Я выпустила из рук истерзанную ткань:
— Спасибо, большое спасибо! Можно теперь зайти к нему?
Мне нужно было побыть с ним несколько минут перед тем, как звонить родителям Роба. Эгоистично это было или, напротив, вполне разумно — я в то время не знала да и знать не хотела. Я не особо думала о своих чувствах, а защищала своего сына. Меньше всего ему были нужны толпы исполненных благих намерений посетителей и врачей. Я следовала за Шаффером и Стивенсоном по коридору, избегая пристальных взглядов снующих туда-сюда медсестёр, и впервые заметила, что в отделении находились и другие дети. Проходя мимо палат, я старалась не глазеть внутрь, но через открытые двери я успевала увидеть хихикающих ребятишек и их отцов, корчащих им смешные рожицы. На руках и ногах у детей был гипс. Сломанная конечность — обычная причина пребывания ребёнка в больнице. Вернувшись в школу, они соберут на своих повязках подписи и дурацкие рисунки всех своих друзей и станут рассказывать прикольные истории («…а потом соседский доберман погнал меня к забору, и я почти уже перелез, но тут джинсами за что-то зацепился и ка-ак шмякнулся на землю!») и хвастаться шрамами. Какое-то время они будут вести себя особенно шумно и весело, поймав кураж после своего счастливого спасения от «смерти». Но только не мой сын.
— Ну что, Эйден? — Входя в палату, я постаралась сохранить в голосе бодрые и весёлые интонации. Эйден сидел, привалившись спиной к спинке кровати и держа в руке кружку с соком, который отпивал маленькими глотками. Я подошла к кровати и, придвигая стул поближе к ней, пресекла ещё один порыв зарыдать и откашлялась. Я была полна решимости прекратить думать о том, через что ему пришлось пройти. Всё, больше не могу и не буду. — Тебе уже, наверно, люди осточертели, постоянно мешают мультфильмы смотреть! — На этот раз я позволила себе повнимательнее взглянуть на него, не упуская ни одной детали: пышные тёмные ресницы, щуплые плеч, густые прямые волосы. Они наконец слились с тем образом темноволосого мальчугана с царапинами на коленках и улыбкой на лице, сохранившимся в моей памяти. Выражение его лица сейчас было спокойным и безмятежным, а все движения он совершал не спеша: медленно поворачивал голову, моргал, ставил на прикроватный столик кружку.
Малышка у меня в животе снова засучила ножками. Мне очень захотелось взять руку Эйдена и положить её на живот, чтобы он почувствовал сам, но вместо этого я прижала к животу лишь свою:
— Это твоя младшая сестра говорит тебе привет. Видишь, как много людей хотят с тобой поздороваться! Знаешь, я бы пришла пораньше, но я не знала, где ты был. Прости меня, Эйден. Мне так жаль, что я этого не знала. Но теперь я всегда буду это знать, обещаю! Всё у нас с тобой наладится. Мы вместе всё сделаем, ты и я. Мы снова будем одной командой, как тогда, когда жили у бабушки в доме, помнишь? Мы с тобой боролись с преступностью: ты был суперменом и, естественно, носил плащ, а я была твоим помощником, и тебе каждый раз удавалось сделать так, чтобы злодеи не улизнули. Мы снова займёмся злодеями, обещаю!
Это всё, на что хватило моей бодрости — дольше моя маска не выдержала бы. Следующие пять минут мы с сыном просто смотрели мультики. Я опустила руку на кровать рядом с ним — в этот момент он стрельнул глазами на мой жест, но не вздрогнул и не отшатнулся. Тем не менее я пока не решалась прикоснуться к нему.
Я тогда подумала: он ведёт себя удивительно хладнокровно. Да, врачи уверяли, что он в шоке, но он вовсе не казался мне шокированным или напуганным. Он выглядел вполне уверенным в себе и держался совершенно непринуждённо, игнорируя всех и устремив всё своё внимание только на то, что для него сейчас имело наибольшее значение: на мультфильмы. Ну а кто бы стал его винить? Он сильно пострадал от рук какого-то взрослого — так зачем ему после этого общаться с другими взрослыми? Я была далека от мысли, чтобы обвинять его в отсутствии желания общаться с кем-либо из нас.
От чар, под действием которых я оказалась в этой тихой палате, меня освободил Джейк:
— Эмма, солнышко, нужно им позвонить.
Я кивнула. Который час? По-моему, я уже несколько часов не смотрела на часы на телефоне. Отдала Джейку сумочку и забыла обо всём. Нетвёрдой походкой я пересекла палату и взяла у него сумку. Убрав волосы с липкого лба, я нашарила телефон в недрах сумки: было почти семь. Мы провели здесь чуть менее трёх часов. В это время Соня и Питер обычно садились поужинать на кухне своей гостиницы. Питер был высок и широкоплеч, как и Роб — телосложение боксёра, в молодости бокс и был его хобби. Соня была женщиной миниатюрной: худые, чуть сутулые плечи и тонкие как щепки ноги, что в сочетании с объёмным блондинистым каре делало её похожей на леденец на палочке. Одетые обычно в кашемировые свитеры Marks & Spencer и тщательно выглаженные джинсы, они были воплощением милой среднестатистической сельской четы.
От мысли о том, что мне придётся сказать им то, что нужно сказать, я тут же почувствовала головокружение и тошноту. Но я вспомнила, как они сразу же полюбили Эйдена. После школы мы, бывало, заходили в гостиницу, и Соня выбегала навстречу с коробкой лакричного ассорти и книжкой комиксов. Эйдену никогда особо не нравилась лакрица, да и с комиксами они вечно промахивались, но он всегда благодарил их и смеялся над неудачными шутками Питера. Они брали его на ферму, находившуюся за пределами города, чтобы показать ягнят, и на проходившие в окрестностях сельские ярмарки. Они держали его за ручки и показывали всё самое интересное, ничего не пропуская, угощали сахарной ватой и дарили разные маленькие безделушки. Я вышла из палаты, нашла тихое место для звонка, поднесла телефон к уху и заплакала.
— Гостиница «Бишоптаун»! — сказала в трубку Соня.
— Соня, это Эмма.
— Эмма, дорогая, что у тебя с голосом?! — Она затаила дыхание. — Что-то про Эйдена?
— Да.
На том конце линии раздались всхлипы.
— Питер! Питер, это Эмма. Она хочет что-то сказать про Эйдена.
Я представила себе, как он спешит к телефону в своих шерстяных носках, закрыла глаза и глубоко вздохнула.
— Соня, вы меня не так поняли. Тело не нашли. Нашли самого Эйдена, он жив!
В трубке установилась тишина, а потом на заднем плане раздался голос отца Роба: «Соня! Что она сказала, Соня? Расскажи мне!»
— Он… жив?!
— Жив и находится в больнице Сент-Майклз. Мне сложно объяснить всё по телефону, трудно… Вам с ним просто нужно увидеться. — Я решила, что предупрежу их при личной встрече, а по телефону не стану. — И… ну… в общем, нужно позвонить Робу. Ему тоже надо прийти.
— Ладно. Хорошо… Я… А ты уверена?
— Я уверена, Соня.
— Ох… О боже, это…
— Мне надо идти. Встретимся здесь, в больнице.
Я отняла телефон от уха и завершила звонок, сделав глубокий вдох, которому никто не помешал. Прислонившись к стене пустынной комнаты ожидания, я на секунду закрыла глаза.
— Эээ, миссис Прайс-Хьюитт!
Я открыла глаза, резко бросив плечи вниз. В дверях, засунув руки глубоко в карманы халата, стоял доктор Шаффер.
— Если у вас есть пара минут, то сейчас бы самое время взять у вас кровь на анализ. Чем быстрее мы сделаем анализы, тем лучше.
— Конечно, — с готовностью согласилась я.
— Как вы себя чувствуете? Вы готовы? — спросил он, имея в виду забор крови.
Но, покинув комнату ожидания и следуя за доктором, я всё размышляла над этим вопросом и сколько ни пыталась, ответить на него не могла.
8
Мне предложили чашку чая, бутерброд и план дальнейших действий. Предстояло ещё несколько процедур: рентген, УЗИ, психодиагностика, потом осмотр у терапевта. Также могло потребоваться осмотреть наш дом на предмет его «соответствия» положению вещей. В общем, очень много всего. С перебором.
Увидев Эйдена, Соня и Питер не смогли сдержать слёз, но Соня всё-таки повернулась ко мне и кивнула — они признали его. Как и я, они увидели в нём Роба. Флеботомист взял у меня порцию крови, но лично мне это уже было не нужно. Мальчик, находившийся в этой палате, был Эйденом, и мы все это знали.
Я почти уснула, когда для разговора со мной пришёл социальный работник, но в итоге говорил с ним в основном Джейк. К этому моменту мало что, кроме Эйдена, имело для меня значение, и уж точно не этот допрос с пристрастием, который мне устроили, чтобы выяснить, какая я мать. К десяти часам вечера голова у меня кружилась кругом, но соцработник был, по всей видимости, доволен собеседованием и сообщил нам, что ещё «заскочит» к нам домой, когда Эйдена выпишут из больницы. Я неохотно вышла из палаты Эйдена, чтобы оставить его в покое, и, ускользнув от остальных, раздобыла бутылку воды. Выйдя за двери больницы, я пристроилась на неудобной каменной скамье, не обращая внимания на мелкий дождик, орошающий мне волосы. Они тут же закучерявятся, но мне было все равно.
— Я позвонила Робу.
Я вздрогнула: Соня двигалась бесшумно, словно кошка. Её голос прорезал толщу моих тягостных мыслей, заставив вернуться к реальности.
— Спасибо.
Она села рядом со мной, оставив между нами достаточно места для того, чтобы там разместился ещё один человек, и обхватила себя руками:
— Это точно он. Даже не знаю, радоваться или плакать от того, что ему довелось испытать…
— Знакомое чувство.
— Не сомневаюсь. — Она повернулась ко мне лицом. — Хотелось бы сказать, что это подарок судьбы, но… не могу. Он такой странный… сидит там, почти не шевелится… — Она прикрыла рот рукой. — Он никогда не был таким спокойным. Питер звал его Тарахтелкой. Он нам рассказывал о каждом паучке, о каждом червячке, которого в саду нашёл… Прямо такой мальчик-мальчик!
— Я помню, — кивнула я.
— Роб приедет завтра утром. — Она поёрзала, почувствовав себя не слишком комфортно. — Он взял отгул.
— Здорово. Он нужен Эйдену. Мы все ему нужны.
Соня кивнула и погрызла ноготь на большом пальце.
— Где Эйден будет жить после больницы?
Я с удивлением посмотрела на неё: