Безмолвный пациент: комплект из 3 психологических триллеров — страница 61 из 149

– Глупая была идея, – качает головой Афанасьев. – Так, ладно, я устал. Завтра поговорим.

– Стой! Мифология, легенды, фольклор – все они говорят, что детей похищают на протяжении веков. В греческой мифологии Ламия – дочь Посейдона и Гекаты. Ламия была возлюбленной Зевса, за это Гера убила ее детей, а ее саму превратила в безумного зверя. С тех пор Ламия отнимает младенцев у матерей и после пожирает их. Черная Аннис известна каждому британцу. Плакальщица – мексиканцам. Наша Баба Яга зажаривает малышню в печи. Разумеется, все это в десятки раз гиперболизировано. Но в каждой стране, культуре есть своя история, и все они схожи только в одном. Дети. Ты же мент! Сколько малышни ежегодно пропадают бесследно?! Нет! Разумеется, не в каждом из этих случаев виноваты монстры. Даже не в 1:1000. Но! Дьявол! Эти твари существуют. Я видел их своими глазами!

– Предположим. Значит, по-твоему, они пожирают детей? – Кремень, держится. Не единому слову не верит, но старается разобраться, слушает. Не хочет пропустить важную информацию в бреде душевнобольного.

– Нет. Думаю… Они их обращают. Возможно, не все дети могут переродиться. Поэтому они бросили Вику в подвале. Она не подошла им.

– Этому есть простое объяснение. Профайл преступника. Девочка не подошла им по определенным критериям, цвету волос, глаз, группе здоровья, в конце концов… Да что угодно. Но в одном ты точно прав, целью действительно была Ника, – отвечает следак. – Они похожи с твоей дочерью. Один типаж.

– Нет… Нет! Здесь другое, – перебиваю я. Голова гудит, я знаю, о чем говорю. Не могу объяснить, слишком мало переменных. Афанасьев опытный следак, немало дел раскрыл. В 99,9% так и есть. Теория вероятности в действии. Но в этом конкретном случае составляющих гораздо больше.

– Ты сказал о перерождении. В фигуральном смысле этого слова? – поднимает глаза он, но я молчу. Ответ не понравится. Значение прямое. – Ясно… Поэтому ты раскопал могилу? Чтобы она не воскресла? Так?

– Огонь – единственное, что может очистить тело и освободить ее. Наверное. Во всяком случае, я так думал. Если бы вы не помешали… Это был мой долг перед ней! Я не успел спасти ее, но не мог позволить ей стать одной из них.

– Ты настаивал на кремации. Алена Игоревна была против, – пролистывая бумаги, подтверждает он для себя. Костяшками пальцев по столу постукивает. – Хочешь сказать, что твоя дочь…

– Это уже не моя дочь! Но если вопрос в том, пуст ли сейчас гроб моей малышки, ответ да. Думаю, да.

– Это серьезное заявление. Ты осознаешь, что все, что ты сейчас сказал, можно проверить? Это далеко не самая приятная процедура, – неторопливо делая глоток, произносит Роман. Пристально на меня смотрит. Неужели действительно собрался эксгумировать тело семилетней девочки?

– Алена никогда не даст разрешения, – сухо отвечаю я. Вопрос злит. На что он рассчитывает? Решил, что я позволю разворошить могилу дочери, чтобы доказать свою правоту? Глупо, нелогично. Ограниченная дееспособность. Я не имею права принимать подобные решения. Он не может этого не знать. Или это проверка, пойду ли я на попятную? Тоже нет. По взгляду вижу, не блефует. На лице ни одна жилка не дрогнула.

– В деле открылись некоторые обстоятельства, которые позволяют мне затребовать эксгумацию без согласия родственников. Я спрошу тебя еще раз, ты уверен, что тела твоей дочери нет в гробу? – хладнокровно повторяет вопрос Афанасьев. Он не идиот, чтобы запрашивать документы на подобную процедуру, основываясь на словах психически больного, – ни один судья под этим не подпишется. Он хочет провести повторную судмедэкспертизу. Мы нашли девочку, значит, в деле открылись новые обстоятельства. Весь этот разговор фарс. Он хочет понять, как сильно я сам верю в то, что несу. Решение уже принято.

– Да, я уверен. Дионеи забрали ее. Моей девочки там нет.

– Хорошо. Утром едем в участок, ложись спать.


С самого начала день не задался. Голова раскалывается, на стену лезть готов, давно у меня такого похмелья не было. Впрочем… Дело не в похмелье. Полдня бумаги собирали. Хвостом за следаком бегал из кабинета в кабинет, как собачонка, двери сторожил, и вот мы на месте. Пять лет не был здесь. Техника, рабочие, судмедэксперт. Дочка с вечера так и не объявилась. К лучшему. Не стоит ей на это смотреть. Как и Аленке. По закону ей обязаны были сообщить. Но она не выдержит, не во второй раз. Только бы ее новому хахалю хватило мозгов не пустить ее сюда, пусть останется дома, возьмет ведерко мороженого, посмотрит дурацкий мультик вместе с сынишкой. В конце концов, тихонько поплачет в подушку, как делала это весь месяц, пока шли поиски. Все лучше, чем быть здесь.

– Да, Макаров, не ожидала. Эксгумация дочери? Выкопать тело своего ребенка. Даже меня в дрожь бросает. – Мельник. Значит, она тоже здесь. Плевать, пусть и дальше пытается поддеть. Все лучше, чем неловкое молчание после моего предложения о сексе. – А ты страшный человек, если пошел на такое, чтобы убедить Афанасьева в существовании мистических существ. Не хотела бы я столкнуться с тобой в темном лесу.

– Товарищ лейтенант, все сказали? – Ведь намеренно выводит из себя, так и придушил бы. Она лучше меня знает причины проведения судебной процедуры, но не унимается. Ядом брызжет. Не мог, что ли, Афанасьев Шурика вместо нее притащить?

– Ты же понимаешь, чем может все это закончиться? – пожимает плечами она с наигранным безразличием.

– Сложить два и два легко. Если останки Люси все еще в гробу, это будет означать, что все мои рассказы – бред умалишенного.

Улыбка сама соскальзывает с губ. Как я могу улыбаться в данной ситуации?! Что со мной не так? Но разве справка из стационара изначально не должна давать ответ на этот вопрос?

– Интересно другое, что будет, если тела моей дочери там нет? Что тогда? Что ты сделаешь? Перевернешь годами устоявшееся мировоззрение и под ручку с Афанасьевым начнешь гоняться за монстрами? Нет, разумеется, нет. Ты не находишь это забавным? Именно мой бред помог найти место похищения, привел вас к ребенку. Но этого недостаточно. Пустой гроб мало что изменит, как и наличие в нем моей малышки. Пока я полезен, я вам нужен, и неважно, какие тараканы ползают в моей голове.

– Тебе это нравится. Так? Ты уверен, что тела нет, поэтому так спокоен. За время нашего разговора у тебя ни одна мышца на лице не шевельнулась. – Лейтенант смотрит прямо в глаза. Вот же черт, она права, мне это нравится. – Макаров, тебя самого не смущает такая уверенность? Подумай, откуда ты можешь знать? Пару дней назад ты сомневался в реальности призрака дочери, а теперь…

– Готово! Вытаскиваем! – раздаются голоса разнорабочих.

Из-под земли появляется совсем маленький деревянный гробик. Сердце замирает, по телу холод, вдохнуть не могу. Сам не ожидал, что будет так хреново. Жена хотела обшитый, розовый, с рюшками и золотыми вставками, в таких обычно хоронят детей. Я взял другой, строгий, дубовый. С размером долго не могли определиться, не было подходящей модели, в итоге переплатил в 10 раз, но сейчас не жалею. Земля осыпалась, грязи почти нет, а тканевый давно бы плесенью порос.

– Открываем, начальник?

– Обождите, – машет рукой Афанасьев, в нашу сторону идет. – Григорий. Там…

– Гриша… – раздается позади едва слышный дрожащий голос. – Что здесь происходит?

– Твоя жена приехала, – договаривает следак, глядя на бледную женщину в зеленом пальто.

– Алена, я все тебе объясню! – Сам не знаю, что я несу. Как я могу объяснить? – Это…

– Я знаю, что это такое, эксгумация тела нашей дочери! Мне прислали бумаги сегодня утром! Боже, Гриша! Я не могу так больше! – По ее щекам катятся слезы, руки нервно сжаты в кулаки. Ударить готова, сама на ногах едва держится. Моя смелая девочка. Она всегда была готова защитить нашу семью, дочку и даже сейчас борется, пытается собрать все силы, которые я отнял и продолжаю отнимать день за днем. – Тебя не было пять лет, и стоило тебе объявиться, как ты снова все портишь! Я ненавижу тебя… Понимаешь? Я тебя ненавижу!

– Алена Игоревна, ваш муж не имеет к этому отношения. Простите нас, я понимаю, что вы сейчас чувствуете, но это вынужденная мера. В связи с открывшимися обстоятельствами необходимо произвести повторную судмедэкспертизу.

– Вы не имеете права! Я вас засужу! Вам мало того, что вы сделали с нашей семьей? Или дело в другом? Пропавшая девочка – племянница вашего начальника, так? Подполковника Кириллова. Я вспомнила, где слышала это имя. Именно он приостановил дело Люси. Убийцу вы так и не нашли! А теперь я должна позволить раскопать могилу своей дочери, чтобы вы нашли ребенка? Нет! Я костьми лягу, но не позволю открыть ее гроб!

– Алена Игоревна, дело Люси не приостанавливали, поиски шли двадцать четыре на семь, у нас не было зацепок. Нет, не так, – останавливает сам себя он. – Простите меня, я сожалею. Мы не справились. – Он достает фотографию Ники, жене моей протягивает. Манипуляция. – Ее зовут Вероника Кириллова, и она действительно племянница подполковника. Но это обычный ребенок, маленькая девочка, ей всего семь лет. Она ходит в первый класс, занимается бальными танцами и любит рисовать котят, как любила Люся.

– Вы помните, что она любила рисовать… Это неважно! Зачем вы все это говорите мне?! – Снова слезы. Как я ненавижу, когда она плачет, об стену расшибиться готов. – Вы не можете… Не так… Вы…

– Алена Игоревна, есть вероятность, что малышка еще жива. Горе, которое вы пережили, через что вам пришлось пройти, все это не забыть и не перечеркнуть. Но эта девочка, Ника, сейчас в такой же опасности. Эксгумация тела вашей дочери может спасти ее и пролить свет на некоторые обстоятельства. Позвольте, мы с вами отойдем, и я вам все объясню, наедине.

– Нет, хотите говорить, говорите при моем муже! Или вы только используете его, как марионетку? – А вот это стойко. Я не ожидал от нее. За время, пока меня не было рядом, ей пришлось стать сильнее, увереннее. И все же муж… Она до сих пор называет меня мужем. Слова случайно слетели с языка. Но это что-то значит. Как же я скучаю по ней…