Вопреки всем увещеваниям Джейка я хотела оставить Эйдена с нами. Обвинения в эгоизме сильно меня задели, но более насущным, опять же, был вопрос контроля. Если Эйден угодит в какую-нибудь психбольницу, он окажется вне зоны моего влияния. Я так и представляла его в комнате с психологами, где он проходит один тест за другим, показывая пальцем на их дурацкие карточки и раз за разом игнорируя вопросы, принимает отупляющие таблетки и, что хуже всего, становится объектом исследования для чьей-нибудь новой книги. Нет, я должна была уберечь Эйдена от всего этого, но одновременно необходимо было уберечь от действий самого Эйдена и малышку.
После завтрака я, потянувшись через кухонный стол, взяла его руки в свои. Эйдену по-прежнему не особенно нравились прикосновения, но он стал относиться к ним с бо́льшим терпением. Он не ёрзал и не вздрагивал, как раньше, позволяя мне больше касаний, чем кому-либо другому. Стоило Джейку или Робу пусть даже легчайшим образом тронуть его за плечо, он тут же отстранялся.
— Эйден, я знаю, ты понимаешь, что через неделю родится твоя сестра. Я не понимаю, что случилось в детской. Ты так напугался из-за того, что я упала? — Я тряхнула головой. — Ладно, неважно. Слушай, я хочу, чтобы ты знал, что твоя сестрёнка будет тебя очень любить. Мы все тебя очень любим. Я, твой папа, Джейк, бабушка и дедушка — мы все одна большая семья. Идём, я тебе кое-что покажу. — Эйден послушно последовал за мной вверх по лестнице, двигаясь со своей обычной скованностью. Я постоянно оглядывалась, надеясь прочитать что-нибудь новое у него на лице, но оно как всегда сохраняло бесстрастное выражение.
Я не раз представляла себе, как он хватает меня за плечо и тянет назад, и не раз ускоряла шаг, желая поскорее добраться до верхнего конца лестницы и оказаться в безопасности коридора. Как я ненавидела себя за эти мысли!
— Помнишь, что вчера было, Эйден? — спросила я, ведя его в детскую. — Я упала, а ты не помог мне подняться. Так с людьми поступать не очень-то хорошо, нужно всегда стараться помочь друг другу. Вот если ты вдруг упадёшь, я подам тебе руку и помогу встать, а если упаду я, ты тоже должен мне помочь, особенно сейчас, потому что я беременна. — Я глянула вниз на свой большой живот и улыбнулась, но взгляд Эйдена за моим не последовал. Я откашлялась и продолжила: — Мне трудно об этом говорить, Эйден, потому что я не знаю, почему ты так поступил. Зачем ты испортил мобиль и залил кровать краской? — Я чуть отступила от места преступления, чтобы он мог полюбоваться на результат своего бесчинства. — То, что ты натворил, мягко говоря, не очень хорошо. Скоро здесь появится твоя сестрёнка, и встречать её следовало бы совсем иначе. Ты меня слушаешь, Эйден? Я даже не знаю, слышишь ли ты…
Я прервала нравоучения: впервые с момента возвращения из больницы Эйден нахмурился. Он смотрел вниз, на кроватку, и меж бровей у него образовалась складка. Через несколько секунд он медленно покачал головой и попятился.
— Эйден, — проговорила я шёпотом.
Он, как обычно, проигнорировал моё обращение, но на сей раз выглядело это по-другому: казалось, он был поражён видом искромсанного мобиля и брызг красной краски, словно испугавшись. По спине у меня пробежал холодок, и кровь отхлынула от лица. Почему он так испугался, ведь он сам это сделал?! К чему теперь этот ужас?
И тут меня осенило: он просто не помнит содеянного.
Нервничая по поводу реакции Эйдена на красные художества (хоть и не желая самой себе в этом признаваться), я позвонила Робу и попросила его приехать. Он прибыл в компании своих родителей, которые сели с Эйденом в гостиной смотреть какую-то глупую комедию, а мы с моим бывшим в это время распили на двоих чайник чая. Сегодня Роб выглядел уставшим. Он и так был весьма привлекательным мужчиной, а небольшая усталость, небритость и наметившиеся под глазами мешки только добавляли ему сексуальности. Я изо всех сил старалась не вспоминать о былом, но противостоять картинкам из прошлого было тяжело.
— Ты читал интервью Эми? — спросила я. Мы уже успели обсудить успехи Эйдена, при этом про случай с кроваткой я решила ему не говорить, и обменяться дежурными любезностями с родителями Роба: «На улице вполне сносно для этого времени года, не правда ли? — Тепло не по сезону. — Только и думаешь: не надвигается ли гроза, которая положит конец этой красоте?»
— Да, — лаконично ответил он, что для него было столь нетипично, что я невольно задумалась, не удерживается ли он специально от более пространного высказывания.
— И? Что думаешь по этому поводу?
— Тебе не понравится. — Роб сидел, сгорбившись над кружкой, и ему потребовалось приподнять голову, чтобы посмотреть мне в глаза.
— Говори уже!
— Думаю, она права.
— Что?! — быстро выдохнула я.
— Выслушай меня, ладно? И не делай поспешных выводов о том, что я собираюсь записать тебя в плохие матери.
— Даже не думала об этом, пока ты не сказал.
— Упс. Ну ладно, в любом случае знай, что я не считаю тебя плохой матерью. — Он покраснел и снова воззрился на свой чай. — Просто… кое-что из сказанного ею похоже на правду. Эйден был малость шальным, и нам обоим казалось, что это круто. Он был смелым и активным ребёнком. Мне нравилось, что Эйден мог запросто залезть на дерево или целыми днями играть в саду, ловя пауков. Не знаю, может, это какой-то дурацкий мужской предрассудок, но мне было приятно, что он настоящий пацан, понимаешь?
— Да, — ответила я. — И да, это дурацкий мужской предрассудок.
Он вовсю распахнул ресницы и закатил глаза:
— То, что сказала Эми, подло и мерзко. Она намекает на то, что мы бросили Эйдена в беде, что, конечно же, не так.
Я закусила губу: меня мучил один вопрос, но каждый раз, когда я порывалась его задать, на глаза наворачивались слезы, и я боялась, что просто не смогу произнести этих слов.
— Скажи… Эйден правда был таким ужасным ребёнком? — Тяжёлый камень спал у меня с плеч, и я медленно, протяжно выдохнула.
— Нет, Эмма, что ты, он не был ужасным ребёнком. Он просто под настроение превращался в маленького сорванца, вот и всё. Думаю, он никогда ничего не делал со зла. Согласна?
Я пожала плечами, стараясь не обращать внимания на дрожь, которая начинала охватывать всё тело, и отчаянно борясь с желанием разрыдаться. На меня давило бремя заботы о больном сыне, и усталость уже гнездилась буквально в каждой клеточке, хотя в тот момент я не хотела себе в этом признаваться. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что следовало бы обратиться за помощью, но я была упряма и настроена держать всё под контролем. Проблема заключалась в том, что, стараясь сохранить этот самый контроль, я не осознавала, что преуспеть в этом мне не суждено.
— Помнишь тот поход по Бретани? — спросил Роб.
Я кивнула, сжимая чашку с чаем в руках, чтобы они не дрожали, и вполуха слушая Роба.
— Мы тогда взяли с собой Джози и Хью. Господи, как же Эйден сходил с ума, пока мы ехали! Я думал, у меня барабанные перепонки полопаются. Хью взял огромную палатку с маленькими окошками и тамбуром, мы неделю не ели ничего, кроме сосисок с фасолью. Но я не об этом — помнишь, как Эйден подшутил над немецкой парочкой, которые жили через две палатки от нас?
Я покачала головой. Та неделя прошла как в тумане. Джози и Хью как раз покатились вниз по опасной дорожке к тому, что зовётся «неудачным браком», так что мы с Джози провели всю неделю, потягивая шардонне. Сколько я ни пыталась уклониться от этого инициированного ею маленького запоя, ей всякий раз удавалось втянуть меня обратно. Понятно, что при таком раскладе Роб и Хью остались за старших.
Что я отлично запомнила, так это то, как мы хохотали. Мы засиживались у костра до поздней ночи, болтая обо всём подряд, и Эйден сидел с нами. Хью нравилось развлекать нас, рассказывая истории о первых годах обучения в школе для мальчиков, а я только и успевала закрывать Эйдену уши, когда наш комик рассказывал о том, как они заставали других мальчишек за разными неподобающими занятиями. Мы просто умирали со смеху от его историй, которые он рассказывал, приправляя повествование изображением забавной дикции и дурашливых гримас.
— Помнишь, в кемпинге стоял маленький нелепый флагшток с французским флагом? Он был наверно раза в два меньше обычного. Ну и Эйден стащил у немцев из палатки пару лифчиков, залез на флагшток и привязал их наверху. Обладательница белья была женщиной крупной, и лифчики сразу стали хлопать на ветру, словно флаги.
— Странно, но я этого не помню… Сколько же ему тогда было?
— Чуть больше пяти, — напомнил Роб. — Маленький проказник.
Роб, казалось, был в восторге от озорства своего сына, однако я не могла разделить его чувств. Почему я не помню, чтобы он так себя вёл?! В голове вертелись различные воспоминания, но во всех них Эйден был милым, умным мальчиком. Но в нем были и другие черты: иногда он становился непослушным. Когда ему было три, он пристрастился к воровству — например, хватал шоколадки с полок супермаркета, но в нашу тележку их не клал. Однажды я засекла, как он тайком положил их в чужую тележку, пока покупатель не смотрел. Я поймала его, отчитала и забыла об этом случае, и только интервью Эми снова напомнило мне о некоторых ещё более озорных поступках Эйдена. Можно ли подобное поведение считать нормальным для трёхлетнего ребёнка? Теперь я ничего не могла с собой поделать и, похоже, занималась активным поиском в памяти примеров его плохого поведения.
— Ты в порядке? — забеспокоился Роб.
— Да, — соврала я.
— Как дела у Джози? Есть новости от Хью?
— Я ей не звонила. — Я наконец оставила свою кружку в покое и провела тёплыми руками по лицу. Стыдно, что я не пообщалась с лучшей подругой после случившегося у неё тяжёлого разрыва.
— Давай ты оставишь Эйдена на нас на несколько часов, а сама съездишь к ней? — предложил Роб. — Эйден и так круглосуточно с тобой с тех пор, как он нашёлся, тебе нужен перерыв.
На тот момент перспектива провести хоть несколько часов без Эйдена казалась райским блаженством. Как бы я ни хотела полностью контролировать ситуацию с травмированным сыном, мне было необходимо побыть вдали от него, нужно было отдышаться.