– Это всего лишь шутка! Правда, я пошутил! Честно!
Все вокруг заметно притихли.
– За такие шутки будут спрашивать строго, – заметил вслух Дэрил и пробормотал. – Дети. Детки. Детишки, чёрт бы вас побрал…
Мисс Бишоп, учительница физкультуры, зашла в женскую раздевалку без стука. Был уже четвёртый час: день выдался непростым, даже если бы под ногами не крутились полицейские и репортёры.
Подтянутая и смуглая, лет тридцати пяти, она выглядела куда моложе и вполне могла бы сойти за старшеклассницу или студентку, если бы не строгое выражение лица. Мускулистые ноги были обтянуты белыми шортами, на груди лежал серебряный свисток – приз за второе место в троеборье, завоёванный, ещё когда она сама училась в школе.
– Девочки, внимание! Заберите листы с результатами забега, – объявила она и приколола кнопкой стопку разноцветных бумажек на доску объявлений. Школьницы почти не слышали мисс Бишоп, и она неодобрительно покачала головой, а потом вышла. Им уже не до оценок, лишь бы поскорее убраться отсюда.
Пшиканье дезодорантов, смех и шуточки, скрип кроссовок по полу и громкие хлопки железных дверок железных же шкафчиков. Девчонки переодевались после душа: во влажном воздухе повис пар. Тут и там мелькали белые и разноцветные трусики и лифчики. Школьницы натягивали одежду и обувь, сушили волосы школьными старыми фенами, но не торопились покидать раздевалку: вовсю крутились возле зеркал, расчёсывались и болтали, а выходили только стайками.
Над Джесси Пайнс как всегда смеялись: сегодня она споткнулась о собственные шнурки и неуклюже повалилась на футбольное поле с дорожки для бега. Теперь же пыталась замыть следы травы с далеко не белой и совсем не свежей футболки. Под мышками желтели пятна от едкого девичьего пота. Лицо, напротив, было алым, как морской бакен.
– Она подумала, что впишется в команду футболистов, – насмешливо сказала Челси Чейз.
– Она подумала, что поле – это пастбище, – добавила Морин Строуд из группы чирлидеров. – Коровье пастбище.
– Точно, точно!
Джесс и такие же неудачники, как Джесс, выводили её из себя.
Нельзя быть такой тупой. Такой неуклюжей. Такой тихой нюней и размазнёй, верно? А если ты такая – терпи или меняйся.
На Морин с неодобрением посмотрела новенькая, Лесли Клайд. У неё была смуглая, изящного костяного оттенка кожа и волосы цвета горького шоколада. Она здорово бегала, хорошо играла в мяч. К ней было не прикопаться. Морин заметила этот взгляд, когда Лесли выворачивала рубашку с изнанки, и молча отвернулась. Она, на первый взгляд, была такая же, как Морин, и Прюденс, и Хлоя, и много кто ещё из старшеклассниц. Нормальная. И Морин обошла её своим вниманием. Она уже выбрала добычу.
В Джесси полетела трубочка от пакетика с соком.
Джесс опустила голову ниже и насупилась, продолжая тереть, тереть, тереть свою футболку. Прыщавая спина – вся в красной мелкой сыпи – собиралась двумя складками над лифчиком. Она была не полной, но рыхлой и белой, как сахар, мука или сдоба.
– Эй, Джесс! – бросила Кэти Хигглз. Она уже оделась и собирала волосы в высокий хвост. – Из-за тебя я продула забег, слышишь?
– Угу.
– Не «угу», а какого дьявола ты крутилась у меня под ногами?
– Она не крутилась, – возразила Челси. – Просто встала поперёк дороги. Да её было не обойти!
Джесси ничего не сказала, потому что дельного на этот счёт сказать было нечего. Она впрямь плелась вдоль поля и мешала всем бегуньям.
– Сегодня ты себя превзошла.
– Чего ты там возишься?
– Боже, она всегда такая тугая?
– Земля вызывает Джесси! Очнись, корова! Му-у-у!
Джесси молчала, потому что она чувствовала, что в чём-то они были правы. И низко уткнулась в свою футболку, сковыривая с неё остатки грязи.
– Это отвратительно, – тихо поделилась Лесли с Дафной. – За что её задирают?
Дафна тяжело вздохнула, натянула узкие джинсы и, вжикнув молнией, задумалась, в какой момент девчонки из школы и даже она сама травили Джесси Пайнс.
Лесли здесь совсем недавно: она классная, но чужая, и ей не понять таких вещей. Во-первых, потому, что красивым спортивным девчонкам без проблем с мальчишками и популярностью никогда не понять тех, кто находится в третьем эшелоне. И во‑вторых, у неё нет нужных воспоминаний и историй, которые связывали класс… и в то же время разделяли его на группы: группы крутых, ботаников, спортсменов, неудачников, отличниц. А в конечном счёте тех, с кем общались, и тех, над кем смеялись.
Джесси прославилась ещё в пятом классе, когда написала любовное письмо Джонни Палмеру, а он сказал, что от неё воняет пόтом. Что сказать, Джонни был дурак, но пόтом от Джесс и впрямь здорово разило, особенно после быстрого бега на занятиях физкультурой. Ещё она жила с дедушкой в старом одноэтажном доме, там водились крысы, и она одевалась в какой-то отстой, словно вещи брала у матери или бабушки. Джесси была из небогатой семьи. Дворик у неё был огорожен сетчатым забором, в конуре у крыльца спал старый дворовый пёс Доджер, а ещё она снимала закаты, рассветы и прочую романтичную лабуду на свой старенький отцовский Кэнон. Дедуля или говорил ей иногда, какая она славная девочка, или спал.
Джесс про себя всё понимала.
Такие, как она, существовали, чтоб их клевать. А когда клюёшь неудачника, поневоле сам себя неудачником не считаешь. Закон жизни? Почему бы и нет.
– За что задирают? – медленно повторила Дафна и пожала плечами. – Да просто так.
Джесс быстро собрала вещи в сумку. Она не стала принимать душ и неуклюже вышла из раздевалки. Стоять голой перед этими девушками под душевой лейкой, чтоб на неё пялились, не хотела. Опять они будут смеяться: эта потная, смешная, очкастая Джесс-лишний-вес. Она скривила губы от обиды, но быстро с ней справилась. Она ничего с собой поделать не могла и уже ко всему привыкла. Ну почти.
Невозможно стать за день, неделю, месяц или год другим человеком, как это показывают в любимых фильмах Джесси. Это только там из замарашек делают принцесс и сразу к ним все относятся как к принцессам. Так это не работает. Джесси ли об этом не знать. В прошлом году она накопила денег и на рождественский бал купила красивое платье. Упаковала в него своё бесформенное подростковое тело, как в колбасную обёртку. Сходила в парикмахерскую, куда ходят все крутые девчонки вроде той же Морин. Ей навили кудрей. Сделали маникюр. Она думала, что придёт на бал королевой, но девчонки подняли её на смех, затащили в туалет и смыли косметику под раковиной. Джесси простояла три часа у чашки с пуншем, надеясь, что её позовут танцевать. В красивом платье у неё очень потели спина и подмышки. Лицо после холодной воды стало пунцовым.
Джесси вышла в пустой школьный коридор. Почти все ученики разошлись по домам: те, кто остался, были либо в библиотеке, либо на дополнительных занятиях. В школе стояла поразительная тишина.
Джесси шла вдоль стены, сутуля плечи. Она не любила школу, но и домой не торопилась. Всё было ей чуждо, нигде она не чувствовала себя на своём месте. Она любила ходить по одной и той же дороге от школы до дома и за те два часа, что петляла по улицам в обход, проживала в фантазиях совсем другую жизнь. Жизнь увлекательную, интересную и стоящую. Джесси там была совсем другой. Её и звали по-особенному – Джессикой. Там, в мечтах, у неё были друзья и приключения. Самые разные.
Она плелась мимо мужской раздевалки, погрузившись в мысли. И остановилась, потому что из них её грубо вырвали, ну почти за шкирку. Она услышала, и очень ясно, что в раздевалке, за полуприкрытой дверью, была драка.
Здравый смысл подсказывал двигать прямо до дома, в свою страну грёз. Врубить музыку на полную громкость. Отгородиться от глухих ударов и чьих-то тихих стонов. Но вместо этого Джесси убрала рукой назад жидкие русые волосы, слипшиеся на потном лбу, и вслушалась ещё.
– Грёбаный ублюдок. Ты здесь никто. Какого чёрта лезешь не в своё дело?
За дверью кто-то кого-то колотил.
– Тебе нужны проблемы, а? Нужны проблемы, ублюдок?! У тебя будут проблемы!
– Тихо!
И наступила тишина. Джесси подошла ближе к двери и прислонилась к ней ухом, чтобы расслышать голос. Он показался ей знакомым.
– Ты серьёзно думаешь, что я буду терпеть в этом городе такую гниду, как ты?
Джесс вздрогнула и закусила сухую, с корочкой кожи, губу. О, она узнала того, кто говорил: это Джонни Палмер. Во рту стало до противного кисло. Она вздрогнула и затаилась, почти вжимаясь в откос плечом.
– Это твоя работа – прибирать за нами дерьмо.
– Греби и не замарайся.
– И не вякай.
Парни рассмеялись. Но сквозь их смех появился кто-то четвёртый. Джесс узнала и этот низкий заикающийся голос.
– Я буду в‑вякать. П-потому что н-надо же из вас д-делать людей хоть кому-то, раз родителям вы на… – тяжёлый вздох, точно слова он выдавливал с трудом, – на хрен не сдались.
И снова удар. В кого-то глухо впечатался кулак. Потом ещё раз. Снова и снова. Джесс услышала стон.
Она закусила губу и робко шагнула назад. Бежать за охраной или уйти? Не сделать ничего или позвать помощь? Джесси впервые видела, чтобы ученики, сколотившись стайкой, избивали школьного сотрудника. Это было настолько странно, страшно и неправильно, что она поёжилась и сжала плечи. Но первой мыслью было всё равно другое. А что будет с Джонни?
Его накажут? Исключат? А если он узнает, что это Джесси настучала руководству, что тогда? Нет, правильный вопрос – насколько невыносимой он сделает её жизнь?
У неё вспотели ладони: она вонзила в них коротко обрезанные ногти, пока не стало больно, и плотно сжала руки в кулаки, слушая, как за прикрытой дверью несколько человек старательно отделывают одного.
– Нищеброд!
– Сука…
– Ублюдок долбаный.
– Сам напросился!
– Дерись!
– Я не буду, – устало ответил человек. – Это б-бесполезно. В вас не в‑вколотишь ни г-грамма ума.
– Тогда заткнись. И жри дерьмо!