— Чисто технически, я думаю, это возможно. Если у этого человека есть ключи, если он знает, где искать, если он знаком со сложной системой нумерации материалов и обладает достаточным интеллектом, чтобы понять разнообразные поправки и значки. Далее: он конечно же должен снять копию. Каждая страница корректуры и сверки тщательнейшим образом пронумерована, и никто не может просто так похитить ни одного листа.
— Гм-м. А как насчёт экзаменаторов? Что, если они выставят общий высокий балл какому-нибудь прохиндею, который туп как бревно?
— Боюсь, ничего не выйдет. Проходные баллы, выставляемые за каждую отдельную работу, сверяются с общей ведомостью.
— Ну а вдруг экзаменатор оценит высоким баллом каждый ответ, даже если это полная чушь?
— Если бы он так поступил, его выгнали бы поганой метлой много лет назад. Понимаете, экзаменаторов самих проверяет бригада так называемых наблюдателей, которые пишут рапорты на всех членов различных педагогических коллективов после каждого экзамена.
— Но и наблюдатели могут…
Нет, Морс решил не продолжать. Он пришёл к пониманию, что всё не так просто, как ему казалось вначале.
Но Оглби закончил его мысль:
— О да, инспектор. Если один из представителей верхушки захочет сплутовать, это будет сделать гораздо легче, в самом деле. Но почему вы задаёте мне все эти вопросы?
Морс на мгновение задумался, а затем объяснил:
— Мы ищем мотив убийства Квина, сэр. Разумеется, существует тысяча и одна возможность, но мне просто интересно — вдруг он раскрыл чьи-то махинации, и в этом всё дело. В любом случае вы мне здорово помогли.
Оглби встал, чтобы удалиться, и Морс тоже поднялся с кресла.
— Я уже спрашивал остальных, что они делали днём в прошлую пятницу. Полагаю, вас тоже надо спросить. Если вы, конечно, сможете вспомнить.
— О да. Это достаточно просто. Утром я ездил в издательство «Оксфорд юниверсити пресс», довольно поздно пообедал в ресторане «Берни» с заведующим типографией и возвратился около, да, около половины четвёртого. Кажется, так.
— И остальное время вы провели у себя в кабинете?
— Да.
— Вы в этом уверены, сэр?
Оглби легко выдержал его взгляд.
— Вполне.
Морс помялся, раздумывая, выложить ли свой козырь сейчас или сделать это в другой раз.
— В чём дело, инспектор?
— Мне несколько неловко, сэр, об этом говорить, но я выяснил из… из других источников, что в пятницу после обеда вас здесь не было.
— Что ж, значит, ваши источники лгут.
— А может, вы ненадолго отлучались? Ну, поднялись наверх к главному клерку или за чем-нибудь ещё?
— Я не выходил из своего кабинета. Может, и правда поднимался на второй этаж, не припомню. А если и так, это ' заняло самое большее одну-две минуты.
— В таком случае что вы скажете, сэр, если некто готов подтвердить, что в пятницу между четвертью пятого и без четверти пять вас здесь не было?
— Скажу, что этот некто ошибается, господин инспектор.
— Но что, если он будет настаивать?
— Значит, он лжец, — с безмятежной улыбкой промолвил Оглби и мягко прикрыл за собой дверь.
Или ты лжец, подумал Морс, оставшись один. И хотя ты этого не знаешь, друг мой Оглби, целых два человека заявляют, что тебя здесь не было, а если не было, то где же ты, чёрт возьми, был?
12
Полицейская машина — белая, с широкой бледно-синей полосой на борту — стояла у тротуара, а констебль Диксон стучался в элегантный особняк в Олд-Марстоне. Дверь немедленно отворила модно одетая, красивая женщина.
— Мисс Хайт?
— Да?
— Ваша дочь дома?
Мисс Хайт прыснула совсем по-девчоночьи:
— Не смешите, мне всего шестнадцать лет!
Диксон сам туповато улыбался, принимая приглашение юной леди пойти в дом.
— Вы по поводу мистера Квина, верно? Жуть, только подумать. Он работал с мамой в одной конторе!
— Вы когда-нибудь встречались с ним, мисс?
— Нет, к сожалению.
— Он ни разу к вам не приходил?
Она прыснула опять:
— Нет, если только мамочка не приводила его сюда, пока я корпела в школе.
— Но она ведь этого не делала, не так ли?
Девочка радостно просияла:
— Вы ещё не знаете мою маму!
— А почему вы сегодня не в школе, мисс?
— А, у меня опять экзамены! Я сдавала их летом, но боюсь, не подготовилась как следует.
— А какие предметы вы сдаёте?
— Анатомию, французский и математику. Сегодня утром спихнули вторую письменную. Такая гадость. Хотите взглянуть?
— Не сейчас, мисс. Я… э-э… так просто поинтересовался, почему вы не в школе, вот и всё.
Это прозвучало не слишком умно.
— Нас всегда отпускают, когда нет экзамена. Здорово, правда? После перерыва на обед я свободна.
— И вы всегда идёте сразу домой? Я имею в виду, когда свободны?
— А что же ещё мне делать?
— Наверно, зубрите?
— Немножко. Но больше я смотрю телек. Знаете, разные детские программы. Очень хорошие, серьёзно. Иногда мне кажется, что я так и не стала взрослой.
Диксон почувствовал, что на это не следует возражать.
— Получается, что в последнее время вы всё больше сидите дома?
— В основном. — Она посмотрела на него невинным взглядом. — Завтра опять буду дома.
Диксон неловко кашлянул. Отчасти он уже выполнил поручение Морса.
— Я как-то смотрел один из этих детских фильмов. Про собаку. В прошлую пятницу, кажется.
— Да, я видела. Проплакала почти до самого конца. А вы тоже плакали, когда смотрели?
— Согласен, мисс, слезу вышибает. Но не буду отвлекать рас от занятий. Собственно, я хотел поговорить с вашей мамой.
— Но вы сказали, что хотели видеть меня!
— Боюсь, произошла небольшая путаница, мисс. Я почему-то подумал… — Он не закончил и встал. Неплохо получилось. Диксон решил, что старший инспектор останется им доволен.
В семь вечера в тот же день Морс сидел один у себя в кабинете. Из единственной на всю комнату лампы лился резкий белый свет, а единственный жёлтый фонарь на дворе за незашторенным окном только подчёркивал черноту ночи. Порой в такие вечера Морсу очень хотелось, чтобы дома его кто-то ждал — жена, приготовившая для него тёплые домашние тапочки. Порой в такие вот вечера расследуемое убийство казалось ему ужасным, жестоким… Диксон доложил о своём визите к Салли Хайт, и силуэты на самой дальней стене тёмной пещеры стали приобретать более чёткие очертания. Моника ему солгала. И Мартин солгал. Многое говорило за то, что Оглби тоже солгал. Неужели и Бартлет лжёт, как остальные? Коренастый, осторожный маленький Бартлет, аккуратный, точно метроном. Если он убил Николаса Квина…
На целых полчаса Морс дал своим мыслям полную свободу, словно похотливым кроликам в необузданном совокуплении. Но затем он резко прекратил всё это. Ему требовались новые факты. И факты глядели на него оттуда и отсюда: из тёмно-синего пластикового пакета с содержимым карманов Квина, из зелёной куртки Квина, из описи, составленной Льюисом. Морс освободил стол и принялся за работу. Карманы Квина не принесли никаких неожиданностей и почти не вызвали интереса: бумажник, несвежий носовой платок, блокнот (без единой записи), полпачки «Поло», сорок три с половиной пенса, розовая расчёска, билет в кино с оторванной половинкой, две чёрные капиллярные ручки, полоска марок общества «Зелёный щит» потёртого вида и распечатка из банка «Ллойд» (саммертаунского отделения), из которого явствовало, что на текущем счёте Квина лежит сто четырнадцать фунтов стерлингов. Вот и всё, что было. Морс аккуратно разложил все предметы перед собой и несколько минут сидел, изучая их, пока наконец не взял листок бумаги и не составил подробную опись. Да-а. Эта мысль промелькнула у него в голове несколько раньше. Решительно странно… Затем он взял куртку с капюшоном и вытащил из боковых карманов очередную порцию предметов: ещё один несвежий носовой платок, ключи от машины, чёрный чехол для ключей, два древних лотерейных билета, ещё двадцать три пенса и адресованный Квину пустой белый конверт, на клапане которого карандашом было написано «Боллокс». «Ну-ну», — пробормотал Морс про себя. Его похотливые кролики могли на славу порезвиться со всем этим, но он решил не давать им никакого шанса. И снова с величайшей точностью описал каждый предмет и откинулся на спинку кресла. Всё именно так, как он предполагал, но отправляться в опустевшие комнаты на Пайнвуд-клоуз уже поздно. Да и страшновато.
Покончив с общим описанием лежащих перед ним вещественных улик, Морс приступил к обстоятельному осмотру каждого предмета в отдельности. Во-первых, бумажник: внутри водительские права, членский билет научного общества, расчётная карта банка «Ллойд», просроченный рецепт на отоспорон, счёт за прошлый месяц, синяя карточка амбулаторного больного в отделении госпиталя Джона Радклиффа, пятифунтовая банкнота, три бумажки по одному фунту и фирменная визитка синдиката, на которой было написано два телефонных номера. Морс поднял трубку и набрал первый, но в ухе раздались лишь продолжительные монотонные гудки. Тогда он набрал второй номер.
— Алло? Моника Хайт на проводе.
Морс спешно положил трубку на рычаг. Это было неприлично с его стороны, он это знал, однако он опасался, что Моника не слишком обрадуется ему в данную минуту; Ни ему, ни констеблю Диксону. И всё-таки он не переставал гадать, что за взаимоотношения сложились в синдикате.
Его внимание теперь привлекла правая половинка билета в кино. Клочок коричневой бумаги. Наверху стоял номер 102, ниже слово «амфитеатр», и вдоль правого края снизу вверх сбегали цифры 93550. На обратной стороне билета — печать в форме пентаграммы. Необходимо выяснить, какой это кинотеатр, подумал Морс. Вероятно, этим займётся Льюис… И вдруг его осенило. Дурак из дураков! Поперёк верхней части стоял вовсе не номер сто два. Между «О» и двойкой можно было разглядеть небольшой зазор, и название кинотеатра встало перед глазами Морса: STUDIO 2. Он знал это место — на Уолтон-стрит. Морс взял купленный накануне номер «Оксфорд мейл» (в котором кратко сообщалось об убийстве Квина). Он полистал газету и обнаружил, что вторник — этот тот день, когда критики делают для жителей Оксфорда обзор качественного уровня развлечений, доступных в настоящее время. Да, вот то, что он искал: