– Вы знаете эту девушку?
Он сразу ее вспомнил:
– Да, конечно, я обслуживал столик. Но это было давно. Я не помню, когда и с кем она была, но думаю, что не одна…
Это был мой счастливый день. Я достала рисунок Пьетро из сумки и показала его.
– Он самый! Время от времени он здесь появляется, всегда с кем-то. Выглядит моложе, чем есть на самом деле. Этот парень что-то сделал? Он в розыске? С учетом того, как часто арестовывают бизнесменов, мне бы не хотелось проблем.
– Никаких проблем, уверяю вас. Мне просто нужно знать, приходил ли он сюда двенадцатого сентября. Сможете предоставить мне список тех, кто заплатил кредиткой или чеком в тот день? Для благого дела, прошу вас.
Метрдотель посмотрел на меня, нахмурившись. Пришлось прибегнуть к эффективному шаблону:
– Подумайте о своей сестре, матери… Такое может случиться с ними! Никто не узнает! Все останется между нами, клянусь, – я поднесла к губам указательные пальцы, скрестив их. Какая невинность, он тут же смягчился:
– Ладно, ладно. Сделаем так: Жоао уходит около пяти-шести вечера. Дольше он не задерживается. Я что-нибудь придумаю.
Я вернулась в оговоренное время. Метрдотель, занятый обслуживанием столиков, кивнул на экран компьютера за стойкой. Я села на табуретку. На экране уже был открыт список денежных поступлений за двенадцатое сентября. К счастью, мало кто платил наличными. Я записала имена всех, кто пользовался картой, одно за другим, их оказалось не так много. Попрощалась и вышла, сжимая в ладони блокнот.
Следующий шаг был прост: сравнить записанные имена с именами тех, кто общался со мной на сайте. Много времени на поиск совпадения не ушло: Кассио Рамос в списке, Кассио Рамирес на AmorIdeal.com. Не такое уж распространенное имя. Кассио Рамирес использовал псевдоним @remediodeamor[28], выдавал себя за привлекательного фармаколога и писал достаточно откровенно. Это было именно то, что я искала. Я написала ему на сайте, забросив приманку. Он сказал, что у него есть свободное время, и предложил встретиться на следующий день, в воскресенье вечером.
В гостиной я сказала Паулу, что, возможно, поужинаю с бандой Фернана Диаша, делая вид, будто мне неохота и вообще не особо интересно. Он лишь вскинул брови:
– Так, в самый последний момент?
– Да, но это еще не точно. Если тебе не все равно, Тигра, не бери в голову, я не пойду, – откликнулась я с расчетливой небрежностью.
– Да ладно, Чу, иди спокойно. Я тогда воспользуюсь случаем и пойду пить пиво с коллегами, которые непрестанно мне названивают. Жизнь такова, что если ты хочешь свободы, ты должен ее предоставлять другим.
Я вернулась к ноутбуку в надежде на ответ. Взглянув на экран, я увидела кучу смайликов от Кассио Рамиреса и предложение поужинать в «Спот».
«Отлично, я люблю этот ресторан!» – написала я в ответ. Мы договорились о точном времени. Уже рассвело, но спать мне не хотелось. Я открыла бутылку вина, чтобы расслабиться, и произнесла тост:
– Попался ты, засранец!
14
На улице поют цикады. Жанета сидит в машине с завязанными глазами. В багажнике кричит Джессика. Когда Жанета подошла к ней на автовокзале, девушка взволнованно представилась: «Я Джессика, через „и“». А теперь просто кричит. Извивается в темноте, заглушенная этнической песней на большой громкости. Жанету знобит, пот стекает по ее лбу. На этот раз ей дурно всю дорогу. Голова пульсирует, в ушах звенит. Как выбрать между плохим и ужасным? Джессика перекрикивает песню, приглушенные гортанные крики раздражают Жанету. Хоть бы она заткнулась и дала ей подумать.
В последние несколько дней она много думала. Она решительно не доверяет Веронике, интуиция подсказывает, что не стоит с ней встречаться, но ум требует уделить больше внимания будущему. Да нет, в одном женщина-полицейский права: она участвует во всем, но не знает практически ничего. Можно ли быть еще глупее?
Жанета мысленно проверяет информацию, которую почерпнула в дороге, стремясь побыстрее вернуться домой и записать все на бумаге. На несколько минут она даже начинает чувствовать себя сильной. Она уверена, что они не проезжали через платежные дорожные терминалы. Это должно исключить немало дорог. Она также подсчитала, сколько раз автомобиль поворачивал направо и налево после того, как выехал на грунтовку. Были еще подъемы, когда Брандао притормаживал. Все учтено. Значит, ферма находится далеко в лесу.
В какой-то момент ей показалось, что она слышит звук выстрела. Они были рядом с карьером? Церковные колокола, мычание коров, возможно, они подойдут, но это слишком общие звуки. И обезьяны-ревуны. Невозможно их не услышать, с их низкими голосами, криками, почти ревом, типичными для сельской местности Сан-Паулу. Откуда бы обезьянам-ревунам взяться так близко к столице? Для полиции, возможно, важно найти это место, думает она, но вскоре отвергает эту идею. Она уже потеряла волосы, не хочет лишиться еще и головы.
Она прислушивается к шагам Брандао и делает глубокий вдох.
– Давай, пташка, – говорит он, склоняясь над нею и отключая стереосистему. Жанета стонет от боли, когда он сжимает ее правую руку, чтобы помочь выйти из машины. Она чувствует себя обнаженной, беззащитной, разноцветной, в фиолетовых и зеленых пятнах. Брандао замечает оплошность и берет ее за запястье, проводя по влажной земле осторожнее, чем обычно. Он становится ласковым, уважая ее синяки. Сердце Жанеты охватывают смешанные чувства. После того избиения муж, обрабатывая ее раны, вел себя так, словно она была жертвой автомобильной катастрофы, а не его рук. И это выходило у него совершенно естественно. Она никогда не сможет понять, что творится в голове у Брандао. Положив руки на его плечи, Жанета спускается по винтовой лестнице. Он надевает ей на голову коробку и защелкивает замок на шее. Щелк. Она закрывает глаза. Вскоре комнату заполняет запах керосина и завариваемого кофе. Она воображает, что сказала бы Вероника, увидев ее здесь, с этой нелепой коробкой, в которой застряла ее голова. Страус… Так и есть. Она не может перестать думать о словах женщины-полицейского. Она – самый одинокий человек в мире. В душной коробке Жанета измеряет время собственным дыханием.
Брандао поднимается по лестнице, чтобы забрать Джессику. Джессика, Джессика – имя девушки прокручивается в ее голове. Зеленоглазка, приехавшая из Альтамиры на последнем автобусе в воскресенье, вся в мечтах и с маленьким багажом. Постойте, а что он делает с сумками? Она так ничего и не нашла. Доказательство того, что, возможно, он действительно отпускает их! Может, он не убийца. Может, это все театр, настоящая пытка для нее, призванная заставить ее поверить в реальность происходящего. Это объяснило бы тот факт, сколько времени у него уходит на то, чтобы привести сюда девушек после приготовления кофе. Возможно, это безумие, но не жестокость.
Если его арестуют, Брандао будет лечиться в клинике. Возможно, это даже можно вылечить. Вероника уверяла, что ни слова, сказанного Жанеттой, не появится на бумаге, начальник на ее стороне, он предоставил команду. Все хотят ей помочь, она будет под защитой. В ее мыслях бродит надежда, но это ненадолго. В коробку врываются крики Джессики, словно та избавилась от кляпа.
– Помогите, Боже, помогите! Отпусти меня, ублюдок, я заявлю на тебя, я пойду в полицию!
Брандао смеется, и на секунду все кажется театральной постановкой.
– Я – полиция, – заявляет он как раз перед тем, как крики боли прерывают угрозы Джессики.
– Нет, ради бога, только не это! Убери это с моей головы, убери! – Жанета слышит крики, рыдания, скрип цепей, прокручивание шкивов. У Джессики от испуга перехватывает дыхание. Все это не может быть ложью. Жанета задерживает дыхание и не шевелится. Она замирает так настолько, насколько только может, и слушает, как Брандао поднимается по лестнице и вновь захлопывает люк. Она понятия не имеет, сколько прошло времени, но следующее, что знает – Джессика разговаривает с ней. Она вырвалась на свободу? Или Брандао забыл заткнуть ей рот?
– Донья Глория, вытащите меня отсюда, развяжите меня! Вы, ребята, сумасшедшие? Мне нужно растить сына, меня ждет мама, не делайте этого со мной, я ничего не скажу полиции, клянусь! Никто не узнает… Я никому не скажу…
Жанета тоже думает о том, что ничего больше не будет рассказывать полиции. Повинуясь импульсу, она подносит дрожащие руки к металлической щеколде. Щелк. Сейчас или никогда. Она должна увидеть, что на самом деле здесь происходит. Не для того, чтобы рассказать Веронике, а ради собственного рассудка. Должна увидеть.
Она чуть-чуть приподнимает коробку, но ничего не может рассмотреть. Перед глазами все размыто, зрение приспосабливается к свету. Все по-прежнему выглядит нечетко, каждую секунду в поле зрения вторгается новая подробность. Она одновременно парализована страхом и заворожена. Это все равно что вдохнуть свежий воздух после того, как твоя голова надолго застряла в переполненной раковине. Жанета бросает коробку на пол и осторожно поворачивает стул.
Бункер намного больше, чем ей представлялось. К потолку крепится кольцевая балка, перекрывающая почти весь периметр. Прямо над головой горит множество свечей, освещая комнату. Это настолько жутко, что выглядит красиво. На соседней стене возвышается внушительная доска с инструментами, все аккуратно расставлено по размеру. Плоскогубцы, пилы, банки из-под майонеза, полные гвоздей, наручники, кнуты, ремни, маски, всевозможные кляпы, электрические провода, вибраторы, ножницы, скальпели, веревки, ножи всех видов, фотографии и рисунки связанных молодых женщин, приклеенные к стене.
Жанета замирает на минуту, рассматривая десятки изображений, похожих на архитектурные проекты: точные линии, подробные измерения, материалы для пыток. Там много всего, для чего – она не представляет и предпочитает не знать. Сердце сильно колотится в груди, желая выбраться через горло. Она поворачивается еще немного, зная, что вот-вот столкнется с невообразимым: цепи удерживают Джессику подвешенной, как птицу с распростертыми крыльями, в другом, более темном углу. Ее кожа натянута крючьями, всаженными в плоть, кровь вытекает из ран и капает на пол, забранный белым пластиком. Лужи скапливаются, образуя красные потеки. Жанета хочет встать, успокоить девушку, но не может двинуть ни единой мышцей. Она страдает от ужасающего чувства беспомощности. Она понятия не имеет, с чего начать. Все тело дрожит, реальность поражает ее с головы до ног.