– Это ты п-прости, что не вышло поговорить вчера. Я вёл себя так ужасно. Четвёртый десяток, а в мозгах ветер – так бабуля бы сказала.
– Ты был не обязан… – Я покачала головой и застыла, когда он резко сказал:
– Нет, о-обязан. И я хотел.
Мы замолчали, не глядя друг на друга, но касаясь плечами. Это тепло и эта близость, и просто то, что он был рядом, успокаивало. Он отогнал все мои тревоги и беды, сам того не зная, и за одно это я была ему благодарна. Так спокойно, как с Виком, я не чувствовала себя ни с кем уже долгое, долгое время.
– Чем она больна? – мягко спросила я и взяла Вика за руку. Он не стал сопротивляться. Молча стиснул мою ладонь, посмотрел на носки пыльных ботинок, точно обдумывал свой ответ.
– Онкология. У стариков это ча-асто бывает, Лесли.
Я заметила, что он стал заикаться сильнее, и сжала его ладонь.
– Она получает лечение?
– Д-да, мы с врачами сделали всё, что до-олжны были. Но такое бывает, Лесли. Ей семьдесят шесть, так-то. Мы думали, всё по-по-прошло, но… – Он крепко зажмурился, помолчал. Потом продолжил: – С ней случилась бытовая т-травма, которая всё усугубила.
– А как она перенесла химиотерапию?
Он удивлённо взглянул на меня, будто не ожидал, что я спрошу об этом, но кивнул.
– Тяжело. Она больше не за-захотела лечиться. Отказалась.
– Понимаю. – Я тихо добавила: – Моему папе она не помогла.
Вик резко нахмурился, что-то обдумывая. Затем положил ладонь мне на плечо и притянул к себе.
– Мне жаль.
– А мне жаль твою бабушку, – сказала я и расплакалась, хотя не думала, что смогу выдавить даже слезинки.
Вик растерянно опустился на колено и коснулся руками моего лица. В его глазах была тревога.
– Прости, – всхлипнула я и прикрыла рот рукой. – Прости, я не хотела. Просто я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Мы всё это уже пережили. И это ужасно, Вик. Это чудовищно. Я знаю, через что вы прошли с ней…
– Не нужно было го-оворить с тобой об этом, – горько сказал он. – Идиот.
– Нет, это ничего! – Я снова всхлипнула, но тут же утёрла щёки и встряхнула ладонями, чтобы успокоиться. – Ничего. Сейчас не ты должен меня утешать, а я тебя.
– Иди сюда.
Мы обнялись, и я уткнулась носом ему в шею, в воротник коричневой полосатой рубашки, крепко зажмурившись. Горячие слёзы потекли по щекам опять, обжигали их, капали на плечо Вика. Мне хотелось выжать из себя всю эту боль, выдавить её, как гной из раны, и больше никогда не чувствовать, что она воспалена. Вик мягко баюкал меня, поглаживал по спине, и всё, чего мне отчаянно хотелось в ту секунду, – признаться ему, что меня преследуют, и что я не могу быть в безопасности, и что ему рядом со мной небезопасно тоже. В ту секунду, о да, я верила, что могу ему довериться.
– Мне так жаль, – очень тихо сказал он. Я только крепче стиснула руки вокруг его шеи. – Мне жаль, что тебе всё это пришлось пережить. Ну, ну. Тихо, родная, чикáла, тихо.
Мир стал куском льда. И я почувствовала, что задыхаюсь.
– Тихо, – ласково прибавил он и погладил меня по немеющему затылку.
Потом всё было как во сне. Я отстранилась от него, глупо улыбаясь сквозь слёзы и надеясь, что в моих глазах он не заметит ужаса, сбивчиво попросила выйти на воздух. В домике стало нестерпимо душно. Вик нахмурился.
– Как скажешь, чикáла. Пойдём.
Мы вправду быстро вышли. Он придержал меня за локоть. Сказал, что я очень бледна, и спросил, хорошо ли себя чувствую. Я солгала, что теперь – куда лучше, чем прежде, но сердце лихорадило от страха. Слово в слово, он повторил то, что сказал прошлой ночью Крик. И этой коротко брошенной фразы мне хватило, чтобы понять.
Я испугалась Виктора Крейна, до чёртиков.
– Ты будешь рыбу или кролика, Лесли? Лесли?
– Лесли!
Я вздрогнула и подняла взгляд на Дафну. Она с укором посмотрела на меня и снова взялась за дело. Вместе с остальными она хлопотала у костра над барбекю.
Общим голосованием было решено устроить вечером пикник. Через два дня заканчивалась наша смена, и мы покидали лагерь.
Был октябрьский погожий день. Осень пришла неожиданно, буквально за ночь, словно Крик привёл её за собой. Похолодало. Ребята с удовольствием грелись возле двух больших грилей. Мисс Бишоп с девочками жарили рыбу на одном. Парни готовили на другом свежих кроликов, которых Вик изловил для барбекю.
Стив разделывал кролика и был задумчивым и тихим. Я замечала его настороженные взгляды, видела, что он не отрывает от меня глаз. Это беспокоило.
Бен был вегетарианцем и не мог помочь в разделке тушек, а потому мыл овощи и фрукты. Мы с Дафной вырезали из салфеток гирлянды в виде тыкв. Джесси и Джонни резали салат словно наперегонки, а Стив, Вик и Джек занялись кроликами.
Вик был неподалёку, у разделочного стола, который ребята сколотили из досок. Он бросил на меня короткий, но беспокойный взгляд и снова опустил глаза. Я только утёрла лицо широким рукавом толстовки и отвернулась.
Тихо, родная. Тихо.
Могло бы это быть совпадением?
Здесь громко играла песня «Сезон ведьм». Некоторые ребята нарядились по-осеннему, Вик был в своей клетчатой бежевой рубашке и камуфляжных карго. Поверх он повязал фартук, чтобы не испачкать одежду. Такой же фартук был у Джека. Он внимательно смотрел, как Вик разделывал тушку, и старался всё делать в точности, как он.
Над костром мы повесили гирлянды и флажки. С кухни нам дали несколько тыкв, и мы вырезали из них фонари Джека. Мисс Робертс тоже была здесь. Она одобрительно смотрела на Вика: он ловко разделывал кролика под музыку, покачивая подбородком в такт. Я бы сказала даже, слишком ловко.
Он свежевал профессионально, всё получалось быстро и просто. Увлёкшись, машинально прокрутил нож в левой руке и, подняв тушку за уши, вспорол брюшко и взялся за шкурку, чтобы снять её с розового влажного мяса. Никто ничего не заметил, но заметила я. Отложила в сторону бумажные тыковки и попятилась.
Он вонзил нож в доску, и тот уверенно вошёл на треть лезвия. В Вике было достаточно сил, чтобы сделать это, шлёпнуть тушку на разделочный стол и вынуть нож из доски снова – без единого усилия. Он аккуратно очистил кролика от внутренностей, отделил до конца мясо от шкурки, и на лице его всё это время было уверенное, магнетическое удовольствие. Даже черты стали резче. Он мне напомнил любого индейца с картин Роберта Гриффита, и был человеком, который явно чувствовал себя на своём месте.
Вокруг нас было много людей. Знакомых всем нам людей. Они болтали, что-то ели, веселились и даже не думали, что рядом с ними может оказаться убийца. Что, если убийца – это Виктор Крейн? Он казался мне таким добрым, чутким и внимательным. Но так ловко обращался с ножом. Мог бы он освежевать не только кролика?
День перевалил за вторую половину, я была на нервах. Смеркалось, и мисс Бишоп зажгла свечи в тыквах. Стив сбегал к генератору и подрубил верхний свет: старую площадку для барбекю близ домиков это весьма украсило. На обратном пути он хотел подойти ко мне и в самом деле подошёл, дружески положив на плечо руку. Он хотел что-то сказать, но я его опередила.
– Прости, не сейчас. – Я извинилась и в спешке прошла мимо, исчезнув среди девушек. Мне нужно было уйти отсюда, сейчас же, и всё хорошенько обдумать.
Дафна помогала мисс Бишоп, другим ребятам дела не было, куда я навострилась, поэтому получилось выскользнуть на тропу, которая вела от домиков к костру и дальше к лесной прогалине. Я поглядела назад: никто меня не преследовал. Даже не хватился. Ноги сами выбирали маршрут – всё дальше, дальше, дальше от лагеря. Если здесь и бродит убийца, плевать, он ничего мне не сделает, а если и сделает – к дьяволу, пусть.
В лесу совсем стемнело: густые кроны закрывали небо, и я пожалела, что не взяла фонарик, хотя видела огоньки на площадке для гриля и слышала эхо далёкой музыки. В одной толстовке здесь было зябко. Между деревьев трепетал костричный слабый огонёк. Наблюдая за ним, я обняла себя за плечи и, прижавшись спиной к высокому шершавому дереву, присела на корточки. Всё, чего хотелось, – разобраться в последних событиях и понять, причастен ли к ним Вик.
Дома, в Скарборо, когда Крик только стал моим преследователем, я была так запугана и одинока, что не было ни одной мысли сопротивляться. Мне никто не пришёл на помощь, и единственное, что оставалось, – смириться. Теперь же мириться не хотелось, но всё, чего я боялась, – что убийцей окажется Виктор Крейн. «Разве это не облегчило бы ситуацию?» – возразил внутренний голос.
Нет, не облегчило бы, – яростно возразила я. Вообразить страшно, что Вик окажется этим психом. Две проблемы: первая – он одержим мной и отталкивает так же сильно, как манит. Вторая – однажды он кончит очень плохо, и не хочется даже представлять, что Вик мог бы получить несколько пожизненных или, того хуже, смертную…
– Соберись, – прошептала вслух. – Соберись, чёрт бы тебя побрал.
Вдох-выдох. Нужно успокоиться. Если убийцей окажется Вик, это изменит всё. Я не готова к такому. Пятернёй я зачесала волосы назад и забрала их за уши. Вдох-выдох. Вот так.
– Эй, Лесли.
Я вскочила, испуганно поглядев назад. На дорожке был Вик. Как он так тихо подошёл?! Он задумчиво вытирал фартуком руки, пока неторопливо брёл до меня.
– Ты в п-порядке?
Такой плавный, гибкий. Когда нужно – сильный и быстрый. Он умеет обращаться с оружием. Служил в армии. Может ли такой человек, как он, убивать?
– Вполне, – проронила я, сглотнув слюну в саднящем горле.
Я посмотрела Вику за плечо. Теперь мне не казалось, что до лагеря рукой подать. Здесь, в пролеске, можно было запросто затеряться.
– Прости, что н-напугал. – Он помял руки. Костяшки были всё ещё испачканы в кроличьей крови. – Не хотел. Заметил, что т-ты куда-то подевалась. Уже темно, и я решил найти тебя.
До меня оставалось всего ничего, шаг или два. И я отступила назад, вжавшись спиной в дерево.