Но она не выдумала слова: «Тебе не скрыться от сатаны, если сатана в твоей голове… От того, кто знает…»
Она не выдумала, что ее пациентка назовет своего внутреннего ребенка Софи. Пациентка, которая побывала на одном сеансе и не вернулась.
Она не выдумала, что вчера ночью Том опять поздно вернулся домой. И от него пахло алкоголем. И утром он вел себя… Странно. Отстраненно. Необщительно. Он казался встревоженным. И это напугало Лили. Она никогда не сомневалась в его любви. Но что-то изменилось.
– Как насчет зефира? – спрашивает Ханна, записывая заметки в телефон.
– Что?
– Лили, ты меня вообще слушаешь? Ты ведь не слушаешь? Я добавляю в список ингредиенты для сморов – шоколад, крекеры, – она умолкает. – Что еще нужно? Саймон уже купил газировку для детей… Я заказала все для салатов, печеной картошки, чесночного хлеба, коул слоу, бургеров, сосисок, курицы, стейков. Что еще?
– Хм… А вегетарианская еда будет? – отстраненно интересуется Лили, по-прежнему сосредоточив внимание на Мэттью. В этом году он уже плавает гораздо лучше. Но по-прежнему самый маленький среди мальчиков. Ее грудь сжимается от любви, гордости и болезненного защитного инстинкта. Мэттью и Фиби – смысл ее жизни. Она знает, почему так сильно хотела детей. Рождение детей дарит надежду, искупление. Человек не только заново себя изобретает, но и воспринимает себя иначе. Как психолог, она знает – большинство родителей такие же, стремятся сделать мир безопаснее и лучше для потомков. Это вопрос контроля и формирования будущего для оправдания собственного существования и придания смысла прошлому. Акт искупления.
Она замечает на глубокой половине бассейна свою юную пациентку Таррин Уингейт. Девушка разговаривает с тренером. Сегодня утром глубокие дорожки отданы команде пловцов. Лили вспоминает ссору с Фиби.
Таррин постоянно напивается и со всеми спит. Возможно, даже со своим тренером. Уверена, с ней ты мила.
– А кто вегетарианец?
– Что?
– Кто вегетарианец?
– Фиби.
– С каких пор?
– Напомни-ка, как фамилия того тренера?
– Лили?
Она смотрит на подругу. Во взгляде Ханны потрескивает раздражение.
– Это Сет Дюваль. Наше соседское барбекю в этом году тебе не интересно? Почему? Ты всегда… Даже не знаю. Обычно ты хочешь быть в курсе всего. Контролировать.
– Контролировать?
– Ты знаешь, о чем я.
– Считаешь, я слишком много контролирую?
– Лили, послушай себя. Что с тобой такое? Ты сама не своя уже… Даже не знаю. Какое-то время.
– Диана что-то сказала – она тебе рассказала?
Ханна смотрит на нее странным взглядом.
– Значит, да. Что именно она сказала?
– Просто спросила мое мнение о твоем состоянии, и знаю ли я, что с тобой происходит.
Лили охватывает гнев. Внезапно ей становится жарко и душно во влажном, пахнущем хлоркой пузыре. Она чувствует, что краснеет от стыда. Она психотерапевт. И не может производить впечатление, будто не справляется с собственной жизнью. Она должна взять все под контроль.
– Слушай, – Ханна берет ее за руку. – Лили, ты можешь поговорить со мной. Даже психотерапевту нужно выговариваться.
Но во взгляде Ханны виден странный блеск. Или Лили кажется, будто близкая подруга наслаждается ее слабостью? Питается ею?
– Дело в Томе? – тихо допытывается Ханна.
– В смысле? Саймон что-то сказал? Рассказал? – если кто-то и знает, думает Лили, то это Саймон. – Ханна, что он сказал? И не обманывай меня – не на этот счет.
Ханна слегка отстраняется от явной атаки Лили. У нее краснеют подбородок и щеки.
– У него роман. Я знала, – говорит Лили. – Я… Я знала.
– Да? – спрашивает Ханна.
– Разве… разве не об этом сказал тебе Саймон? Не на это ты намекаешь?
– Нет. Саймон не…
– Не нужно покрывать Тома. Не вздумай мне врать, Ханна. Ты должна рассказать.
Дети вылезают из бассейна и берут полотенца. Мэттью оборачивает полотенцем дрожащие маленькие плечи.
– Ханна, скорее. Расскажи, пока не подошли дети.
– Слушай, единственное, что Саймон рассказал о Томе… как… они все отправились прошлым вечером к вам на яхту, после таверны. Официантка была с ними. Все ушли раньше Тома и Арвен, – лицо Ханны краснеет еще сильнее.
– Арвен? Так зовут официантку?
– Я думала, ты… знаешь.
Лили смотрит на подругу. Подбегает Мэттью, завернутый в полотенце, как маленькое буррито. Кричит какой-то ребенок. Еще один с разбегу прыгает в воду.
– Еще он сказал, Том помог Арвен снять жилье напротив нас.
– Том – что?
– Ну, коттедж американцев. Она художница. Искала место для студии и своего сына.
– У официантки есть сын?
Внезапно Ханна бледнеет.
– Она – мать-одиночка. Ты… Лили, я правда думала, ты знаешь. Завтра она тоже придет, и как ты могла не знать?
– Знать что, Ханна? Говори.
– В смысле, я думала, ты знаешь от Фиби. Твоя дочь вроде как встречается – ну, очень близко дружит – с сыном официантки. Ее шестнадцатилетним сыном.
Лили чувствует, как у нее падает челюсть и как сотрясается мир.
– Я должна тебе кое-что показать.
Ханна достает телефон.
Лили
Прошло два дня с барбекю, со смерти Арвен Харпер, с тех пор как привычная жизнь Лили полностью разрушилась, с тех пор как она узнала о бездонной глубине обмана ее мужа. А теперь снаружи толпятся журналисты и вокруг кружат копы. Она перемешивает в кастрюле бурлящие болоньезе и бросает взгляд на Тома в гостиной. Лили готовит ужин, пока он пытается сосредоточиться на журнале по психологии. Дети по-прежнему у свекров и останутся там, пока все не утихнет.
Хотя Лили вовсе не уверена, что оно утихнет.
В глубине души она боится, что муж совершил нечто гораздо хуже предательства. Но она уверена в одном – где-то в первобытной, уродливой части своей души она очень рада смерти Арвен Харпер. Так лучше. Безопаснее. Для нее. Для ее семьи. Единственное, жаль Джо. Но это вина Арвен. Она сделала это с собственным сыном. Она виновата во всем сама.
Раздается дверной звонок. Лили подпрыгивает. Потом еще раз, и кто-то стучится в дверь. Том выпрямляется. Они переглядываются. Снова стучат.
– Полиция! Откройте!
Лили видит офицеров в униформе, обходящих дом. Стук продолжается.
– Мистер и миссис Брэдли! Полиция! Откройте дверь!
Она поспешно вытирает руки об фартук и снимает его. Снова смотрит на Тома. Он замер на стуле. Лили спешит к двери, отпирает ее и открывает.
Там стоят детективы Дюваль и Хара. У них за спиной – другие полицейские в униформе. Лили видит: полицейская машина припаркована поперек их подъездной дороги, блокируя ее автомобиль. И дополнительные машины на дороге. Полицейский фургон. Журналисты снимают видео и фотографируют.
– У нас есть ордер на обыск вашего дома и сарая, миссис Брэдли, – детектив Дюваль протягивает Лили бумаги. Лили берет их дрожащей рукой, но прочитать не может.
– Пожалуйста, позвольте нам войти, или мы применим силу.
– Том! – зовет она.
Он прямо у нее за спиной. Она протягивает ему ордер.
– Я… я позвоню Диане, – говорит она.
– Мэм, пожалуйста, отойдите, – просит офицер, протискиваясь мимо.
Том пытается сосредоточиться на тексте ордера, но, похоже, он в шоке. У него дрожат руки.
Три офицера в сопровождении детектива Дюваль поднимаются по деревянным ступенькам, топая своими большими ботинками. Еще двое проходят через дом и выходят через дверь кухни вместе с детективом Харой. Они направляются к сараю. Лили бросает на Тома еще один взгляд. У него бледное лицо. В сарае загорается свет.
Детектив у них на кухне открывает морозильник. Лили становится дурно, когда она достает садовый пакет для мусора с мясом. Другой офицер залезает в помойное ведро под раковиной. Полицейские выходят из сарая с контейнером, в котором Лили нашла футболку Тома. Еще двое спускаются со второго этажа с пакетом для улик, в котором лежат свежепостиранные вещи, и на самом верху стопки – аккуратно сложенная белая футболка Тома для бега.
Детектив Дюваль спускается по ступеням с коробкой, содержащей «материалы дела» Мэттью и другие папки с его распечатанными фотографиями.
– Вы не можете их забрать! – Лили протягивает руку с внезапным отчаянием. – Мой сын очень расстроится. Это его.
– Мэм, пожалуйста, отойдите, – говорит другой офицер.
Лили делает шаг назад и натыкается на копа с коробками. Другой офицер забирает со столешницы мобильный телефон Тома.
– Вы не можете это забрать, – возмущается она.
– Мэм, это включено в ордер, – отвечает офицер. У Лили в груди закипает жестокая ярость. В глазах краснеет. Становится трудно дышать. Она сжимает кулаки.
И внезапно чувствует руку Тома. Нежное, мягкое прикосновение.
– Держи себя в руках, Лили, – шепчет он. – Не теряй перед ними контроль. Не давай повода использовать это против нас.
Она сглатывает. Ей хочется заплакать и прижаться к мужу. Хочется, чтобы Том обнял ее и утешил, хочется бить кулаками ему в грудь, кричать, пинать, рвать ему волосы и… убить его. Она больше не хочет верить. Она не может ему доверять.
Он их к этому привел. Он и Арвен.
Внезапно детектив Дюваль останавливается в коридоре. Поворачивается к стене и резко подается вперед. Она рассматривает одну из семейных фотографий Брэдли. Лили замирает. В бурной реакции детектива есть нечто пугающее.
– Тоши! – зовет детектив Дюваль. – Иди, посмотри.
К ней присоединяется партнер. Дюваль указывает на фотографию, сделанную в Ботсване. Детектив Хара наклоняется ближе. И обменивается с напарницей выразительным взглядом.
Лили сглатывает.
Детектив Дюваль поворачивается к Тому и Лили. Она показывает на фотографию.
– Где сейчас этот браслет?
– Вот, с фотографии, на руке мистера Брэдли.
Том хватает Лили за запястье. И пристально смотрит ей в глаза. Напряженно. Лили читает в его взгляде: