Элси чуть не выронила чашку.
– Я показывалась врачу в Бридже. Он сказал, что мое состояние не вызывает опасений и я достаточно крепка для поездки.
– Но это еще не полное выздоровление, правда?
– Признаю, я еще слаба, Джо, но мне не нужно другого лечения, кроме отдыха и бокала вина в день.
– Ты пережила нервное потрясение, шок. Подобные эпизоды не следует оставлять без внимания. В наши дни у докторов есть всевозможные средства, которые тебе помогут – ингаляции паром, холодные сидячие ванны.
Она сделала глоток, но чай показался кислым, а в горле запершило.
– Я думала, мы обо всем договорились. Я не… Все это было просто злой шуткой.
– Да, – Джолион тщательно пережевывал хлеб с маслом, избегая ее взгляда. – Я и не предполагаю ничего иного. Однако и это – ужасный удар по нервной системе. А на фоне всего остального – кончина Руперта, безвременная и такая внезапная.
– Джолион…
– А дальше? Ты только посмотри, что происходит! Ты теряешь ребенка. Было бы странно и неестественно, если бы это не потрясло тебя до глубины души. Нет ничего постыдного, ты и сама понимаешь, в том, чтобы принять помощь. Просто небольшое подспорье, чтобы укрепить нервы и немного поднять дух.
– Я понимаю тебя, – Элси поставила чашку на блюдце. – Но уверяю, в этом нет необходимости. Прошу, не трать без надобности свои деньги. С подобными вещами я всю жизнь справлялась сама. – Джолион открыл было рот, чтобы заговорить, но она его опередила. – Такая у меня судьба, Джо. Я доверяюсь людям, а они злоупотребляют моим доверием. Мне просто нужно собраться с силами и запомнить этот урок.
Только сейчас Элси заметила, что дрожит, и поскорее сложила руки на коленях.
– Хотя бы, – ласково сказал Джолион, выпрямляясь на стуле, – хотя бы прими помощь в части «собраться с силами». Это мой долг, Элси, как любящего брата, позаботиться о тебе. Ты такая храбрая и мужественная, что я часто забываю о твоей принадлежности к слабому полу. А значит, ты не должна сама справляться с подобными вещами, не создана для этого.
Элси проглотила возражение, чтобы не ранить брата. В свои двадцать три года он хочет чувствовать себя взрослым, ответственным мужчиной.
– Ты уже выполнил свой долг.
– О нет, это далеко не так. – Джолион нахмурил брови, стал серьезным. – Я беспокоюсь за тебя, Элси. Мы должны быть осмотрительны. После… – он замялся, двигая кадыком, – после того, что случилось с Ма.
Элси впилась взглядом прямо в глаза Джолиона, всмотрелась в карие радужные оболочки, бегающие из стороны в сторону, в зрачки-точечки. Но в его мысли она не могла проникнуть. Он ничем себя не выдал.
Элси поймала себя на том, что не дышит.
– Ма? – прошептала она.
– Я о том, какой она была в самом конце.
– Ты был слишком мал, чтобы это помнить.
– Уверяю тебя, что живо все помню.
Как ей скрыть это – необъяснимую дрожь пальцев, какой-то трепет глубоко в душе?
– Я не знала. Мне очень жаль, Джо. Это было ужасное время. Если бы я могла, то избавила бы тебя от воспоминаний.
Последовало долгое молчание.
– Я помню, – осторожно, подбирая слова, заговорил Джолион, – она была совсем плоха. Видела чертей и чудовищ. А потом, в самом конце, вообще наступил кошмар. Она все время нашептывала мне разное и обвиняла тебя – в чем только она тебя не обвиняла.
– Меня?
– Она была совершенно не в себе. Это было понятно даже мне, хоть я и был еще совсем мал. Но она была нашей матерью, Элси, а такое может передаваться по наследству.
У Элси скривилось лицо.
– У нее был тиф! И ужасная лихорадка – при таком жаре любому начало бы мерещиться.
– Путаница у нее в голове от тифа усугубилась, но началось-то все раньше. Да ты сама мне рассказывала. Говорила, что это с ней после смерти Па.
– Да. Говорила. Конечно, горе изменило ее. Но она не то чтобы сошла с ума. Я, во всяком случае, так не считаю.
«Понимают ли люди, что сходят с ума?» – спрашивала она себя. Замечают ли, что нити их разума начинают рваться? Или просто уплывают в странный мир, похожий на сон? Никогда она не узнает этого, потому что они с Ма так и не поговорили на эту тему. Ну, а если быть до конца честной, Элси тогда было все равно, страдает ли Ма, – положа руку на сердце, она ей этого даже желала.
– Стоит ли рисковать? Не лучше ли навестить доктора?
Странное безразличие охватило Элси. Разве Джолион знает, что значит рисковать?
– Ты не можешь сравнивать, дорогой мой Джо. Но, знай ты родителей лучше, убедился бы, что я ни в чем на них не похожа. – Старая боль сдавила ей горло. – Ни в чем, понимаешь?
– Похожа, Элси. С этим ничего нельзя поделать. Они всегда с нами, в нашей крови, в самом нашем существе. Нравится нам это или нет.
Элси содрогнулась.
– Да. Да, видимо, это так.
Слишком быстро бьется сердце. У Элси затуманились глаза, губы пересохли. Послышалось тихое пение. Она не могла понять, раздается оно только у нее в ушах или это поют женщины во дворе.
Сквозь смог просачивался дневной свет, он заглядывал за занавески и выплескивал желтых зайчиков на поднос с чаем. Когда луч коснулся колена Элси, она резко поднялась. Ее чашка с блюдцем задребезжали.
Джолион недоуменно поднял глаза.
– Извини, – сказала она, вытирая рукой лоб. Ладонь стала скользкой от пота. – Извини, Джо. Я вдруг почувствовала себя из рук вон скверно. Лучше мне пойти и лечь.
На смену январю пришел сырой, промозглый февраль с пронизывающим ветром, который продувал насквозь фабричные корпуса и заставлял дым из трубы стелиться. Элси почти не замечала, как проходили дни. То ли из-за снотворных капель, прописанных врачом Джолиона, то ли от лавандовой микстуры, которую она по вечерам добавляла себе в вино, она пребывала в блаженном состоянии покоя, отрешенная от повседневных забот и треволнений.
Она бродила по фабрике, но ни за что не отвечала. Могла пойти мимо пропиточного цеха или поглядеть, как в другом цеху мальчики наносят фосфорную массу на поверхность сушильной плиты. Холодные порывы ветра выносили дым за ворота, и он смешивался с лондонским смогом. Временами Элси улавливала обрывки сернистого запаха, но это не беспокоило ее, как раньше. Запах был чем-то вроде легкого укола, небольшого толчка, но не острого лезвия ножа.
Когда ходить по двору стало слишком холодно, Элси начала заходить в корпуса, где делали спички. Здесь было легче двигаться и свободнее дышать, здесь она была как рыба в воде. Пар, грохот станков и машин, треск и шелест спичечной соломки – звуки фабрики были родными ей, как голос Джолиона. Элси наблюдала, как бегают, снуют ее работники, как блестит пила, и чувствовала, что силы восстанавливаются. Что она возвращается к жизни.
К марту она чувствовала себя совсем здоровой и начала обучать трех девочек, привезенных из Фейфорда.
– Смотри, – говорила Элси самой маленькой из них, веснушчатой девчушке, пытавшейся связать пучок соломки. – Возьми вот столько и положи под отметку. Это и будет правильное количество соломки для связки – тысяча восемьсот штук.
Подруга девочки была, казалось, испугана тем, что придется считать и складывать такие большие числа, но Элси ободрила ее и помогла, а тем временем первая, с веснушками, училась завязывать узлы.
– Я и сама этим занималась, – улыбнулась Элси, – когда мне было столько лет, сколько вам.
Конечно, тогда она работала уже не так расторопно и проворно – с обожженными-то руками.
Девочка не отвечала, хотя по ее лицу было видно, что она не поверила ни единому слову Элси. Наверное, это вправду странно, чтобы дочь владельца фабрики трудилась наравне с работницами, но Па говорил, что фабрику нельзя узнать, если на ней не поработать. Насколько Элси помнила, это была единственная полезная мысль, которую изрек Па.
Отойдя от девочек, Элси заметила, что за ней на полу остаются следы, как если бы она шла по песку. Машины стрекотали, соломка ссыпалась в желоб, в воздух поднялось облако пыли. Веснушчатая девочка из Фейфорда закашлялась. Постепенно пыль улеглась. И под ней, как по мановению волшебной палочки, исчезли следы Элси.
Любопытно было вспомнить о полах фабрики, испещренных неровностями, обо всех этих незаметных ямках и уступчиках, которые так легко не заметить, а еще проще сделать невидимыми, припорошив метелкой.
Элси поднялась по лестнице, направляясь к конторе, но на полпути остановилась, перегнулась через железные перила. Отсюда открывался вид на всю фабрику. Вот женщины, заполняющие формы и следящие за машинами – все их жизненные силы сгорают здесь, улетают с паром. Искры – это загораются и тут же умирают отдельные непокорные спички. Как быстро это происходит: вспышка и мгновенный переход из одного состояния в другое. Вот только что спичка была палочкой с гордой белоснежной головкой, а в следующий миг это уже обугленная, никудышная вещь. Усохшая и никому не нужная.
На ручных тележках связки соломки перевозили в пропиточный цех и обратно. Сушильные сараи располагались дальше, и из окна их почти не было видно.
Там. Это место – рядом с циркулярной пилой, оно просто незаметно отсюда. Если поскрести его поверхность, станет видно почерневшее выжженное пятно. Оттуда начался пожар. Туда Па со всех ног несся с ведром. А потом… там текла кровь. Очень много крови. Красные пятна на опилках. Красные струи между ножками стола. Странный красный цвет – темно-бордовый, будто кларет. Густой.
Большую часть убрали с помощью уксуса и воды, но Элси представлялось, что какая-то часть скрыта под опилками. Бурая, уже не такая красная. Бурая, словно патока.
Когда все произошло, Джолиону было всего шесть недель от роду. Па даже не успел включить сына в завещание. Пожелай Элси, она могла бы добиться, чтобы фабрика целиком и полностью принадлежала ей, до самого замужества. Но было бы неестественно лишать Джолиона доли. Элси было необходимо, чтобы брат подставил плечо и помог ей нести нелегкое бремя этого наследства: достояния, рожденного кровью.