Это было в прошлую среду. Остаток недели прошёл как в тумане, и мы с Дафной чувствовали себя потерянными, когда Энтони уехал. Мы писали ему, постоянно писали – он не отвечал, хотя был в сети.
– Это бесполезно, – наконец сказала Дафна. – Он просто не хочет с нами говорить.
– Почему?
Тогда она пожала плечами, потому что не знала. Как не знала и я.
Новым утром я тщательно собрала волосы в хвост и положила руку себе на горло, старательно всматриваясь в собственное отражение в старом напольном зеркале. Смотрела так и этак, а видела за спиной рослую плечистую фигуру, словно сотканную из мрака. Он придёт ко мне снова. Вопрос времени.
Я убрала за уши отросшую чёлку. Она щекотала скулы: неплохо бы отстричь или вырастить в длинные пряди – одно из двух.
«Если он не убьёт тебя раньше или ты не свихнёшься», – сказал ехидный внутренний голос.
Я подошла к зеркалу, уткнувшись в гладкую поверхность лбом, и в который раз подумала: не могу положиться на полицию: нет гарантии, что они поверят мне, и к тому же, кто сказал, что Крик не убьёт меня после такого предательства? Кто сказал, что не найдёт? В том, что он сделает для этого всё, я не сомневалась.
«Признайся себе. Ты просто не хочешь сдавать его властям. Знаешь, что его ждёт? Два периферических катетера в вены и один смертельный укол. Этого ты хочешь? Или хочешь узнать, кто он на самом деле?»
Я поджала губы и занялась делом, чтобы выкинуть из головы все эти мысли. Выдвинув ящик комода, быстро достала старые свободные джинсы и белый джемпер. Почти с остервенением обулась, затянула шнурки кроссовок и, отыскав в другом ящике бейсболку, вышла из комнаты.
Завтрак? Плевать. Что скажет мать?! Плевать дважды, что там на уме Натали Клайд, я не могу здесь оставаться! Это место на меня давит. Я спустилась по лестнице и на кухне оставила записку, что ушла делать лабораторную со Стивом и Дафной. Это должно сработать: мама обожает Стива. Оставив записку на кухонном столе, где её точно увидят, я прошла в коридор, накинула свою любимую свободную куртку и убрала под неё волосы. Затем сорвала с крючка свои ключи – и была такова.
У ступенек лежала утренняя газета и шеренгой выстроились бутылки с молоком. Я не занесла их домой, будто боялась: если вернусь, не уйду никуда и никогда. Благодаря Стиву и его рассказам о Скарборо, примерно представляла, куда идти, – и, добравшись до перекрёстка, уверенно свернула восточнее, удаляясь по одной из улиц к аллее тополей.
Деревья быстро мелькали перед глазами, хотя я только шла, а не бежала, и всё расплывалось, будто смотрела в калейдоскоп. Я торопилась туда, где меня точно никто не тронет и никто не найдёт. Даже я прежняя, потому что там ещё никогда не была. Теперь, подчиняясь инстинкту, знакомому всем, кто был на месте добычи, сбегала, надеясь, что хищник не найдёт меня по следам. Наивная.
Только когда ушла от дома не меньше чем на полмили, поняла, что запаниковала. Откинув с лица волосы, заозиралась, будто боясь, что он следит за мной откуда-то неподалёку. Страшила неизвестность. Что будет дальше? Отныне и навсегда Крик меня не отпустит? Он будет возвращаться снова и снова, пока не… пока не – что? Я перебежала через дорогу и прошла прямо по газону вдоль стройного ряда каштанов.
Он твёрдо уверен, что я принадлежу ему. Жутко принадлежать хоть кому-нибудь, но ему – особенно.
Я быстро спустилась вниз по улице и дошла до дороги вдоль высоких необрезанных деревьев, буйно растущих по обе стороны. Цвет разделительной полосы здесь потускнел, стал из белого – серым. Я брела по обочине, пока не увидела между деревьев широкие разбитые временем каменные ступени, и свернула к ним. Они вели к пляжу. Озеро Мусхед виднелось серебряной туманной полосой там, между древесных крон. Оно дышало прохладой и последними лучами уходящей осени.
Над простирающимся далеко вдаль Мусхедом повис густой белёсый туман, похожий на дым, змеящийся таинственными кольцами по поверхности гладкой воды. Под солнечными лучами она переливалась мерцающими бликами, и дно играло, как драгоценный камень. Я остановилась на высокой песчаной насыпи и смотрела на озеро, чувствуя, как тревога постепенно стихает. Здесь было пусто и безлюдно, но почему-то я почувствовала, что могу довериться этому месту.
Сунув руки в карманы куртки, я прошлась вдоль дюны и осмотрелась. Кругом песок и вода… то что надо. Сейчас мой усталый мозг всё равно не может воспринимать много деталей. Пляж идеально подходит, чтобы перевести дух.
Вынесенный топляк – чёрный ствол могучего дерева – явно человеческая рука отволокла от воды повыше, на песчаную насыпь возле деревьев, и я села на корявую толстую ветку, глядя на рябь по воде от ветра и чувствуя, как утихает моя паника. Теперь мне дышалось спокойнее.
Самое мягкое, самое светлое время суток – семь часов утра, золотой час, время после рассвета. На пляже Мусхед небо сливалось с песком, пахло водой, озоном и водорослями. Я закатала рукава куртки, подставляя руки лучам, возможно, последнего солнца в этом октябре, и замерла, вдруг заметив на том конце пляжа чей-то силуэт. Проклятье! Я быстро присела за топляк, спряталась за ним и выглянула, ожидая увидеть кого угодно, но только не его.
Это был Виктор Крейн. Что он здесь делает? Он устало плёлся по побережью вдоль воды, оставляя косую рябь следов по сырому песку. Кроссовки закинул на плечо, шапку стянул. Коса тяжело упала на спину и плескала при каждом шаге. Он так легко одет, и босиком вдобавок – неужто ему не холодно? Я притаилась за бревном, надеясь, что он меня не заметит. Мне не хотелось встречаться ни с кем.
Вик щурил тёмные глаза, окружённые знатными синяками, будто он уже много ночей не спал. Выглядел он помятым, и я снова ощутила чувство вины, вспомнив о деньгах, которые он не взял за работу. Вик прошёл в нескольких шагах от меня. Я почти вжалась в топляк, но напрасно волновалась – он о чём-то глубоко задумался, к тому же был в наушниках.
Прозрачная вода Мусхеда оглаживала его ступни. Вик остановился в нескольких футах от бревна и, подхватив с загривка серую толстовку с капюшоном, стянул её и бросил на песок. Под ней оказался короткий спортивный топ без рукавов, облегающий тело так туго, что его запросто можно было принять за вторую кожу.
Чёрт возьми! Чёрт! Неловко вытирая потные ладони о джинсы, я посмотрела по сторонам. Будет очень неловко, если на пляже мы окажемся не одни и кто-то увидит, что я подглядываю. Но если попытаюсь сбежать сейчас, Виктор это обязательно заметит.
Он кинул на песок кроссовки, размялся и расправил плечи, а потом громко, широко зевнул. Я разглядывала его спортивное тело с длинными тугими мышцами, с кажущейся даже издалека жёсткой мускулатурой, с плотным загривком на спине и длинной гибкой шеей. В мешковатой одежде он выглядел плотным, без неё оказался сложенным атлетически. Этого не добиться ничем, кроме тренировок. Ну, Виктор Крейн, и зачем нужно школьному уборщику так старательно тренироваться?
Что-то укололо меня. Может, он тот, кого я ищу? Или, сказать точнее, избегаю? А ещё чётче – от кого пытаюсь убежать.
Он зашёл в воду в спортивных старых легинсах, набрал её в ладони, сложенные лодочкой, и неторопливо растёр руки и плечи. Затем окатил спину и грудь, пытаясь постепенно привыкнуть к холоду, и остановился на небольшой глубине. Вода доходила ему до пояса. Он смотрел поверх зеркальной глади прямо в туман над поверхностью и беспокойно сжимал и разжимал кулаки.
«Когда мне б-было лет шестнадцать, меня притопили п-парни из футбольной к-команды в школьном бассейне, – вспомнилось мне. – С тех пор я заикаюсь».
Он погрузился в озеро и поплыл – без шума, без плеска, гладко и плавно разрезая воду своим телом. Ушёл на глубину кролем, нырнул. Я тревожно следила за ним, но через минуту или немногим больше показалась его тёмная голова с заплетённой косой. А водичка-то холодная. Я села удобнее, пытаясь немного размяться, потому что ноги и спина у меня начали затекать.
Вик выбрался на мелководье. Упав на локти и колени, перевернулся и лёг на спину, распластался по ребристому золотому дну, просвечивающему на солнце мягкими бликами, и вытянул к небу руку, разглядывая ладонь и сбитые пальцы. И показался мне таким одиноким, что сердце болезненно защемило.
Он встал из воды и отжал мокрые почерневшие волосы. Капли змеились по телу; мне близ озера было очень свежо даже в куртке, но Вик неторопливо прошёл к оставленным на берегу вещам, снял и бросил мокрую одежду на песок. Повернулся лицом к озеру, ничуть не смущаясь наготы, и переоделся в джинсы и свободную толстовку. Всё это время я бесстыдно наблюдала за ним, хотя хотела отвести взгляд. Но так просто это было не сделать.
Он босиком легко пошёл по песку, что-то тихонько насвистывая себе под нос, и я притихла и вжалась в чёрный древесный ствол. В тот момент меня озарила одна мысль.
Я могла бы проследить за ним. Исключить из списка тех, кто мог бы оказаться маньяком из Скарборо. По правде, нужно было начать хотя бы с кого-то – и я оставила напоследок Стива, потому что в уме держала его как главного подозреваемого. И, не скрою, мне было чертовски любопытно ещё и другое. После всех слухов, я хотела сама узнать, как живёт школьный уборщик Виктор Крейн.
Когда он поднялся по старой лестнице и исчез между каштанов и тополей, я встала из своего укрытия и порысила следом, двигаясь в отдалении. Он шёл к городской окраине. Неужели живёт в той части города? Но ведь там совершенно нет жилых домов. Только пустырь и лесополоса, а за ними – выезд за город.
Растерянная, я шла следом, прячась за деревьями. Вик спокойно взобрался на холм, прошёл вдоль дороги и свернул влево. Я – за ним. Кругом было много деревьев, и я успешно отстала, прячась за ними. Но потом Вик нырнул в купу высокой старой ивы, кряжистой и нависшей куполом над землёй, и пропал из виду. Я немного подождала и забралась под зелёную крону, а там побрела наугад вперёд. Тусклое солнце роняло свет столбами сквозь ветви, играло в опадающей зелени, и я затаила дыхание, останавливаясь под этим сказочным деревом и с усилием заставляя себя идти дальше. Когда я осторожно выглянула из-под свисающих ветвей, Вика нигде не было, но передо мной был внушительных размеров чисто выметенный пустырь и небольшой трейлер.