно думать о том, что интервью, появившееся на YouTube после выхода в новостях, будет затем находиться в свободном доступе, и толпа людей, следящих за делом Эйдена, будет вольна высказывать свои суждения. Вместо этого после разговора с инспектором Стивенсоном было решено, что он выпустит обращение ко всем свидетелям того ночного происшествия, когда на просёлочной дороге был обнаружен бредущий вдоль неё Эйден.
— Мы расширяем область поисков, — рассказал он. — Мы начали осмотр всех домов с большими подвалами, а также формируем список землевладельцев, подававших десять лет назад заявку на строительство нестандартных сооружений. Это займёт какое-то время.
Местность у нас здесь сельская, богатых семей много, а у них на участках сплошь и рядом встречаются пристройки, различные хозяйственные постройки и погреба.
— Как Эйден? — спросил он с мучительной и тщательно маскируемой надеждой, хотя я прекрасно знала о его чаяниях.
— Он всё ещё молчит, — ответила я.
Повесив трубку, я закрыла глаза и от всей души пожелала, чтобы всё это поскорее закончилось. На какое-то время мне даже удалось воплотить это желание в реальность. Все наши проблемы вдруг утратили значение, а наш дом превратился в остров посреди Индийского океана, где-то ближе к побережью Австралии, и потому каждое утро я приветствовала Эйдена фирменным австралийским «Приве-е-ет, прия-я-ятель!» Потом мы расстилали подстилку для пикника, врубали Netflix и делали вид, что сидим на вершине самой высокой горы, а весь мир там, внизу, под нами. Я взяла несколько любимых фильмов, которые мне всегда хотелось посмотреть вместе с Эйденом, но нужно было подождать, когда он немного подрастёт. «Бесконечная история», «Багси Мэлоун», «Балбесы». Я не раз порывалась выключить проигрыватель — фильмы были вполне безобидными, но персонажи иногда оказывались в опасности. В такие моменты сердце у меня начинало колотиться, я протягивала руку к пульту, но Эйден ни разу не среагировал. Он просто сидел, жуя свою еду и не издавая ни звука.
— Не станешь же ты всю жизнь это делать, — сказал Джейк, сидя на диване. В руках у него был учебник по истории искусств, а очки надвинуты на самую переносицу.
— Угу. — Я поболтала ложкой в коробке с мороженым. — А не сыграть ли нам в баскетбол? — У нас была такая игра, когда Эйден был маленьким. Я брала листы бумаги и сминала их в комочки, которыми мы и играли, забрасывая в кольцо, сделанное из проволочной вешалки для пальто. Вообще-то, все наши теперешние игры были всего лишь чуть видоизменёнными вариантами тех, которыми развлекали малыша Эйдена, и тот же пикник в помещении был из этой серии: мы представляли себя то на Великой Китайской стене, то на склонах Килиманджаро, то в Каире — да где угодно, лишь бы не в Бишоптауне-на-Узе. Я же была мамой-подростком, которая не могла похвастаться такими же перспективами, как у моих друзей, и это было единственным способом хоть как-то заглушить мою тягу к путешествиям.