– Гм! Вижу, вы побывали и в Южных морях.
– Но я не говорила об этом. Откуда вы узнали?
– Только аборигены используют слово «попка» в отношении римско-католических священников.
– Вы произносите это слово так же шикарно, как они, мистер Дензил. В любом случае я не собираюсь стоять в стороне. Спросите попку, если хотите что-то узнать, и попка вам все расскажет.
– Хорошо, госпожа Врэйн, можете и дальше хранить свои секреты, если только они не имеют отношения к делу, которое я пытаюсь распутать… Вы утверждаете, что и ваш отец был в Кэмден-Хилл в Сочельник?
– Я не говорила… но он был там, – спокойно ответила Лидия. – Ему было не очень хорошо. Папочка никак не может привыкнуть к английским зимам. Собственно, он и вызвал меня туда. Однако ему было так нехорошо, что он остался у Пегаллов до шести часов.
– А вас расстроило письмо.
– Точно. Вижу, что старушка Белла Тайлер времени зря не теряла. Я получила письмо и сразу уехала. У меня всего один родитель, и я слишком ценю его, чтобы хоронить, в то время как дураки живут дальше… Вот мы и приехали к Пегаллам. Надеюсь, вам понравится цирк, который они устроили из своего дома. Однако это тут ни при чем.
Респектабельное семейство обитало в небольшом доме красного кирпича в глубине ухоженного сада, скрытого от шоссе высоким, плотным забором из дерева, окрашенного зеленой краской. Тучная вдова и две полные дочери совершенно заслуженно получили от мисс Врэйн эпитет «тяжелых». Здоровье из них так и перло: красные щеки, черные волосы, лица, лишенные каких-либо выражений. Трио голландских кукол выглядело бы более одухотворенным. Однако все Пегаллы были хорошо одеты. Гостиная их дома казалась уютной, а дом выглядел ухоженным, но чрезвычайно унылым. Что такой ястреб, как госпожа Врэйн, делала в этой обывательской голубятне? Дензил даже предположить этого не мог. Но он не мог не восхититься и тактом, с которым она завела дружбу с семейством, чей аристократизм должен был скрадывать ее «подмоченную» репутацию, в то время как умственные способности трех женщин, представших перед молодым адвокатом, не могли постичь ее уловок или понять причин ее поведения.
«Как бы то ни было, эти женщины слишком честны, чтобы говорить неправду, – подумал Люциан, готовясь к испытанию, которым, судя по всему, должно было стать предстоящее представление. – Поэтому если эти дамы станут утверждать, что госпожа Врэйн была тут в Сочельник, то так оно и есть».
Девушки Пегалл и их мамаша в чепчике сердечно и очень самодовольно приветствовали Люциана, так как он выглядел воспитанным молодым человеком, но хитроумная Лидия расцеловалась с каждой из них, крепко обнялась и с радостью назвала каждую из женщин «дорогая». С другой стороны мисс Врэйн металась между девушками и их матерью словно птичка, «клевала» красные яблоки их щек, исподволь бросая лукавые взгляды на Люциана, словно призывая восхищаться ее талантом обольщения. Пирог и вино, портвейн и херес – все соответствовало викторианскому гостеприимству – времени молодости госпожи Пегалл. Все было восхитительно обустроено, словно на свадьбе. В то время как Лидия продолжала осуществлять свой план по реабилитации себя в глазах Люциана.
– Мы только что переехали из нашего поместья в Сомерсете, – объяснила госпожа Пегалл приятным голосом. – Девочки хотели посмотреть достопримечательности, так что я сказала: «Поедем, девочки, возможно, нам повезет краешком глаза увидеть королеву». Я уверена, что она столь же демократична, как мы.
– Вы часто выходили в свет в этом году, госпожа Врэйн? – поинтересовалась Беатрис Пегалл – старшая и более простая в общении из сестер.
– Нет, дорогая, – ответила Лидия, со вздохом поднеся изящный кружевной платочек к глазам. – Вы же знаете о моей потере.
Обе они застонали, и мисс Сесилия Пегалл, которая, судя по всему, была очень религиозной и посещала «Низкую церковь»[4], заметила, что «вся плоть – трава», а ее великолепная матушка добавила:
– Воистину, дорогая, воистину.
И потом все трое разом вздохнули и синхронно покачали головами, словно игрушечные мандарины.
– Я никогда не смогу разогнать эту печаль, – продолжала Лидия, все еще вытирая «слезы». – Но мне было бы много тяжелее, если бы у меня не было трех таких замечательных подруг… Ах! Никогда не забуду, как мы славно встретили этот Сочельник.
– Сочельник, дорогая госпожа Врэйн? – переспросила Сесилия.
– Вы были тогда так добры и хороши, – зарыдала Лидия, бросив косой взгляд на Люциана, чтобы он взял на заметку то, о чем дальше пойдет речь. – Мы играли в вист, не так ли?
– Четыре роббера, – простонала госпожа Пегалл. – Карты отложили после десяти, а потом еще молитва и краткий гимн… Но гимн нам тогда удался…
– Только вот ваш бедный батюшка фальшивил из-за больного горла, – с сожалением проговорила Беатрис. – Надеюсь, ему стало лучше. Он ведь ушел перед обедом… Говорите, вашему батюшке лучше?
– Да, дорогая, много лучше, – пробормотала Лидия. А Люциан подумал, что с тех пор прошло уже четыре месяца, и господин Клайн наверняка совершенно выздоровел.
– Он всегда с таким удовольствием пил мой чай, – проворковала Сесилия. – Господин Клайн говорил, что он ни на один другой чай не похож.
– Как-нибудь мы с папой зайдем еще раз так посидеть… подольше, – воскликнула Лидия. – Снова сыграем в вист.
– Но, дорогая госпожа Врэйн, вы не пройдете, не посидите с нами?
– Я должна идти, дорогая. – И Лидия расцеловала все семейство. – У меня столько дел, да и господин Дензил пойдет со мной. Папочка хочет проконсультироваться с ним относительно одного дела. Он – адвокат, я же говорила…
– Надеюсь, господин Дензил придет нас снова навестить, – объявила госпожа Пегалл, обменявшись рукопожатием с Люцианом. У нее оказалась жирная, опухшая рука, к тому же еще и влажная.
– Восхитительно! Благодарю! – поспешно пробормотал Дензил.
– Всегда можем предложить карты, чай и разумную беседу, – радушно предложила Беатрис.
– Вы забыли десятичасовую молитву, дорогуша, – низким голосом добавила Сесилия.
– Мы – простое семейство, господин Дей-зил, и принимаем гостей, как умеем.
– Спасибо, госпожа Пегалл. Не премину воспользоваться вашим гостеприимством.
– До свидания, дорогие мои, – воскликнула Лидия, увлекая молодого адвоката назад в экипаж.
– Проклятье! – проговорила госпожа Врэйн, когда экипаж покатил в сторону Байсуотера. – Вы выглядите по-настоящему потрясенным, господин Дензил. Ручаюсь, что не привыкла давать клятвы, но чрезвычайная респектабельность семейки Пегалл всегда вызывает у меня ощущение, что я веду какую-то другую жизнь. Что вы думаете о них?
– Выглядят по-настоящему хорошими людьми…
– Очень воспитанные и занудные, – парировала Лидия. – Они неподкупны, как Вашингтон, так что можете быть уверены, что я и отец вечером в Сочельник были в гостях, потом он ушел, а я осталась на всю ночь.
– Да, я уже верю этому, госпожа Врэйн.
– Тогда я никак не могла быть на улице Джерси или на Женевской площади в Сочельник и проткнуть Марка стилетом?
– Не могли. Я вполне убедился в вашей невиновности, – серьезно продолжал Люциан. – Надеюсь, мне что-то удастся выяснить с помощью плаща в «Бакстер и К°». Теперь я и в самом деле уверен, что вы никогда не покупали такого плаща.
– Да, я не делала ничего подобного, господин Дейзил. Но вы хотите знать, кто это сделал, да и я тоже. И вы думаете, что плащ поможет нам докопаться до истины?
– Не уверен. Но плащ может помочь узнать имя женщины, за которую я вас принял. Она может иметь непосредственное отношение к убийству.
Лидия только покачала головой:
– Вряд ли. Марк был настоль же порядочным, насколь респектабельно семейство Пегаллов. Так что не может тут быть никакой другой женщины.
– Но я видел тень женщины на занавеске дома номер тринадцать…
– Вы не говорили об этом! В гостиной Марка? Хорошо… Выходит, после всего мне и в самом деле стоит улыбнуться. Неужели он и в самом деле был настоящим мужчиной? Он казался таким черствым человеком!
То, с какой легкостью госпожа Врэйн говорила о своем мертвом муже, заставило Люциана поморщиться. Он почувствовал себя не в своей тарелке. А Лидия, ничуть не смущаясь, так и не заметив молчаливого неудовольствия спутника, продолжала болтать в самой фривольной манере. И только когда они вошли в магазин «Бакстер и К0», она снова вспомнила о деле, которое привело их сюда.
– Я хотела бы знать, когда и кому был продан этот плащ, – обратилась она к улыбающемуся управляющему магазином.
Служащий внимательно осмотрел плащ, обратив особое внимание на бирку. Видимо, последняя сказала ему нечто важное, поскольку, изучив ее, он улыбнулся и провел Люциана и его спутницу к прилавку, за которым стояла женщина. Та в свою очередь внимательно исследовала плащ, а потом стала листать журнал счетов, словно желая освежить память. Закончив изучать бумаги, она объявила, что плащ этот купил какой-то мужчина.
– Мужчина? – удивленно переспросил Люциан. – И как он выглядел?
– Темный, – не задумываясь ответила продавщица. – Темные волосы, темные глаза, темные усы. Я хорошо помню, потому что это был иностранец.
– Иностранец? – в свою очередь удивленно повторила Лидия. – Француз?
– Нет, госпожа, итальянец. Он так много рассказывал.
– Боже мой! – воскликнула госпожа Врэйн. – Похоже, тут вы, господин Дензил, оказались правы. Это совершенно точно граф Ферручи.
Глава XIXАлиби графа Ферручи
– Это совершенно невозможно, – встревоженно воскликнула молодая вдова. – Не могу в это поверить!
Вновь они находились в гостиной госпожи Врэйн – маленькая женщина решила поговорить с Люцианом о том, что они узнали относительно покупки плаща. Неужели плащ и в самом деле купил граф Ферручи? Сама госпожа Врэйн полностью доказала свое алиби с помощью свидетельств семейства Пегаллов. А теперь Дензил начал сомневаться и в том, что граф вовлечен в это дело. У того не было никакого повода убивать господина Врэйна – так заявила его вдова, и молодой адвокат, казалось, готов был согласиться с ней.