Джейми передёрнуло. Карл бросил сигарету под башмак и затоптал её. Он был очень взволнован.
– Ну так что, ты со мной? – спросил Джейми.
– Не знаю. – Карл поёжился. – Я вообще в драках не силён. Толку с меня.
– Будто тебя заставляют драться! – И Джейми ухмыльнулся. – Нет, мужик, мы будем охотиться, как на лису. Как на волка. Я тут нашёл несколько человек. Они со мной согласны: пора изловить мерзавца.
– И что дальше? Изловим – и куда? – тише спросил Карл.
– Узнаешь.
У Джейми в глазах что-то холодно блеснуло. Карл знал его всю жизнь, но впервые видел такой блеск. Он не понимал, как это назвать правильно, но чуял, что это было.
Это была жестокость.
Ферма Кайла и Эмили Лоу стояла за рекой Себойс столько лет, сколько существовал старый мост. Когда-то очень давно она была маленькой – одноэтажный дом с гостиной, столовой и общей комнатой, а ещё – с амбаром и коровником и ста сорока акрами земли в придачу.
Потом, спустя время, после тридцатых, кое-как устояв во времена Великой американской депрессии, в отличие от разорившихся соседей, дальний родич Кайла женился, присовокупил к своим ста сорока акрам ещё двести, отстроил дом в два этажа и укрепил первый кирпичом. Шло время, и вот уже отец Кайла, Сэм, сделал дом шире и больше. Он продал двести акров компании под скотобойню, зато получил деньги, много денег. Свиные кровь и мясо стоили ему дорого, но Сэму не мешал покрасневший ручей Кикапо, из которого теперь нельзя было пить, потому что он пил из скважины. В воздухе на западной границе его владений отныне всегда стоял смрадный душок, но дело было сделано – Сэм разбогател. А когда компания обанкротилась и те двести акров стали просто заброшенными землями, купленными банком, главным на ферме стал Кайл.
Мало кто помнил, каким был Кайл Лоу в детстве. Он не так хорошо общался с городскими ребятами, хотя ходил в ту же школу, что они, пусть и не каждый день. Чаще он был занят на ферме. Взрослый Кайл был не похож на того хорошего парня со светлой улыбкой и копной русых волос, каким он был раньше. Он успел обзавестись пивным животом, складками на багровой шее и лысиной. Всякий раз, как приезжал в Скарборо, заходил в бар и проводил там два или три часа, не меньше. С тех пор как в Дартмут уехала учиться их с Эмили дочь, Маргарет, отношения с женой стали холодными, как глыба, а ласковостью они оба никогда не отличались. Кайл считался в Скарборо зажиточным, но жадным; своим, скарборским, но злопамятным человеком. Однако Джейми Дугуд договорился именно с ним о своём деле, потому что Сесиль Камминг, мать убитого Бена, была ему кузиной, и он хотел отомстить. С этим всё было о’кей.
Джейми на Тойоте подкатил к ферме вечером, в сумерках, когда небо гасло оранжевым и охристым по краю облаков за чёрным лесом. Он остановился близ белого блестящего Лэнд Ровера Кайла. Ещё две машины встали подальше, у деревьев на повороте дороги. Кайл вышел из свинарника, вытирая руки фартуком. Он проводил взглядом шестёрку, вылезшую из своих машин, и крепко запер дверь в свинарник на засов.
– Добрый вечер, джентльмены! – громко сказал он и пошёл им навстречу.
– Привет, Кайл. Как жизнь?
– Потихоньку, Джем. Спасибо, что приехал. – Он серьёзно посмотрел Джейми в обветренное лицо и, приблизившись, пожал руку. – Я это очень ценю. И хорошо, что ты собрал ребят. Я вижу здесь много знакомых лиц.
– Им всем до чёртиков не нравится, что у нас творится. Я толком никого не собирал, они всё сами…
– Мне тоже это не нравится, приятель, мне тоже, – сказал Кайл и похлопал Джейми по спине под хлопчатобумажной курткой. – Добрый вечер, господа!
– Здравствуйте, мистер Лоу.
– Добрый вечер, мистер Лоу. Как жизнь?
Здесь были Чарли Кокс, кузен Кейси, совсем ещё молодой парень, и Пол Бишоп, брат матери покойного Винни Тейлора, и его сын, Тэд Бишоп, высоченный, как колосс, и чёрный, как беззвёздная ночь. Ещё приехал дружок Джема, Карл Гастнер с бегающими воровскими глазами, а последнего – блондина в ковбойской шляпе, лениво катающего из одного угла рта в другой зубочистку, – Кайл не знал.
Пока мужчины здоровались за руки, за ними с террасы пристально наблюдала Эмили Кирстен Лоу, жена Кайла. Она не первый десяток лет была его женой, и иногда ей казалось, что она ею уже родилась, прямо такой, какой была теперь: в несимпатичном клетчатом переднике, с низким хвостом или пучком каштановых волос с проседью, с выражением лица, будто унюхала дерьмо под носом. Она стояла у двери, в тени, и вытирала передником, повязанным поверх джинсов, руки. Она очень хорошо знала, что сегодня случится что-то нехорошее, и восприняла это как неизбежность.
Накануне она снова видела высокую рогатую тень там, у вётел близ Кикапо. Тень не переступала ручья, а стояла ранним утром почти против дома и пялилась на Эмили белыми, светящимися, точно фары, глазами. Потом она шепнула Эмили прямо в голову, что было очень странно, потому что с таких расстояний никто не шепчет, – но эта тень, верно, оказалась необычной тенью. Она шепнула печальным голосом старого Сэма Лоу, что свиньи всегда голодны. Эмили это услышала, набычилась и опустила голову. Она испугалась, но знала, что Кайлу бесполезно об этом рассказывать. Он всегда считал, сколько она ни твердила о странных существах, посещающих ферму Лоу, что это её выдумки, что она шизичка, что он сдаст её в Бангор в психушку. Иногда Эмили хотела бы, чтоб сдал, главное – не падал на неё сверху своей тушей каждые четыре-пять дней и не прохаживался кулаками, если не в настроении. Но время шло, Кайл становился всё безразличнее к ней и сексу, злость и амбиции потонули в жире, и его больше манила плазма в доме и бутылка пива. Это было хорошо.
Прежде, когда Эмили была молода, тени часто бродили вокруг фермы. Сначала это пугало Эмили Лоу. Потом она к ним привыкла, как привыкаешь к скрипу половиц в прихожей, к храпу мужа, к посторонним шумам на чердаке ночью – просто убеждаешь себя, что шуршат крысы, а не призраки. Особенно помогало, что Кайлу было плевать на тени, он их не боялся и в них не верил.
Однажды на ферме три летних месяца работал индеец по имени Слепой Глаз. Он носил короткую стрижку, джинсовые рубашки, был здоровенным мускулистым быком с широкими скулами и узкими глазами и пил виски, как воду, – притом не пьянел! Работник из него был ленивый, но он делал своё дело, к тому же не пытался смыться с фермы. Получив свои деньги и собрав в старую спортивную сумку вещи, подошёл к Кайлу, ухмыльнулся ему в лицо и посоветовал повесить на террасе несколько ловцов снов и ещё каких-нибудь индейских побрякушек, если тот не хочет, чтоб их с женой перерезали, как свиней. Он уже забрал свои кровные, потому мог говорить, что хотел. Кайл вспылил, послал его к чёрту, обозвал пьяным краснорожим дьяволом и долго ругался. Но, надо сказать, Глаз знал больше, чем остальные, потому что прочие работники бесследно исчезали с фермы спустя неделю или полторы. Кто их знает, может, давали дёру, когда понимали, сколько тут надо вкалывать, а может, напившись, добредали до Себойса, хотели искупаться и не справлялись с течением – поток там мощный, хотя сначала, если не идти до моста, река кажется тихой. Глаз проработал три месяца, а это был срок, и Кайл решил всё же прислушаться к нему – почему, Эмили толком не знала, муж её был упрям, словно бык. Но, поругавшись, повесил вокруг дома ловцы.
Она-то поверила Глазу и часто слышала, что шепчут разными голосами эти тени. Голосом её маленькой девочки, Полли, которая умерла от гриппа в четыре года, они говорили, когда и как умрёт Эмили, – шептали, что однажды съедят её. Или голосом Джона Миллера – он за ней ухлёстывал в школе, был капитаном футбольной команды, первым красавчиком – просили открыть им двери, впустить внутрь и дать полакомиться кишками и почками Эмили, её старшей дочери и бестолкового мужа. Эмили сначала плакала, потом боялась, а после перестала слушать, а если голоса шептали громче, начинала петь. Правда, давно уже эти твари не являлись на ферму, лет как пять.
И вот опять пришли.
– Что за нелёгкая вас, чертей, сюда принесла, – пробормотала она, отвернулась от шумно говорящих мужчин и ушла в дом, чтобы накрыть стол к ужину.
– У меня нет подозрений, что это за ублюдок, – сказал Джем и отпил виски, – но план, как схватить его, я вам изложил.
– Подозрения, кто он, оставим копам, – поморщился Пол. – Нам бы его изловить, и как можно скорее.
– Согласен, – поддакнул Карл Гастнер. Он всегда поддакивал.
– План хорош, – одобрил Кайл, развалившись за столом.
За ужином он съел столько свиных рёбрышек и выпил столько пива, что пришлось расстегнуть ремень – пряжка впивалась в мясистый живот, нависший над брюками.
– Другой будет разговор с копами, когда они узнают, что мы ему отпустим грехи сами.
– Копы плохо делают свою работу, – просто и спокойно сказал Тэд Бишоп. Он отслужил в армии четыре года и считал, что имеет право так говорить. Кроме того, он был чёрный и ненавидел полицейских, даже если те тоже были чёрные. – Стало быть, мы сделаем её за них.
– Правильно, – снова поддакнул Гастнер и постучал костяшками пальцев по столу. – Верно!
До того, поедая рёбрышки и пюре, Дугуд изложил подробный план. Он подбил нескольких мужчин, чтобы те вышли на ночное дежурство в обход комендантского часа, и полагал, что рано или поздно зверь попадётся в расставленную ловушку. В Скарборо, говорил он, все должны встать горой и поймать этого ублюдка. Этот кусок дерьма собачьего. А поймав, они его копам уже не отдадут: чёрта с два! Вы же говорили, нет никакого убийцы? Ловили бы сами и судили по законам штата, а они теперь осудят по своим законам. Что? Линчевать нельзя? А кто сказал про суд Линча? Всех не пересажают, и потом, шерифу будет проще вообще замять это дельце, чтоб газетчики ничего не узнали. Дураку ясно, он сейчас хочет, чтоб всё было шито-крыто. Все согласились с планом, особенно с той частью, где Джем предложил патрулировать улицы. Как бы там ни было, а однажды они его поймают.