– Да… Все из-за церкви. Я думаю о несчастном кузене Руперте, которому предстоит вечно покоиться в таком месте!
Элси рада была бы тоже удариться в слезы, но не смогла.
В юности она любила ходить в церковь. Это место неизменно вдохновляло ее, рождало возвышенные мысли и чувства. Но в какой-то момент – кажется, примерно, когда погиб Па – ее отношение переменилось. Церковь стала огромным увеличительным стеклом, поднесенным к ее лицу – и через это стекло на нее глазело множество людей. Вот и сегодня ощущение было примерно таким же. Фейфордская беднота не смотрела открыто ей в глаза, но, будьте покойны, все они ее заметили и держали ухо востро, словно охотничьи псы, почуявшие кровь.
Служба шла по заведенному порядку: псалмы и гимны, чтение Евангелия, проповедь мистера Андервуда, зажжение рождественской свечи. Под конец Сару трясло от холода. Элси заметила, как дрожал ее голос на словах «Господи – твердыня». Она протянула руку, чтобы обнять Сару за плечи, как вдруг толчок изнутри под ложечку заставил ее замереть.
Сара вскинула голову и вытаращила глаза.
– Миссис Бейнбридж?
Элси прижала руку к животу и снова почувствовала это: под пуговками, внутри что-то ощутимо брыкалось.
– Что-то с ребенком?
– Да. Он зашевелился.
Сара просияла и, не спрашивая позволения, приложила ладошку к корсажу Элси.
Непривычное ощущение: тепло от Сариной руки снаружи, ребенок, толкающий ее из своего влажного, скользкого обиталища внутри. Ужасно, если вдуматься. Один Бейнбридж снаружи, другой замкнут внутри, а она – не более чем тонкая перегородка, стенка, сквозь которую они могут общаться.
Элси опустила глаза вниз, на черный креп своего платья и на перчатку Сары, серую на его фоне. У нее появилось странное чувство, будто это не ее живот – что больше он ей не принадлежит. Это просто оболочка. Она была оболочкой, внутри которой росло другое, чужое тело.
Элси решила возвращаться в Бридж пешком. Движение, подумала она, пойдет ей на пользу, поможет разогнать кровь и развеет неприятное ощущение вторжения в ее собственное тело. Сопровождать ее согласилась Хелен. Сара оглохла на одно ухо от простуды, а Мейбл не выдержала бы столь долгой прогулки из-за раненой ноги, так что они воспользовались коляской миссис Холт.
Во время службы прошел дождь, и усеянные опавшими листьями дорожки стали скользкими. Из кустов выбирались улитки, вытягивая шеи. Раз или два Элси пришлось обходить их прямо по мокрой траве, чтобы не наступить ненароком.
– Господи, мэм, придется Мейбл приготовить вам сухую одежду, как вернемся, – сказала Хелен. – Вам совсем негоже простужаться, в вашем-то состоянии.
– Спасибо, Хелен, я уверена, что она обо мне позаботится, – у Элси замерзли и онемели ноги. Еще одна пара чулок безнадежно испорчена. Хорошо еще, если от такой сырости ее креповое платье не сядет и не станет ей мало.
Отбивая башмаками неровный ритм, они пересекли мост с каменными львами. Над рекой поднимался тонкий белесый парок. Он напомнил Элси о спичечной фабрике. Закрыв глаза, она могла даже представить себе запах фосфора, который преследовал ее в те дни. Она ненавидела этот запах, но почему-то нуждалась в нем: для нее это была связь с домом, с Джолионом.
Чем сейчас может быть занят Джолион? Вероятно, отдает распоряжения новым девушкам в цеху или готовится к отъезду, чтобы выехать из дома на Рождество. Только когда он вернется в Бридж, Элси снова почувствует себя в своей тарелке. Брат слишком долго отсутствовал, и это расстраивало ее. Это неестественно – так долго быть с ним в разлуке.
Хелен выразительно покашляла.
– Мэм?
– Да, Хелен?
– Можно, я кое о чем вас спрошу?
Элси пригнулась, увернувшись от ветки, с которой, будто с кончиков пальцев, капала вода.
– Конечно.
– Что случилось с вашими руками, мэм?
– Что ты имеешь в виду?
– Ваши руки. Я ни разу не видела, чтобы вы снимали перчатки. Вот и подумала, может… может, вы их как-то повредили?
Руки Элси чесались и горели под черными кружевными перчатками: почти точная копия рук самой Хелен, мозолистых, с распухшими суставами и грязью, въевшейся в кожу.
– Ты права, Хелен. Это был несчастный случай. Они обожжены.
Хелен тихонько охнула.
– Вот уж не повезло. С огнем нужно обращаться очень осторожно, мэм. Знавала я как-то одну женщину в Торбери Сент-Джуд – давно. Платье ее маленькой дочки загорелось от свечки и вспыхнуло.
Элси пробрало холодом до самых костей.
– Нам еще далеко?
– Не очень. Еще два поворота, и увидим парк. – Тыльной стороной руки Хелен отерла влагу с лица. От холодного, сырого воздуха ее красная кожа выглядела еще румянее. – Но, пока мы еще не дошли, мэм, я хотела еще спросить… вы больше не заходили туда, в детскую?
– Нет, конечно. Да и незачем мне было туда заходить.
– А, – короткая пауза. – Мэм, а можно, я задам еще вопрос?
– Боже праведный, я думала, что это будет всего лишь прогулка, а не допрос.
– Извините меня, мэм. Я только подумала, не надо ли нам еще прислуги, когда появится ребеночек? Мейбл получит повышение, а одной только стирки прибавится столько – у меня ж не будет времени даже голову поднять.
И задавать столько вопросов.
– Конечно, я найму ребенку нянь, на Благовещение. А пока у меня совсем другие расходы.
Они уже почти добрались. Элси даже слышала, как лязгают садовые ножницы в парке.
Появилась надежда, что они успеют оказаться под крышей до того, как дождь опять разойдется. Иссиня-серые тучи сбивались вместе, готовые к нападению. Солнце подсвечивало их сзади, и они светились по краям.
– Пожалуй, надо отпустить садовников до завтра, – сказала Элси. – Они могут вымокнуть до нитки, работая в такую погоду.
Хелен удивленно подняла брови.
– Не думаю, что сегодня приходили садовники.
– Разумеется, приходили, разве ты их не слышишь? Прислушайся.
Хелен покачала головой.
– Они обрезают цветы или подстригают живые изгороди. Ты в самом деле ничего не слышишь? – Звук нарастал, становился громче и походил на то, как лезвие точат о брусок. Вжик, вжик. Элси остановилась, взяла Хелен под руку. – Ну же, вот оно.
Хелен растерянно моргала. Вид у нее был на редкость глупый. Элси никогда не приходилось видеть более глупого взгляда – Хелен, должно быть, долго тренировалась, чтобы так выглядеть.
– Ничего, не обращай внимания.
Как и обещала Хелен, после двух поворотов дороги они увидели парк. На фоне неба вечнозеленые деревца казались яркими и полными жизни. Между увядшими живыми изгородями Элси увидела ворону, но садовников не было. Должно быть, они работали с другой стороны.
– Надеюсь, вы не будете слишком унывать в Рождество, мэм, – подала голос Хелен. – Вспоминать о бедном хозяине и все такое… в первое Рождество всегда трудно приходится.
– Да.
– Хозяин был всего на несколько лет старше меня. Так уж это несправедливо…
Хелен поминала Руперта чаще других слуг. Возможно, дело было как раз в их сходном возрасте или в том, что она обнаружила его тело.
– Из твоих слов, Хелен, можно понять, что ты любила хозяина. Мне приятно это слышать.
Служанка нерешительно улыбнулась.
– Он всегда ласково со мной говорил. Я думаю, это было хорошо с его стороны – уделять внимание прислуге.
Видит Бог, лондонская прислуга не заслуживала хорошего отношения. Злорадные и неблагодарные, хотя и отлично вышколены.
– А еще, – продолжала Хелен, – он немножко со мной говорил про тот день. Ну, о том, что читал ту книгу и как нашел буквы в детской.
Снова детская. Элси поежилась, когда капля дождя сорвалась с ветки и упала ей за шиворот.
– Тебе следует перестать думать об этом, Хелен. Ты уже говорила мне – мистер Бейнбридж считал, что надпись осталась от прежнего владельца. Он не думал, что ее оставило привидение.
– Нет, – согласилась женщина. – Но только он не знал, что я прибирала там неделей раньше и сложила все кубики в коробку. А надпись на пыли он и вовсе не видел. «Мама», вот что там было написано в тот день. А обычно там было целое предложение. – Элси не хотела знать, что это было за предложение, но Хелен явно решила посвятить ее в подробности. – «Мама сделала мне больно», вот какое.
Элси не отвечала.
Они приближались к дому и обогнули мокрые от дождя изгороди, от которых исходил запах мха и травы. Элси продолжала слышать звук неутомимых ножниц, он уже начал действовать ей на нервы.
Поравнявшись с фонтаном, Хелен снова принялась болтать.
– А как вы думаете, мэм, что это все же было? Кто мне писал?
– Это Мейбл, – отрезала выведенная из терпения Элси. – Она тебя разыгрывает. Пишет тебе всякую ерунду, а потом делает вид, будто сама не видит надписи. Ничего не может быть проще.
– Мейбл? Да она своего имени написать не умеет, мэм, не то что… – Хелен не закончила фразу, захрипев и уставившись куда-то с открытым ртом.
Элси подскочила к ней, заглядывая в лицо.
– Что? Что такое? – На щеках Хелен больше не цвели розы. Даже губы ее побелели. – Тебе плохо?
Хелен молча вытянула руку и ткнула пальцем, указывая на что-то.
Элси не хотела смотреть. Она не хотела, чтобы ее глаза проследовали в указанную сторону, но они повернулись туда, против ее воли, ведомые неким роковым инстинктом.
Из окна карточного салона выглядывала деревянная девочка. Часть ее лица закрывали тени, похожие на ветви дерева. Рога – это были рога. Она стояла точно под головой оленя. Но не это притягивало взгляд Элси, а окно слева.
Прямоугольник с отпечатавшейся на стекле грязной ладошкой.
– Может быть, это садовники…
– Нет, – Хелен сглотнула. – Гляньте, след-то на внутренней стороне.
Было трудно дышать. Младенец толкался, вертелся, вызывая спазмы в желудке. А в воздухе продолжали звучать зловещие ножницы: вжик, вжик.
Элси встряхнулась. Делаешь из мухи слона