– Гм! – задумчиво протянул Джорс. – Я, собственно, пребываю в полном неведении относительно того, почему мистер Рен был помещен под мою опеку.
– Потому что Ферручи хотел жениться на его вдове.
– Вот оно что! Ферручи заменил моего пациента другим человеком и убил его.
– По-видимому, – согласился Люциан. – Впрочем, я пребываю в таком же неведении, как и вы, доктор Джорс. Расскажите, как Рен попал сюда, и я поделюсь с вами всем, что сумел узнать после гибели на Женева-сквер того человека, который называл себя Бервином.
– Что ж, вы предлагаете честный обмен, – ответил Джорс и прокашлялся. – Я согласен. Не хочу, чтобы вы думали, будто я играю в одной команде с синьором Ферручи. В том, что я сделал, нет ничего предосудительного, и я не боюсь рассказать вам свою историю.
– Я в этом уверен, – с жаром подхватил Люциан. – О том, что между вами с Ферручи нет доверительных отношений, я догадался еще тогда, когда он выдумал, будто ваше свидетельство требуется только для того, чтобы уладить спор.
– Доверительных отношений! – эхом отозвался Джорс и презрительно улыбнулся. – Он никогда не доверял мне. Для этого он слишком хитер и самонадеян. Однако сейчас вы сами все узнаете.
– Я весь внимание, доктор.
– За неделю до минувшего Рождества ко мне пожаловал синьор Ферручи и сказал, что его интересует некий джентльмен по имени Майкл Клиэр, с которым он познакомился несколько лет назад в Италии. Клиэр, по его словам, стал его лучшим другом, но впоследствии настолько пристрастился к морфию, что их дружба прекратилась после громкой ссоры. Клиэр вернулся в Англию, и на несколько месяцев Ферручи потерял его из виду. Затем граф наведался в нашу страну и однажды встретил Клиэра на улице, совершенно больного и несчастного. Тот превратился в законченного наркомана, и эта пагубная привычка сказалась на его рассудке. По его словам, граф пожалел несчастного и отвез к нему домой – Клиэр, слава богу, смог вспомнить адрес.
– И где же это? – осведомился Люциан, доставая блокнот.
– Номер тридцать по улице Сент-Бертаз-роуд, Бейсуотер, – ответил Джорс и, после того как адвокат записал адрес в блокнот, продолжил: – Затем выяснилось, что Клиэр женат. Супруга сообщила Ферручи, что боится своего мужа, который в пьяном угаре – оказывается, он еще и пил без меры – часто угрожал убить ее. Они остались без денег, и бедная женщина пребывала в полной растерянности, не зная, что делать. Ферручи объяснил мне, что из дружеских побуждений стремится вернуть себе доверие Клиэра и что миссис Клиэр желает вылечить своего супруга. Вот тогда он и предложил поместить Клиэра в лечебницу и заплатить за него вместо жены.
– Очень коварный и вполне осуществимый план, – заметил Люциан. – Ну, доктор, и что же вы ему ответили?
– Разумеется, я согласился – при условии, что мужчина в обычном порядке будет обследован и признан невменяемым. После этого Ферручи удалился, пообещав привезти ко мне супругу несчастного. Он вновь явился, уже вместе с ней, в канун Рождества, в десять…
– Ага! – перебил его Люциан. – И на ней была черная сетчатая вуаль в бархатный горошек?
– Именно так, мистер Дензил. Вы знакомы с этой женщиной?
– Нет, но слышал о ней. Она была той самой женщиной, которая навещала Рента на Джерси-стрит. Вне всякого сомнения, Ферручи поджидал ее на заднем дворе.
– Кто такой Рент? – озадаченно спросил Джорс.
– Разве вам не знакомо это имя, доктор?
– Нет.
– И миссис Клиэр никогда не упоминала о нем?
– Никогда.
– А Ферручи?
– Нет. Я никогда не слышал этого имени, – невозмутимо ответил Джорс.
– Странно! – задумчиво протянул Дензил. – А мне представляется, что Рент находится в самом центре этого заговора. Ну ладно, оставим пока его. Прошу вас, продолжайте, дорогой доктор. Что же сообщила вам миссис Клиэр?
– О, она повторила рассказ Ферручи, чуточку приукрасив его, как это свойственно женщинам. Она боялась Майкла, который, находясь под воздействием морфия или спиртного, хватался за нож, грозя убить ее. Дважды ей удавалось обезоружить его, но теперь она устала и окончательно пала духом. Она не возражала против того, чтобы его поместили в мою лечебницу, поскольку граф Ферручи любезно согласился взять на себя все расходы, но желала дать мужу последний шанс. Затем, поскольку было уже поздно, она осталась здесь на ночь. Как и граф, кстати. А на Рождество они уехали.
– Когда они вернулись?
– Примерно через две недели. Они привезли с собой человека, которого оба называли Майклом Клиэром.
– Как он выглядел?
– Старик с седой бородой.
– Он действительно сумасшедший? – прямо спросил Люциан.
– Нет, сейчас он вовсе не сумасшедший. Он всего лишь умственно неполноценен, – прибег к профессиональному термину Джорс, – но тогда он явно повредился рассудком. Морфий разрушил его разум.
– Не спиртное?
– Нет, хотя миссис Клиэр и Ферручи настаивали именно на этом. Клиэр, если мне будет позволено называть его так, действительно вел себя очень буйно и вполне оправдывал желание супруги изолировать его. Она сообщила мне, что он часто воображал себя кем-нибудь другим. Иногда он представлялся Наполеоном, иногда – папой римским. Поэтому, когда после недельного пребывания в лечебнице он стал настаивать на том, что он Марк Рен, я отнес это на счет его очередной бредовой идеи.
– Но откуда, по-вашему, он мог взять это имя, доктор?
– Сэр, в то время газеты взахлеб обсуждали это дело и его загадочную природу. Поскольку в нашей лечебнице имеется читальная комната, я решил, что Клиэр прочел сообщения репортеров и, находясь в помутненном сознании, стал называть себя Реном. Впоследствии он впал в некое коматозное состояние и на несколько недель замкнулся в себе, не произнося ни слова. Он выглядел очень несчастным, напуганным и робко отзывался на имя Клиэр. Естественно, подобное поведение лишь укрепило меня в мысли, что Реном он называл себя во время бредовых галлюцинаций. Но потом ему стало лучше и он вновь заявил, что его зовут Рен. Разумеется, я не поверил. Тем не менее он был так настойчив, что я решил, что дело нечисто, и обратился к Ферручи.
– И что же он сказал?
– Он категорически отрицал, что мужчину зовут как-либо иначе, чем Клиэр. Что его супруга по настоянию двух врачей – потому как бедняга был должным образом признан невменяемым – вынуждена была поместить его в лечебницу; в общем, он столь упорно настаивал на своей первоначальной истории, что я счел абсурдным противопоставлять бред психически больного рассказу здорового человека. Кроме того, все, что касалось освидетельствования и помещения Клиэра в лечебницу, было проделано совершенно законно. Двое врачей – с полным на то правом – подтвердили факт его помешательства; а его жена – в то время я полагал миссис Клиэр таковой – дала согласие на его изоляцию от общества.
– И что же заставило вас заподозрить, что дело нечисто? – нетерпеливо спросил Люциан.
– Мой визит и встреча с вами, чтобы, по просьбе Ферручи, подтвердить его алиби, – ответил Джорс. – Мне показалось это странным, и я лишь укрепился в подозрениях, когда немного погодя ко мне наведался детектив по фамилии Линк.
– Но ведь вы с ним не встречались?
– Нет. В то время я был в Италии, но мне доложили о его визите. Во Флоренции из заслуживающего доверия источника я узнал историю женитьбы мистера Рена и о предшествовавшем ему обручении миссис Рен с Ферручи. Я понял, что во всем этом есть какой-то тайный замысел, но не мог понять, каким образом он был осуществлен, если не считать того, что Рен – а в то время я уже начал считать его таковым – был помещен в мою лечебницу под вымышленным именем. По возвращении я намеревался увидеться с вами, но слег с лихорадкой во Флоренции. А теперь, раз уж мы встретились, расскажите мне свою часть этой истории. А потом мы с вами навестим мистера Рена.
Люциану в этом деле требовалась помощь, поэтому он готов был довериться Джорсу. Он рассказал ему все, что знал сам, начиная с того момента, когда встретил Майкла Клиэра, урожденного Марка Рена, представившегося ему Марком Бервином, на Женева-сквер, и заканчивая тем, как в ходе дальнейшего расследования оказался в «Прибежище». Доктор Джорс выслушал его с величайшим вниманием. На его маленьком сморщенном личике блуждала угрюмая улыбка, и он несколько раз покачал головой, когда молодой адвокат закончил свой рассказ.
– Ужасный мир, мистер Дензил, просто ужасный! – проговорил он, вставая. – Идемте со мной, я покажу вам своего пациента.
– Но что вы обо всем этом думаете? – поинтересовался Дензил, которому не терпелось услышать хоть какие-нибудь комментарии.
– Я скажу вам об этом, – ответил Джорс, – после того, как вы выслушаете историю мистера Рена.
Через несколько минут Джорс ввел Люциана в уютную комнату с французскими окнами, выходившими на широкую веранду, откуда открывался замечательный вид на залитую солнцем лужайку с разбитыми на ней цветочными клумбами. На полках вдоль стен теснились книги, на столе лежали газеты и журналы, а подле окна, в удобном кресле, сидел пожилой мужчина с книгой в руках. Завидев входящего в комнату Джорса, он встал и шаркающей походкой направился к нему, на губах его играла старческая блаженная улыбка. Очевидно – и не без причины – бедняга полагал доктора своим лучшим другом.
– Так-так! – радостно обратился к нему Джорс. – Как вы себя чувствуете, мистер Рен?
– Очень хорошо, – негромко отозвался Рен. – А кто это с вами, доктор?
– Мой молодой друг, мистер Рен. Он желает выслушать вашу историю.
– Увы! Увы! – вздохнул Рен, и глаза его наполнились слезами. – Это очень печальная история, сэр.
Отец Дианы оказался пожилым мужчиной среднего роста, с седыми волосами и длинной седой бородой, ниспадавшей ему на грудь. На щеке у него Люциан заметил шрам, о котором говорила Диана, тот самый, по которому его якобы опознали как Рена. Он очень походил на Бервина фигурой и манерами, а вот черты лица отличались разительно хотя бы по тому, что тот был чисто выбрит, тогда как настоящий Рен носил бороду. Глаза у него были тусклыми и жалкими, и Люциан с первого взгляда понял, что Рен отнюдь не борец с несправедливым миром, а жертва мошенников.