Тронул и не раз, и будь он в силах вонзить нож по самую рукоять в трепещущую плоть, он сделал бы это и прильнул к ней. А потом вынул лезвие и нанизал ещё теплое и живое тело, снова и снова.
Он моргнул и оскалился, выдыхая из-под маски густой холодный пар. Всё это – сон сна. Он понял, что она – его идеальная жертва, ещё задолго до того, как впервые пробрался к ней в дом и коснулся её. Он не один день наблюдал за ней в окна и не один день ждал, когда сможет почувствовать её. Чем больше он убивал других, тем сильнее боялся, что что-то случится с ней.
– Всё самое плохое уже случилось, – рассудил он вслух и швырнул Юджина на землю, – с ней случился я…
Уайтхэд приземлился жёстко, ударился о землю и древесные корни, выползшие наружу, и раскашлялся. Крик невозмутимо встал рядом с ним на колено и живо связал его, так крепко, что был уверен – ему не выбраться. Да что там, он сам бы из собственных пут не спасся. Задумчиво насвистывая старенькую кантри-песенку, он заложил ещё пару петель на запястьях. Потом поднялся, отряхнул колено от земли и рассмотрел изъятый у Уайтхэда пистолет.
Глок серебряной стрелой лёг в ладонь, затем, взметнувшись, посмотрел дулом вбок. Крик прищурился и улыбнулся, различая вдалеке приметный древесный ствол. Интересно, попадёт ли? Он вытянул руку и примерился, взяв на прицел стройную сосну.
Однако в этот момент в его ногах завозился и сильнее застонал Юджин. Крик с усмешкой обратил взгляд на него, прокрутив пистолет на пальце, и пока отложил в сторонку.
Этот пугач ему не нужен. Много шума, мало выдумки. И в конечном счёте нет ничего лучше хорошего охотничьего ножа: тихого, бесшумного, некичливого убийцы. Взяв свой нож за чёрную рукоять, Крик провернул его в руке, но не для того, чтобы порисоваться и увидеть ледяной ужас в глазах полицейского, а чтобы разогреть и размять затёкшую натруженную руку. Только дурак решит, что убивать людей просто. Дудки… для этого нужна своя сноровка.
Крик равнодушно взглянул на Юджина сверху вниз и медленно наклонил голову вбок. Его подобравшийся силуэт освещало разве что тусклое предрассветное небо, и полицейский дёрнулся и замычал в кляп, сделанный из кручёной тряпки, который хорошенько сдавливал ему челюсти.
– Узнаёшь меня? – спросил тихо Крик.
Неподалёку на болотах кричала выпь. Крик хотел наведаться к трясине, но уже после того, как исполнит задуманное. Он отвернулся от полицейского, размеренно дыша полной грудью. Под курткой на руках перекатывались напряжённые мышцы. Он очень сдерживался, чтобы не врезать раньше положенного мудаку Уайтхэду. В его пальцах блестело серебром лезвие ножа.
Короткий замах, удар. Юджин взвыл, когда кровь брызнула на траву, обагрила ему грудь и испачкала рубашку. Крик нанёс быстрый секущий удар, молниеносный, как змеиный бросок, – и тут же отвёл руку назад, к своему животу, наблюдая за тем, как дёргается в путах и стонет в кляп Юджин Уайтхэд. Скос обуха был не менее остёр, чем притуплённое лезвие – однако именно лезвие Крик точил до бритвенной остроты. Обух с развитой гардой он перехватил поудобнее и с удовольствием вмазал прямо в нос Уайтхэда, слушая его вой и сдавленные вопли.
– Чего ты орёшь? – низко спросил Крик, довольный зрелищем, и присел ближе к нему, схватив его за воротник рубашки с жёлтым кольцом пота с изнанки и притянув к себе. – Подумаешь, только кожу рассёк. Не сделал же вот так.
Он неглубоко вогнал нож Юджину в грудь и провернул на сто восемьдесят, не отрывая взгляда от бледнеющего лица. Юджин выдохнул, не веря, что это происходит именно с ним. Кровь текла из его разбитого носа, заливала живот из посечённой полосы вдоль груди. Но теперь из него смотрела чёрная рукоять, которую Крик снова медленно провернул в ране. И тогда боль запоздало взорвала тело, заставила мозг зайтись импульсами – вскочить, вырвать нож из раны, наброситься на своего мучителя. Юджин ненавидел этого ублюдка. За ним охотится целый город, весь полицейский участок стоит на ногах. А он похищает офицера и увозит его… увозит… Юджин озадаченно осмотрелся, похрипывая. Где он? В лесу?!
– Что, Уайтхэд? – тихо спросил Крик, потрепав его широкой ладонью по голове.
Юджин отчаянно вскрикнул, из-за кляпа больно прикусив себе язык, и мотнул головой, не желая чувствовать ни единого прикосновения этой сволочи к себе.
– Открыл глазки?
Белая маска покоилась в глубине капюшона, как ритуальное одеяние. Крик неторопливо снял с себя куртку, хотя здесь было чертовски холодно. Чёрная ткань обрамляла широкие мускулистые плечи и голые руки. Он с хрустом размял пальцы и рассмеялся. И Юджин очень ясно понял, что ему отсюда не выбраться. Судя по телосложению, этому уроду ничего не стоило донести его сюда. Скотина, он даже не запыхался.
– Ты что-то хочешь мне сказать? – серьёзно спросил Крик.
– М-м-мффф! – промычал Юджин, сдвинув брови и дёрнувшись. Он проклинал его, но выходили одни бессвязные стоны.
Крик взял нож за рукоять и резким движением вынул его из груди завопившего от боли Юджина. Затем взял боуи обратным хватом, внимательно глядя в веснушчатое, в крови, слезах и грязи лицо своей жертвы. Указательным пальцем в перчатке ковырнул его рану и, не обращая на утробный вой внимания, проник туда глубже, чтобы затем коснуться окровавленным пальцем под левым глазом своей маски.
Ещё один взмах – и он вонзил нож дюймами четырьмя ниже, под лёгкое, отчего грузное тело Юджина содрогнулось в диком приступе боли – и он крепко зажмурил глаза, повторяя про себя: это происходит не на самом деле, это не всерьёз…
Но он знал, что это не так, и в голове промчалось нелепое воспоминание, как всё было.
На несколько дней в Скарборо воцарилось спокойствие. Маньяк притих и затаился. Кто знает, может, он и вовсе уехал вон из города и спрятался где-то в лесах. Он задал сначала очень быстрый темп и убивал слишком часто. Затем исчез. Но Юджин теперь понял, на шкуре своей понял цену ошибки, потому что сейчас Крик снова вышел на охоту и озверел окончательно, раз взялся даже за полицию. Юджина била крупная дрожь, всё тело покрылось испариной. Нож вышел из лёгкого, заставляя его завыть от прорезавшей всё тело боли – она прошла сквозь грудь и засела между лопаток.
Хрип, стон… Крик вонзал нож в рану снова и снова. А когда вынул, вытер кровь с лезвия перчаткой, равнодушно посмотрел на судороги умирающего человека и заметил:
– Легко быть продажным копом? Или ты снова скажешь, что не виноват? Что продался не один ты? Так ты скажешь, червяк? Что тебя заставили? И виноват кто угодно. Но не ты.
Выразить свою боль иначе чем воем в кляп Юджин не мог. Он не понимал ни слова из того, что говорит ему этот мудак, и не хотел понимать. Он даже в агонии смотрел только ему за спину, на рукоять серебряного Глока, который рассмотрел в тёмной траве и кочках, но заткнулся и напрягся, когда Крик схватил его за вихрастый русый чуб и жёстко сжал.
– Вы всё это пробудили. – Судя по голосу, он улыбался.
Он встряхнул Юджина и отогнул его шею далеко назад, заставляя взглянуть в бездны своих чёрных глазниц его напуганными и обречёнными светло-карими глазами.
– Какая интересная штука, – заметил Крик, разглядывая желтоватые крапинки на радужке глаз Юджина, – и ты, и она – оба кареглазые, но насколько же вы разные, и насколько по-разному я хочу с вами поступить.
Нож лёг Юджину на лицо, лезвие чуть надавило, и он задёргался, вымученно хрипя в кляп.
– Когда закончу здесь, – задумчиво сказал убийца, разрезая кожу на лице от губы до виска и оставляя Юджина исходить в глухом вопле, – не смогу сдержать данного себе обещания. А это что-то да значит. Я обещал, что буду держаться от неё подальше. Я уже почти поступил с ней очень плохо. Очень, очень, знаешь ли. Но это выше моих сил, Уайтхэд; я впервые чувствую такую странную принадлежность своей жертве.
Он равнодушно остановился пустым взглядом на Юджине, а затем быстрым, отточенным выпадом пронзил его плечо.
Исколотый и изрезанный, Уайтхэд бессильно заплакал. Он медленно истекал собственной кровью, всхлипывая от осознания безысходности и скорой смерти. Перед глазами мелькали чёрные тени, пляшущие от листвы и сосновых ветвей по белой маске убийцы. Неужели в последние минуты жизни он будет видеть её?! От досады, боли, обиды и страха Юджин жалобно застонал, смежив плотно веки.
– Но хватит обо мне. Ты гадаешь, почему оказался здесь и почему я тебя вот-вот убью?
Пальцы его ласково легли на окровавленную шею Юджина, отчего тот дёрнулся и свирепо скривил лицо в последнем яростном желании выжить несмотря ни на что.
– Оу… – Крик озадаченно усмехнулся и убрал ладонь. – Так тебе не нравится? Странно. Я думал, ты предпочитаешь примерно так же вести себя с теми, кто послабее… самую малость. Например, с Селией Вильялопес. Да ведь?
Он выбросил руку вперёд и ошейником сомкнул пальцы на глотке Юджина. Крик сузил глаза под маской, тон его стал жёстким, бескомпромиссным, быстрым:
– Сколько тогда тебе заплатили? Тысячу долларов? Две тысячи? Не отвечай, я знаю: тебе дали пять тысяч и ещё пять обещали, когда всё замнётся. Это очень солидные деньги, брат. За них ты бы батрачился ещё очень долго в участке, но пойми. Хорошие копы не продаются.
Он резко пронзил мягкий живот ножом. По рубашке растеклась кровь. Из маленького красное пятно быстро становилось большим. Внушительных размеров нож-боуи, которым легко было потрошить оленей и кабанов, взрезал от низа живота до грудины тело Юджина, дрожащего в предсмертной лихорадке и стонущего от адской боли и понимания своей смерти. Крик не торопился кончать его: он желал насладиться сам и сделать так, чтобы мерзавец тоже всё прочувствовал.
Юджин угасал взглядом, умирал в страшных мучениях, в луже собственной крови, впитавшейся в форменную рубашку, в синие полицейские брюки, в сырую землю, где под пальцами он чувствовал сухие листья, иногда – маленьких пауков и сороконожек. Но самый страшный паук здесь – Крик, он искусно плетёт свою паутину и мягко окутывает в неё жертв, чтобы когда нужно сожрать живьём.