— А кто ты, собственно, такая?!
В помещении вдруг стало очень тихо, а пожилой мужчина, сидевший по соседству, опустил газету на колени и уставился на меня. Вообще-то я не планировала говорить этого вслух, а если и планировала, то уж точно не с такой язвительной интонацией, какая вышла. Просто рассматривая эту женщину, я диву давалась, как такое могло случиться, что ей повезло иметь нормальных, здоровых детей, а на долю моего сына выпали столь адские «приключения».
— Что-что, милочка? — удивлённо спросила она своим противным надтреснутым голосом.
— Я говорю, что в тебе такого особенного? За что тебе это всё?
— Ты чё, подруга, кукухой двинулась?!
Я отвернулась и стала насупленно рассматривать медицинские брошюры и плакат о болезнях сердца. В этот момент из-за двери кабинета выглянул доктор и назвал моё имя. Мы с Эйденом встали и направились к кабинету, и, проходя мимо женщины, я изо всех сил старалась не смотреть на неё.
— Я вообще-то хотела просто тебя поддержать, овца ты убогая, — вполголоса пробормотала она — ну да, ну да, вполне в духе британской общественности. Поддержку они выражают, понимаешь, а ты их ещё и благодари, будь любезен… Тут малыша похитили и десять лет истязали — а они, видите ли, опечалены! Ну допустим, и дальше что? Напечалившись всласть, они вдруг где-то встречают этого самого мальчика с мамой и просто считают своим долгом засвидетельствовать, сколь велика их печаль. Охренеть, да?! Да-да, всё это крайне печально и невообразимо ужасно, спасибо за сочувствие. И не дай тебе бог среагировать без должной смиренной благодарности — будешь тотчас послана вместе со своим сыном далеко и надолго. Иди в жопу, и так тебе и надо.
Ничто так не переменчиво, как настроение публики, и причина его непостоянства в том, что это средства массовой информации диктуют всем, как им думать и что чувствовать. Именно поэтому в различных «шоу талантов» так обильно используется музыкальное оформление, несущее сильнейший эмоциональный заряд и подобранное именно таким образом, чтобы заставить тебя почувствовать боль и разбить тебе сердце в тот момент, когда очередному одарённому конкурсанту не удаётся пройти в следующий этап. Именно поэтому во время исполнения грустной песни или рассказа о трагической истории участника на экране всегда демонстрируются крупные планы готовых зарыдать зрителей. Все это делается вполне намеренно, и цель одна: обеспечить продажи. Что бы ни было объектом торговли — автомобиль, стиль жизни или газета, вы покупаете не столько сам товар, сколько историю, рассказанную о нём, вот в чём соль. И в тот момент, когда эта женщина вывела меня из себя, случилось так, что я вдребезги разбила ту историю, на которую она купилась, и заставила её задуматься над тем, во что она поверила.
Впрочем, я не возмущалась по поводу того, что люди покупались на историю про Эйдена, и не особо переживала насчёт их печали относительно трагического поворота в его жизни. Что меня бесило, так это ожидание идеального поведения с моей стороны, и стоило мне сделать что-то не столь образцово-показательное, вся их печаль незамедлительно испарялась. Ух, как я негодовала по этому поводу! Я переживала болезненный период и имела полное право и срываться, и совершать ошибки, и вообще делать всё, что бы ни пришло в голову. Я человек, а не персонаж выдуманной истории, но мир об этом совсем позабыл.
Проходя мимо той женщины на пути к кабинету врача, я успела передумать и всё это, и многое другое. Всё тело пропиталось жуткой усталостью, и я задавалась вопросом, когда же всё это закончится и я смогу вернуться к нормальной жизни — если, конечно, вообще смогу.
— Здравствуй, Эмма, как твои дела? Привет, Эйден! — Она не подала и вида, что меня весьма обрадовало. Доктор Фиона Уотсон наблюдала меня практически с рождения, став некой постоянной величиной в моей жизни, хоть и в чисто медицинском плане. Мама с Фионой не были друзьями, но питали друг к другу взаимное уважение, и мама была бы рада знать, что Фиона взяла на себя руководство клиникой после её смерти.
— Да в общем всё так, как и должно быть.
— Я сожалею о том, что тебе пришлось испытать, но в любом случае очень рада снова видеть Эйдена! — Она улыбнулась Эйдену, но тот никак не отреагировал. Она опустила глаза и больше этой темы, к моей радости, не касалась.
Осмотрев меня самым тщательным образом, доктор Уотсон вздохнула:
— Давление у тебя высокое. Когда Эйден… В общем, после наводнения у тебя такие же проблемы были. Думаю, это опять на фоне стресса. Я пропишу те же таблетки, что ты тогда принимали, они безопасны для беременных. Как малышка себя ведёт, пихается?
— Не то слово, та ещё брыкунья! — сказала я. — Но в остальном вроде всё в порядке.
— Ты была у акушерки? К родам всё готово?
— Я несколько месяцев назад сдавала кровь на анализ, и мы заодно всё обсудили. А на прошлой неделе всё так закрутилось…
— Хорошо, что ты ко мне пришла, — кивнула она, что-то нацарапала в блокноте и оторвала верхний листок. — Постарайся расслабиться насколько возможно. Понимаю, в твоей ситуации это непросто, но это очень важно. Джейк заботится о тебе?
— Да, конечно, — улыбнулась я. — Он просто молодчина!
Она кивнула:
— Я очень тебе сочувствую. Если… — Она осеклась, и я заметила, как желание остаться в профессиональных рамках борется в ней с иными чувствами, естественными для встречи с человеком, которого знаешь более тридцати лет. — Если тебе что-нибудь будет нужно, я рядом.
Я поблагодарила её и поспешила прочь из офиса, опасаясь, что снова начну плакать. Эти рыдания уже осточертели.
Когда я выходила из клиники, женщины с детьми уже не было, но добравшись до парковки и своего «Фокуса», я обнаружила, что всю боковину машины украшает свежая царапина.
22
По дороге в аптеку я с трудом держала себя в руках, заставляя себя рулить спокойно и не поддаваться зову адреналина, струящегося по венам, который требовал прибавить газу. Вообще-то я всегда водила осторожно, но когда была на нервах, единственное, чего мне хотелось — это вдавить педаль газа в пол и уйти за горизонт на максимальной скорости. Но с Эйденом в машине этот вариант был исключён.
Перевалив через самый крутой холм Бишоптауна, я глянула в зеркало заднего вида и заметила следующий за мной чёрный фургон. Свернув направо, на мост, я снова бросила взгляд в зеркало — фургон по-прежнему маячил позади. Не отстал он и тогда, когда я повернула налево, на главную торговую улицу. Нахмурившись, я задумалась, а не репортёры ли это… Впрочем, Бишоптаун — городок маленький, и это вполне мог быть кто-то ещё, кто едет по нему тем же самым маршрутом.
Когда я остановилась у аптеки, чёрный фургон на мгновение притормозил, а затем поехал дальше по улице. Это усилило мои подозрения, хотя водитель, возможно, просто искал, где можно припарковаться, но свободного места не нашлось.
— Посиди пока, я первая выйду, — сказала я Эйдену, следя за движением на встречной полосе. У меня ещё не улёгся испуг, вызванный фургоном, а кроме того, пребывание Эйдена в заточении привело к тому, что из его жизни выпал целый этап развития, на котором дети осваивают, так сказать, «законы улиц», к шестнадцати годам уже прекрасно усвоенные большинством мальчишек. Я не решалась даже позволить ему выйти из машины на тротуар, если меня не было рядом, — пока рановато для этого.
Эйден, как обычно, молчал, и я вышла из машины и поспешила обойти её, подбежав к его двери. Он самостоятельно открыл дверь, и я взяла его за руку, помогая выбраться наружу, а свободной рукой поплотнее запахивая кардиган. День был прохладный, но от плотного трикотажа и гнева, всё ещё булькавшего во всём теле, меня бросало в пот, и я чувствовала себя каким-то бомжом. Сердце всё ещё колотилось от неприятной встречи с той женщиной у кабинета врача и от странного фургона, ехавшего за нами. Я была настолько в своих мыслях, что чуть не прошла мимо аптеки. По улицам нашего городка бродили какие-то приезжие — без сомнения, туристы, но я инстинктивно продолжала вглядываться в их лица, не в силах перестать думать о том, кто похитил Эйдена. Что, если Эйден уже встретился лицом к лицу с похитителем, только не мог сказать об этом мне? А вдруг насильник вернётся и снова унесёт его к себе в нору?!
Аптека в Бишоптауне ничем не отличалась от всех остальных магазинов: небольшое здание из известняка в тесном ряду себе подобных, которое больше походило на жилой дом, нежели на место коммерческой направленности. Большинство магазинов было украшено старомодными подвесными корзинами с недотрогами и бархатцами, но на здании аптеки цветов не было — лишь одно широкое окно и деревянная дверь с колокольчиком.
Я уже расплачивалась за выписанное мне лекарство, когда на двери звякнул колокольчик, возвещая о приходе ещё одного покупателя. Желая побыстрее выскочить из уютной аптечной лавки, я поспешно бросила сдачу в бумажник и ринулась к двери.
— Эмма?
Адреналин всё ещё плескался у меня внутри, и я слишком резко обернулась на голос, чуть не сбив с ног Эйдена.
— А, привет, Эми! Не ожидала тебя здесь встретить. — Был вторник, а у учителей никогда не было выходных посреди рабочей недели. — Как у тебя… — осеклась я: Эми совсем меня не слушала, во все глаза уставившись на сына.
— У меня перерыв, — пробормотала она. — Думаю, схожу пока в аптеку… — Она так на меня и не взглянула, настолько пристально рассматривая сына, что я чуть не притянула его резко к себе, подальше от неё. — Бог мой, Эйден… это правда ты?! — Вытянув руку, Эми шагнула вперёд, но он увернулся и спрятался за мной. Тогда Эми наконец подняла глаза, наши взгляды встретились, она заморгала, смахивая ресницами несколько слёз, и только после этого смогла взять себя в руки. — Я не… Ну в смысле я слышала в новостях, что случилось, и хотела позвонить тебе, но…
Спина у меня сама по себе распрямилась. Передо мной стояла женщина, чья нерадивость привела к тому, что у меня украли ребёнка, и неудивительно, что при её появлении Эйден съёжился где-то позади меня. — Не стоит, Эми, сейчас не до этого. — У меня покалывало кончики пальцев. Я думала, что спустя столько лет простила её, но, выходит, ошибалась. Мне удалось лишь подавить в себе чувства ради того, чтобы иметь возможность жить дальше, а теперь, когда Эйден снова был со мной, ст