ранное. Он посмотрел прямо в камеру. «Если зло существует – в тот день оно было там. В том доме».
Арвен делает еще глоток вина, вспоминая, с чем столкнулся тем апрельским вечером Возняк. И печатает:
«Сначала он заметил кровь – на лестнице, на стенах в гостиной, на кухне, на полу, на задней двери. Возняк уже знал, что ждет его в подвале. Он видел в окно. Потом офицеры услышали плач.»
Внезапно Арвен чувствует волнение. Она перематывает страницы документа. Хочет вернуться к началу и подробнее описать экспозицию, колорит места. Ненадолго задумавшись, она пишет:
«Медисин-Хат известен как «Газовый город». Если верить туристическим сайтам, город может похвастать большим количеством солнечных дней в году, чем любой другой город Канады – в среднем 330 дней – и если зима сковывает прерии льдом, то летом здесь жарко и сухо. Когда в 1904 году под городом обнаружили месторождение газа, оно оказалось огромным – около 400 квадратных километров. Оно обеспечило растущий город таким объемом энергии, что фонари горели ночью и днем: это выходило дешевле, чем нанимать работников для выключения газовых фонарей.
Еще газ обеспечивал работу гигантских печей в богатом глиной регионе. Жар в печах позволял делать водонепроницаемые красные кирпичи, а благодаря запасам кирпичей на Западе началось активное строительство домов. А еще в ульевых печах делали знаменитую керамику, которую развозили по всему миру. Но почти постоянные вспышки из газовых колодцев и окружающих кирпичных фабрик, где люди тяжко трудились в мучительном зное, окрашивали небо в оранжевый цвет. Когда в 1907 году город посетил Редьярд Киплинг, его взору открылась инфернальная картина, о чем любят писать на туристических сайтах.
«Похоже, у этой части страны, – гласит его знаменитое изречение, – вместо подвала настоящий ад, а единственный люк туда – Медисин-Хат».
И действительно, настоящая сцена из ада предстала перед…»
За спиной у Арвен хлопает дверь. Она оборачивается, задевая бокал вина. Он с грохотом разбивается об плиточный пол. Над головой загораются яркие лампы. Колотится сердце. Арвен моргает от неожиданного, слепящего света, застигнутая врасплох и физически вырванная из своего далекого мира убийств.
– Мам?
– Господи! Джо!
Она вскакивает, роняя стул, спешит к доске и захлопывает дверцы. В крови бурлит адреналин, когда она резко поворачивается к сыну.
– Какого дьявола, Джо. Убирайся отсюда! – она указывает на дверь. – Как ты смеешь вот так врываться? Черт подери… Неужели нельзя просто постучать?
Ее сын стоит огорошенный. Арвен бросает взгляд на собственное отражение в зеркале на стене. Видит растрепанные, непричесанные волосы, вспоминает, что на ней по-прежнему ночная рубашка, сине-белая, как у погибшей женщины из ее истории, и это приводит ее в ярость. Потому что сын застал ее в таком виде, и ей это отвратительно.
– Я велела тебе никогда сюда не ходить. Никогда. Ясно? Что непонятного? Здесь мое рабочее место. Мое личное пространство. Мы с тобой делим коттедж, но не это место, Джо. Уходи.
Но Джо упрямо стоит, глядя на захлопнутые дверцы шкафа и слегка приоткрыв рот.
Арвен с тревогой задается вопросом, многое ли он успел увидеть.
– Прости, – уже тише говорит она. – Господи, Джо. Ты меня правда напугал. Я… Я погрузилась в работу.
Сын переводит взгляд на ноутбук, потом на стопку блокнотов, испещренных записями интервью, взятых до приезда сюда. Он смотрит на папку с вырезками из старых газет, потом на старый магнитофон и кассеты.
– Я просто зашел спросить, не хочешь ли ты поужинать, – тихо говорит Джо. – Я подогреваю остатки пасты. Зашел узнать, может, ты хочешь. Я…
– Джо, у нас договоренность насчет завтрака. На завтраке мы всегда вместе. Но если я решаю поработать допоздна, то пропускаю ужин. У меня здесь есть еда в холодильнике. Есть микроволновка.
Ее сын прекрасно знает – иногда она рисует всю ночь в противошумных наушниках, погрузившись в собственную голову, в свою психику, в свое сердце.
Он смотрит на пустые бутылки из-под алкоголя на столешнице, на бокал с вином, на дымящуюся в блюдце самокрутку, и Арвен вдруг четко ощущает запахи марихуаны и ладана и запах собственного немытого тела.
– Да, мам. Вижу, у тебя тут… наркота.
Она поджимает губы. Ее сын ее осуждает. И она снова упала в глазах своего мальчика. Арвен страдает и одновременно хочет защититься. Иногда ей кажется, что ей самой было шестнадцать буквально вчера. Она помнит, как чувствовала себя одновременно совершенно взрослой и ребенком. Иногда она ощущает себя на шестнадцать лет – словно подросток, заключенный в более взрослой и решительной женщине с дурной головой и слабеющим телом, изношенным из-за оборотов в стиральной машинке времени. Она не имеет права быть матерью.
Она не способна нести ответственность даже за себя саму.
С чего она вообще решила, что справится – сможет вырастить мальчика и соответствовать стандартам собственного сына? Чем она заслужила такого цельного человека? По логике, с такой матерью Джо должен был стать куском дерьма и сидеть в тюрьме. Но иногда плохие родители получают хороших детей.
Иногда хорошие родители получают самых худших детей.
– Это твой проект? – спрашивает он, кивнув в сторону доски. – Для этого мы приехали на запад?
Арвен глубоко вздыхает.
– Да. Ты… много успел увидеть? Ты долго стоял у меня за спиной, прежде чем включить свет?
– Что это за проект, мама?
– Джо, я не могу рассказать. Пока. Он… Сначала мне нужно его закончить. Собрать всю информацию. Я должна быть уверена.
– В смысле, тебе нужны доказательства? Как в тех телевизионных проектах, где ты работала?
– Вроде того. Да. Но это важнее. Гораздо важнее. Мы достигнем больших успехов.
Он смотрит на ее ноутбук.
– Важнее, чем твои статьи?
– Это книга, Джо. Мне пообещали аванс. Очень хороший.
– В смысле, деньги?
Она кивает.
– Ты работаешь в таверне под прикрытием или что?
У нее ускоряется пульс.
– Это… – она собиралась сказать, это тупо, но не хочет называть собственного сына тупым. Он – один из умнейших людей среди всех, кого она знает. Умнее ее, это точно. – Я работаю официанткой ради заработка.
– Так насколько велик аванс?
– Джо, пожалуйста, не сейчас.
– Я не понимаю, почему не сейчас – почему это должно быть секретом? Почему от меня? Я умею хранить секреты, мама. Ты должна сказать мне правду. Ты вырвала меня из жизни и заставила проехать через полстраны, в очередную новую школу. Ты заставила меня расстаться с друзьями и не можешь внятно объяснить зачем?
Она глубоко вздыхает и смотрит сыну в глаза. Такие же, как у отца. Она лишила Джо и этого – связи с отцовской стороной семьи. Связи с его японским культурным наследием. Она знает, ее сын остро нуждается в чувстве принадлежности, в возможности пустить корни. Но возможность давно упущена. Она даже не рассказала отцу Джо о беременности. Арвен просто исчезла из его жизни. Как сбегала от столь многих пугающих вещей. Истинная близость, пробуждающаяся любовь к отцу Джо стали такими всепоглощающими, что она сбежала. Она не знает почему. И пыталась понять большую часть жизни.
– Это связано с преступлением, Джо, – тихо говорит она. – С настоящим преступлением. Ужасным преступлением. Совершенном много лет назад.
Он стоит, замерев. Он ждет. В глазах горит надежда. Арвен становится больно. Она ближе к истине, чем когда-либо.
– Я получила инсайдерскую информацию, – рассказывает она. – Примерно восемнадцать месяцев назад. Больше никто не знает.
– Какую-то зацепку?
Она кивает.
– Она привела к другим, и наконец я докопалась до главного. Я пишу историю того преступления.
– Это убийство?
– Больше одного убийства.
Он медленно переводит взгляд на ноутбук.
– Эти убийства – их совершили здесь? В Стори-Коув? Участники истории все еще здесь живут?
– Большего я пока рассказать не могу. По моему… контракту требуется эксклюзивный материал, и все ужасно конфиденциально. Если допустить утечку, я могу потерять преимущество, аванс и всю сделку.
– Ты врешь. Нет никакого контракта.
– Будет, Джо. Скоро. Когда я напишу достаточно и материал одобрят.
– И сколько потребуется времени? Сколько чертового времени на этот раз?
На мгновение она теряется, не желая снова обманывать сына.
Выругавшись, он направляется к двери.
– Джо…
Он оборачивается. Все еще надеясь на правду.
Вместо этого Арвен говорит:
– Дверь в студию была заперта. И ты даже не постучался. Ты открыл ее ключом. Почему?
Он смотрит на нее с осуждением. И Арвен снова задается вопросом, многое ли он успел разглядеть на доске.
Она протягивает руку.
– Дай мне ключ, Джо. Мне нужны все ключи от моей студии.
Он швыряет ключ на стол. Он с грохотом пролетает по поверхности и падает на пол, рядом с осколками стекла и разлитым вином. Он уходит.
Выругавшись, Арвен спешит к двери, немного покачиваясь из-за вина и каннабиса – но она не может писать эту историю, не притупляя края. Хватается за дверной косяк, чтобы удержать равновесие. Она зовет сына, идущего через лужайку к коттеджу.
– Джо! – зовет она.
Он оборачивается и кричит в ответ:
– Я пришел пригласить тебя на ужин, потому что привел подругу из школы, мама. Я подумал, возможно, ты захочешь с ней познакомиться.
– С ней?
Он продолжает идти к двери коттеджа.
Она бежит за ним босиком по влажной траве.
– Джо!
Он идет дальше.
– Джо! Кто она?
Он останавливается у входа в коттедж.
– Ее зовут Фиби. Фиби Брэдли. Она живет на нашей улице и тоже мечтает стать художницей, и я подумал, ей было бы здорово познакомиться с моей мамой. Но знаешь? Это была тупая идея. Мне за тебя стыдно.
– Джо!
Он заходит внутрь и хлопает дверью.
– Нет, – шепчет она. – Ох, Джо, нет. Только не Брэдли.