Ребенок только сильнее в стену вжался. Умеет же следак с детьми разговаривать, напугал. Но девчушка двигается, уже хорошо, серьезных травм нет.
– Мы шли по хлебным крошкам, – подмигиваю ребенку я. Молчит, но глазенки подняла. – Здорово придумали, твоя идея? – Мотнула, ответная реакция есть. Идет на контакт. – Моя дочка, Люська, нарисовала вашу куклу, я все сомневаюсь, похожа или нет. Как думаешь? – Достаю из кармана сложенный листок, показывая рисунок из психушки. – Она у меня, правда, призрак, и, кроме меня, ее больше никто не видит. Но она всегда рядом и даже сейчас, прямо здесь. Только это большой-большой секрет. Ты же никому не расскажешь? Иначе злой дядька меня в больницу положит.
Малышка качает головой, даже улыбнулась разок. Основа детской психологии: только лучшие друзья могут рассказать друг другу свои секреты. То, что я открыл свой, позволяет ей довериться мне. Психологи довольно часто применяют подобную схему, повествуя пациенту о себе небольшую историю, прежде чем приступить к расспросам.
– Вылезешь ко мне? А то я не люблю темные замкнутые помещения, к тому же скоро твои мама с папой приедут. – Слова действуют. Малышка выбирается из укрытия, за шею обнимает. Дрожит, ручки ледяные, слезы из глаз катятся, сейчас точно расплачется. Почувствовала защиту, поверила. – Все хорошо, солнышко. Я тебя согрею.
На улице звук сирен, значит, «Скорая» подъехала. Девчушке нужна помощь. Тяжелое дыхание, синюшность кожных покровов, обезвоживание. И это только малая часть последствий, но это хороший исход. Девочка могла задохнуться при пожаре, балки могли не выдержать, или она просто бы умерла здесь от жажды. Нет. Только сейчас замечаю бутылку с водой и фантики от шоколадных вафель. Тот, кто оставил ее в этом подвале, не хотел, чтобы она пострадала. Очаги возгорания были не настолько большими, чтобы спалить это место, скорее привлечь внимание. К тому же пламя намеренно отводили от стены. Но второй поджог спутал карты, позволяя огню распространиться. Плюс недобросовестные пожарные, ни черта не знающие свою работу. В их обязанности входит осмотр конструкции здания. Ряд случайных совпадений, которые могли закончиться смертью ребенка.
– Эй, давай ее сюда. Нужно выйти на улицу, – протягивает руки Афанасьев.
– Я сам. – Вика вцепляется еще сильнее, боится, что я ее отдам здоровенному дядьке, больше напоминающему медведя. Пригрелась в моих руках, расслабилась. Я не должен ее подвести, как подвел свою дочку… Даже в такой мелочи. – Солнышко, закрой глазки.
Осторожно выношу девочку из сгоревшего кафе, не стоит ей видеть пепелище, она и без того натерпелась. Следак двери открывает, ни на шаг не отходит. Сам понимаю, малышку придется расспросить о случившемся. Второй девочки здесь нет. Она все еще у этих тварей, а значит, в смертельной опасности. Каждая минута может стать решающей, не говоря о часах и днях. Но ребенок не готов отвечать на вопросы, точно не в том ключе, как будет спрашивать Афанасьев.
– Ты очень смелая девочка. Ника такая же смелая, как ты? Она была с тобой? – пытаюсь помочь. Кивает, маленькая умничка. – А здесь вы тоже были вместе? – мотнула, закрывается. С каждым вопросом становится сложнее. Не хочу, чтобы она возвращалась в ужасающие воспоминания. Но выбор невелик. – Ты осталась здесь одна, потому, что ее забрали? – Губы дрожат, сейчас разревется. Ненавижу себя за это. – Ты очень, очень смелая девочка. А я вот самый настоящий трус. Знаешь, кого я боюсь? Котов!
На входе врачи, оперативно сработали. Женщина лет сорока пытается забрать ребенка, но безуспешно: в шею вцепилась так, что ручонки побелели. Приходится идти в карету «Скорой помощи» дружным составом.
– Вика, ты должна нам помочь. Помнишь, кто вас забрал? Как он выглядел? Во что был одет? – спрашивает следак, как только врачи приступают к осмотру. – Нам очень нужно, чтобы ты описала этого человека. Мужчина? Женщина?
– Афанасьев, – рычу я. Если сейчас не заткнется, врежу. Но по моему взгляду и без того понятно. Да, это его работа, сам понимаю, насколько ее показания важны. Но нельзя так в лоб, она маленькая совсем, первый класс. Недаром по закону необходимо присутствие родителей и детского психолога. – Солнышко, кто у нас тут потоп устраивает? – чего и следовало ожидать. Малышка зажалась, в локоть уткнулась, сквозь рубашку чувствую, как по личику слезы катятся. Слава богу – вот и «Мерседес» последней модели, едва не сбивающий по пути все столбы. Должно быть, родители. Сообщили радостную новость, торопятся. Я бы на их месте гнал с неменьшей скоростью. – Смотри, кто это там такой? – указываю на выбегающую из машины молодую женщину. Узнала. Слезы ручьем потекли. Теперь можно, мама пожалеет, успокоит, укроет от всего самого страшного. – Беги к ним…
– Вика, доченька… – Женщина подхватывает ребенка, к груди прижимает, зацеловала. За ней отец, в охапку своих девочек зажимает. Он больше не отпустит, не отведет взгляд. Всегда начеку будет. Я бы был… Сердце сжимается, больно смотреть. Как и тем двоим, что в стороне стоят. Вместе приехали, две семьи, родители. Но второй девочки здесь нет, и радость за первую не может пересилить отчаянье и страх за своего ребенка…
– Спасибо, – подходит к нам отец. – Мне сказали, что вы нашли мою дочь. Я ваш должник…
– Шурик нашел, – хлопаю его по плечу. – Ей нужно в больницу, вы должны быть рядом. Вероника – очень смелая девочка. Вам очень повезло, что ее нашли живой, цените это. Мою дочь спасти не успели.
– Мне жаль, – только и может выдать он. Чистая ложь. Неумышленная, люди привыкли так говорить. Самое неискреннее выражение, не несущее в себе никакого смысла. Сейчас этот человек думает только об одном. Он вновь сможет взять свою малышку на руки, поцеловать на ночь, рассказать сказку. Сложно винить его за это.
– Пап, все хорошо, я же рядом, – берет меня за руку Люська. Да, все хорошо, наверное, это так. Но я бы отдал все на свете, чтобы сейчас оказаться на месте этих родителей. Прижимать галчонка к груди, чувствовать теплоту маленьких ручек на шее и любоваться, как жена зацеловывает свою малышку и плачет от радости…
– Роман Михайлович, Григорий Константинович, там, внизу… – подбегает Шурик, запыхался. – Там голоса. Если это похитители…
– Группа, за мной, – машет рукой оперативникам. – А ты, Макаров, остаешься здесь. Ты не полицейский, это наша работа.
– Еще чего, – мотаю головой. Размечтался. Я здесь как раз за тем, чтобы убить этих тварей, он мне в этом не помешает. – Если хочешь, чтобы я помогал дальше, будем работать вместе. Я иду с вами.
– Ладно, напарник, – усмехается он. – Но держись за мной и не лезь. Мы лучше знаем свою работу. Они могут быть вооружены. Не в моих интересах, чтобы тебя подстрелили.
Глава 8Ошибка
Засада. Голоса доносятся приглушенно, сложно разобрать речь, но звук точно идет снизу. Не походит это на дионей. Они незаметные, тихие создания, прячутся от лишних глаз. Эти, напротив, шумят. Кажется, что-то похожее на смех. Точно, смех. Мужской басистый смех. Они в паре метров от нас, на уровень ниже. В полу должен быть проем. Доски однородные, плотные, кроме метрового квадрата возле ног Шурика. Вот же идиот, не зря его следак шпыняет! Важный, позу боевую занял, пистолет из кобуры вытащил, а сам на крышке стоит.
– Эй. – Толкаю в плечо Афанасьева, взглядом на доски указываю. Сразу понимает, сам искал, я первым заметил.
– В стороне держись, – велит он и кивает на стеллажи. Я не против. Устраивать разборки с людьми их работа, тварей, которые забрали Люську, здесь нет. – На счет три открываем, – кивает своим. Бойцы без единого слова люк обступили, автоматы наготове держат. Не хотел бы сейчас по другую сторону оказаться. Впрочем, на их месте я уже был. На кладбище, когда могилу дочери раскапывал. Непросто такое забыть. – Три! Стоять. Руки над головой!
– Капитан? – раздается голос из темноты. Фонарики в глаза светят, так и ослепнуть недолго. – Свои, капитан. Младший лейтенант Медведев.
– Чтоб меня, – опускает пушку Афанасьев. Ребятам отбой дает. Сценка из анекдота. – Какого лешего здесь делаете?
– Так как же, – теряется младший лейтенант. – Ваш приказ, поисковая группа. Мы от детской площадки идем, вода спала.
– Вторая группа? – уточняет следак.
– В трех километрах разделились, правая ветка Андреевой, мы по левой пошли. Следов детей нет.
– Дебилы вы, вот и нет. Девочки были здесь, одну нашли, живая. Их по канализации привели, – качает головой Афанасьев, на меня косится. – Что думаешь?
– Вика провела здесь пару дней, – пожимаю плечами я. В системе водоотведения дионей давно уже нет, дожди уничтожили улики. К тому же десятки разветвлений. Если бойцам что-то удастся найти, большая удача, но шансы крайне малы.
– Вот и я о том же, – вздыхает Афанасьев, ему не нужно объяснять, сам понимает. – Ладно. Продолжайте поиск, доложите, если что найдете. Мы в отделение, допросим поджигателя, может, что видел. Поехали, Макаров…
Нет! Хватит. Я слишком устал. Эта девочка, счастливая семья, слезы той женщины… Я не могу. Это их работа, меня к такому не готовили! Зачем я вообще здесь? Спасать чужих детей? Найти тварей, сотворивших это с моим ребенком? К черту все! Свою дочь я спасти не смог, и месть не изменит прошлое… Док говорил, что я должен принять, а вместо этого я, как обезьянка на привязи, делаю, что говорят, иду, куда скажут. Но и это не главное. Не хочу продолжать, пока от меня еще что-то осталось. С каждой такой вылазкой я теряю себя, сам не знаю, как объяснить, но что-то внутри ломается. Нужно остановиться.
– Отпусти меня к Аленке, я должен ее увидеть, – вместо задуманного выдаю я, сам от себя не ожидал. Глупо! Но видимо, это то, чего я хочу на самом деле.
– Гриша. Брось. Не стоит, – качает головой он, и это он еще не в курсе, какая изначально была просьба. Но в глазах обеспокоенность. Я настолько паршиво выгляжу, или дело в моей жене? С ней что-то не так? Она в больнице? У нее генетическое заболевание, если оно начало прогрессировать… Нет, не может быть. Аленка еще слишком молода. Мысли начинают завывать. Афанасьеву нет смысла скрывать, только если не сочтет, что я не смогу быть полезен… – Эй, ты в норме?