– Значит, ты оставил куртку, потерял фонарик, отправился домой в окровавленной футболке, по дороге во двор пробежал мимо Вирджинии Уингейт, сидевшей в машине возле калитки, открыл сарай, зашел внутрь, спрятал окровавленную футболку в контейнер, побежал наверх без футболки и в грязных кроссовках и переоделся в чистую футболку и куртку, прежде чем говорить с копами, – подводит итог Лили, глядя Тому в глаза.
Молчание.
– Почему ты обманул их, сказав про телефон на кухне?
Он роняет лицо в ладони и трет щетину.
– У меня было похмелье… Туман в голове. Обнаружив ее в таком виде… Я растерялся. Был шокирован. Я испугался, ясно? Если учесть… если учесть, что случилось в домике у бассейна. Ответ вырвался сам собой, когда коп спросил, почему я позвонил в 911 из дома.
– Боже, Том. Ты понимаешь, как все это выглядит?
– А почему ты постирала мою футболку, Лили?
Она сердито на него смотрит.
– Почему? – не унимается он.
– Потому что ты пытался ее спрятать, вот почему. И я тоже испугалась. Я не знала, что делать. Снаружи был коп, и я боялась, что он войдет и найдет ее. Я видела, как ты заходил в сарай, и… Я просто испугалась, Том. Я… Я не знаю, что думать.
– Ты думаешь, это сделал я? Думаешь, я мог ее убить?
Молчание.
Он яростно ругается, запускает пальцы в волосы, а потом замирает, словно что-то приходит ему в голову. И тихо говорит:
– Скажи мне, ради жизни наших детей, Лили: ты уходила из дома, когда я заснул?
У нее начинает бешено колотиться сердце. Бросает в жар. Она смотрит на мужа.
– Уходила?
Она отводит взгляд.
– Лили?
Она глубоко вздыхает, потом снова смотрит Тому в глаза.
– Мы алиби друг для друга, помнишь. Мы были здесь вместе всю ночь.
В его лице что-то меняется. Он медленно кивает и сжимает челюсть. Лили знает, о чем думает муж, и ей становится дурно.
– Ты правда не думаешь, что я могла совершить подобное, Том? Пожалуйста, скажи «нет».
Его глаза наполняются эмоциями.
– Лили, я уже не знаю, что думать.
Недоверие и подозрения расцветают между ними как нечто большое, осязаемое, переменчивое и растущее, и Лили знает: их жизнь никогда не станет прежней. В тот самый день, когда Арвен Харпер приехала в город на синем «Фольксвагене», разрисованном белыми снежинками, со своим шестнадцатилетним сыном на переднем сиденье, все начало меняться. Это стало началом конца.
Очень тихо она говорит:
– Что бы каждый из нас ни думал, Том, или что бы каждый из нас ни сделал…
– Я ничего не сделал, – отвечает он.
– Не важно. Что бы сейчас ни случилось, мы должны защитить детей, – она удерживает его взгляд. – Ты понял? В этом-то мы согласны? Ты можешь пообещать, что мы сделаем всё ради защиты Фиби и Мэттью? Попытаемся сохранить семью?
– Лили, это может оказаться невозможным, – едва слышно отвечает он.
– Но мы должны, Том.
Том
В прегрешении часто есть решающий момент, и обычно он невелик, едва заметен. Иногда это зрительный контакт, удержанный на долю секунды дольше необходимого, иногда – ответ на игривое сообщение, а иногда – уход из паба куда-то еще, когда ты уже перебрал с выпивкой. И когда эта тонкая – почти невидимая – линия пересечена, ты словно самолет в момент взлета: нужно оторваться от земли. Или разбиться. В глубине души Том понимает, что приближается к этому моменту, когда Арвен отвечает «да» на предложение Мильтона переместиться в гавань, на яхту Саймона, и провести там ночь.
– А ты, Том? – спрашивает Саймон, когда они надевают куртки после затянувшегося до ночного пьянства «счастливого часа» в «Красном льве».
Он сомневается.
– Ой, Том, ну давай, – упрашивает Арвен, застегивая пальто. Сегодня она освобождается рано. Она приняла приглашение Саймона и широко улыбается, а в глазах сверкают веселье и предвкушение.
Он бросает взгляд на Саймона и думает о Лили, которая отправилась пить коктейли с Дианой в отель «Оушен Бэй». Возможно, Лили вернется поздно. А еще Том испытывает бешеный прилив ревности и соперничества, когда Саймон кладет большую руку на талию Арвен и они выходят из паба.
Он берет телефон и быстро набирает текст: «Сегодня буду поздно. Не жди».
Лили отвечает мгновенно.
«Только еду домой после вечера с Дианой. Ты собираешься на „счастливый час“ в яхт-клуб?»
Том отрывается от экрана и смотрит на дверь, через которую вышли Арвен с Саймоном. Он печатает: «Возможно. Не жди».
Телефон звякает.
«С кем?»
Он набирает: «Как всегда».
Убирает телефон в карман и спешит за друзьями, бредущими по дороге к гавани вместе с Арвен, чьи юбка и волосы развеваются на ветру.
На улице свежо. Среди звезд плывут облака, и над водой поднимается полная луна. Цветы мерцают под фонарями, покрывая тротуар и крыши машин.
Пока Том торопится вслед за компанией, у него начинает проясняться голова. Ему вспоминается позапрошлое воскресенье, когда он бегал и наткнулся на Арвен возле утесов – она тоже бегала. Они посмеялись над тем, как за пару дней до этого встретились в «Красном льве», где она успела проработать всего неделю. И какое-то время бежали рядом. Тяжело дыша, в идеальном унисоне. Было хорошо.
Даже слишком.
Поэтому в прошлое воскресенье он специально отправился бегать точно в то же время, надеясь опять с ней столкнуться. Так и вышло. Он встретил ее на видовой площадке на утесах Гарри – она делала растяжку. Они вместе пробежались вдоль дороги, ведущей на Мэнфред Хилл, и вместе осилили извилистую тропу на вершину Мэнфред, где они смеялись, пытались отдышаться и наслаждались видом.
В голове возникает образ Лили.
Том замирает. Он думает о детях. О семье. О том, что для него значит Лили. О глубине их связи. Делает глубокий вдох и подбегает к компании.
– Ребята, я, пожалуй, не пойду. Может, в другой раз.
Они пытаются переубедить его, но Том желает всем спокойной ночи и уходит. До дома недалеко, и он наслаждается прогулкой. Он гордится своим решением.
Секунду спустя его догоняют чьи-то шаги.
– Том! Подожди.
Он оборачивается.
– Арвен?
– Я решила, ты прав. Прогуляемся?
Он сомневается.
– Я… Я не знал, что ты живешь в этой стороне. Ты вроде говорила, что приезжаешь по воскресеньям на скалы на машине. Я… думал, ты живешь ближе к городу.
– Да. Моя остановка недалеко отсюда. В двух кварталах.
– Ты ездишь на работу не на машине?
– Микроавтобус на ремонте. Проблемы с коробкой передач, – она улыбается. Свет фонарей освещает ее шею. Мягкую, белую. Татуировка движется, словно чудовище живое. Порыв ветра треплет ее кудряшки. Том чувствует горячий толчок желания внизу живота.
– Я вызову тебе такси, – предлагает он.
– Господи, Том, похоже, ты готов на все, лишь бы не гулять со мной.
Между ними повисает молчание. Падает несколько цветков.
– Разумеется, нет, – выдавливает он.
– Кроме того, мне вообще-то нравится автобус. Особенно ночью – можно увидеть разных людей. Чем позднее, тем более настоящими они кажутся. Меня это вдохновляет. На мое искусство.
Том украдкой ее рассматривает. Глаза блестят в свете фонарей. Он чувствует еще один неудобный, но восхитительно безумный толчок желания. Прочищает горло и идет вперед. Она подстраивается под его шаг. На прошлой пробежке он уже рассказал ей, что живет в Оак-Энд, через парк Спирит Форест от утесов Гарри.
– Значит, тебе не хватает людей, представленных пятничными вечерами в «Красном льве»? – спрашивает он.
Она смеется. Звук бурлит – да, именно бурлит – у нее в груди. Заразительно. Том думает, что он пьян. С ней приятно идти рядом. Широкой, легкой походкой. Такой же, как и бег. Ее длинная юбка, звон браслетов. Эта гадалка, свободная духом художница-официантка. Она воплощает все, что утратила его жизнь. Она излучает энергию, непостоянство. Его жизнь – рутина. Он движется в привычной колее.
Мысли снова обращаются к сексу. Он усмиряет желание.
Но в Арвен Харпер есть нечто особенное. Она глубоко его зацепила. Он видел шрамы на внутренней стороне ее запястий. И подозревает, они – истинная причина браслетов. Арвен пытается спрятать шрамы. Или, наоборот, привлечь к ним внимание. Это интригует Тома как психолога, исследователя аномальных умов, поборника ментального здоровья. И вызывает в нем сочувствие.
Арвен, красивая сексуальная женщина, затронула и более примитивную сторону Тома – стареющего мужчины, чья жена отказывается от секса по пока непонятным Тому причинам.
– В детстве я везде ходила пешком, – говорит она. – Жила в маленьком городке в прериях, – пауза. – Безопасном городке. Когда-то безопасном.
– Где ты росла?
– В детстве – в пригороде Медисин-Хат.
Том напрягается.
– Хм… где?
Он старается говорить обыденно, но сам слышит в своем голосе предательские нотки.
Она поднимает взгляд.
– Ты знаешь это место?
Что-то подсказывает Тому: будь осторожен.
– Не особо.
– Маленький городок Глен Дэнниг.
Том холодеет. В голове мелькает воспоминание.
– Знаешь? – спрашивает она.
– Слышал.
Она умолкает, словно дожидается пояснений, откуда он мог слышать о крошечном городке в прериях.
Вместо этого он говорит:
– И далеко тебе ехать на автобусе до дома?
– Мы живем на главной трассе, ведущей в город, поэтому недалеко. Но не в доме. В маленькой квартирке со студентами в качестве шумных соседей.
– Мы?
– У меня сын.
Том удивляется.
– Я… не знал.
– А откуда? Я не говорила. Джо. Ему шестнадцать.
– А… ты – у него есть отец? В смысле, он…
– Я одна, – короткая пауза. – Я вдова, Том.
Он останавливается.
– Арвен, мне жаль. Когда…
– Чуть больше двух лет назад. Рак. Хотя мы разошлись еще до его болезни. Так что… – она смолкает. Прочищает горло. – Думаю, это стало решающим фактором нашего переезда на запад. Новое начало для меня и Джо.