Женщина кивает, неуверенно взглянув на свою дочурку.
– Только недолго, ей нужно отдыхать. Я останусь здесь, – произносит она, поглаживая ребенка по голове.
– Разумеется, – соглашается Афанасьев, доставая из кармана диктофон. – Вика, меня зовут Роман Михайлович, я работаю в полиции. Давай начнем с того дня, когда няня забрала вас из школы. Куда вы пошли потом? – Девчушка на меня смотрит, помалкивает. Побаивается большого дядю-медведя. Похоже, я единственный взрослый, кому она доверилась. – Так, ладно, Макаров, давай лучше ты…
– В парк, мы с Никой хотели мороженое, – отвечает ребенок, как только молчаливый протест приняли во внимание.
– Милая, у нас же возле дома ларек с мороженым, – вмешивается мать. – Вы же никогда не ходили так далеко…
– Елизавета Михайловна, пожалуйста, не мешайте, – осекает Афанасьев.
– Прости, мамочка, только не сердись на няню. Там мороженка с бананом, у нас такой нет, – виновато отвечает девчушка.
– Это то, которое с топпингом шоколадным? Самое вкусное, что я когда-либо ел. Я принесу его тебе в следующий раз, если, конечно, мама не будет против. Договорились? – кивает. Детям для счастья совсем немного нужно, главное, уметь подмечать. – Мы с дочкой всегда брали большой рожок, а потом шли на детскую площадку.
– Макаров, – вздыхает следак. – Отойдем?
– Две минуты, хорошо? – подмигиваю ребенку. – Посмотрим, что нужно угрюмому дядьке.
– Так нельзя. Девочка сама должна рассказывать, ты подсказываешь ей направление. Такое в суде не примут, – отчитывает, как только вышел за дверь. – У тебя нет навыков, но ребенок доверяет, поэтому действуем по ситуации. Необходимо восстановить их путь. Узнать, кто их забрал, описание, приметы. И только вякни мне про дионей!
– Так мы можем продолжить, пока мать не позвонила своему мужу и он не настучал твоему начальству?
Кивает, противопоставить нечего. То, что мы смогли добраться до малышки, – уже большая удача. Возвращаемся в палату.
– Вот какой дядька. Так куда вы с няней пошли после мороженки?
– В парк с березками, на горках покататься, мы играли, а потом… – Вика замолчала, опуская глаза. – Я не помню… – Испуганный взгляд, виноватый. – Там были чудовища… Ника плакала, я тоже плакала… Потом я осталась одна и увидела вас…
– Можно взять тебя за руку? – улыбаюсь я, протягивая ладонь. Девчушка вкладывает ручку, но не смотрит. Страх, ужас, который она пережила, глубоко засел в подсознании. – Тебе больше ничего не угрожает. Все хорошо. Мама и папа тебя защитят, ты же знаешь, что они самые настоящие супергерои?
– Она рисует всякое, – вздыхает Елизавета, протягивая детский альбом. – Может, это вам поможет. Психолог говорит, что так она выражает свои эмоции, образами чудовищ. Не знаю, что и думать.
– У тебя талант! – Жуткие картинки, в темных цветах. Сразу не разберешь. Среди всего этого ужаса попадается женщина с оранжевыми волосами в окружении монстров. Мать светло-русая, дети обычно выбирают желтый карандаш, значит, не она. – Викусь, а эта тетя кто?
– Олеся, – уверенно отвечает ребенок. Елизавета Максимовна руками разводит, не узнает.
– Ты знаешь эту тетеньку?
– Она художница.
– Доченька, откуда ты ее знаешь? – настороженно спрашивает женщина.
– Она с папой Ники дружит, они обнимались, – заявляет девчушка.
– Вы что-то об этом знали? – уточняет Афанасьев у матери, но Елизавета молча головой качает, к телефону тянется.
– Вика, почему ты нарисовала Олесю среди чудовищ? – спрашиваю я. Сейчас это намного важнее чужих отношений. Молчит, губы закусила. – Олеся тоже была там? Ты ее видела рядом с этими чудовищами?
Кивает. И этот едва заметный кивок играет главную роль. Теперь у нас есть не просто зацепка, а реальная возможность. Следак незамедлительно достает телефон, набирая своих.
– Это Афанасьев. Кириллова в участок, срочно, – хмуро говорит, нервы сдают. – Какого, к черту, подполковника? Отца пропавшей девочки приведите! Мы уже выезжаем. – Звонок сбрасывает, к растерянной женщине поворачивается. – Елизавета Максимовна, мы вам очень благодарны. Можно забрать альбом?
– Разумеется, если маленькая принцесса не против, – интересуюсь у девчушки. Не против. От ее ответа мало бы что зависело, но не хочется нанести очередную травму и без того натерпевшейся малышке. – Спасибо за помощь, Вика. С меня мороженое с бананом и шоколадом.
Глава 13Сами себе враги
Кириллов-младший нервно затянулся сигаретой, постукивая костяшками по столу. Двадцать минут впустую, бумажная волокита, еще десять – отрицание, сомнения и, наконец, долгожданное признание. Быстро сдался, не смог тянуть. Когда речь заходит о собственном ребенке, человек готов жертвовать всем, что у него есть.
– Валерий Петрович, – вздыхает Афанасьев, сверля взглядом собеседника, сидящего напротив. – Мне нужны фамилия, имя, отчество, адрес проживания и контактные данные девушки по имени Олеся.
– Да не знаю я! Это была глупая ошибка, интрижка на стороне! Мы встречались пару раз. Одинцова, кажется, студентка. Это был просто секс! После я ни разу с ней не связывался. Для чего ей похищать моего ребенка? Ради денег? Тогда почему до сих пор нет требований о выкупе?
– В этом нам и предстоит разобраться. Начнем с того, при каких обстоятельствах вы познакомились?
– В парке. Она делала аквагрим девочкам, подрабатывала после учебы. Я о ней ничего не знаю – просто красивая девушка, молоденькая, без комплексов, – отвечает нервно. Можно понять, не хочет семью терять. Оступился, такое бывает. Но эта ошибка стоила слишком дорого. – Да она сама на меня повесилась!
– Кто проявил инициативу при знакомстве? – Следак хорош, здесь он свою работу знает. Важный вопрос, нужный. О многом заставляет задуматься.
– Да никто не проявлял. Случайное знакомство. Она рисовала мордочки детям. Виделись пару раз на площадке, когда я гулял с девчонками. Мы просто болтали. Она попросила мой номер, а я, идиот, дал! Красивая девчонка, бес попутал.
– Что было дальше? – беспристрастно уточняет Афанасьев. На лице ни эмоции, но по взгляду вижу, осуждает.
– Она мне написала через пару дней, предложила встретиться, фотки топлес отправила. Я, как мальчишка, повелся. Встретились в гостинице, переспали. Это была просто глупая ошибка! Я люблю свою жену. После этого мы не виделись, – хмурится мужчина, перебирая события в голове. – Еще. Я дал ей денег. Для меня небольшая сумма, 100 тысяч, но для студентки – год подработки. Думаете, она похитила мою дочь из-за этого?
– Дело, может быть, не только в деньгах – ревность, месть, обида. Я правильно понимаю, что именно вы закончили отношения, предложив взамен некую денежную сумму? Она пыталась возразить, противопоставить доводы, удержать вас?
– Нет! Ее устраивал такой расклад. Да и о каких отношениях может идти речь? Это была интрижка на одну ночь, просто секс, ничего больше! – Он гневно поднимается, кулаки сжал. – Голыми руками придушу эту суку! Если с моей девочкой что-то случится…
– Вы всегда платите за секс? – не сдерживаюсь я. Афанасьев нервничает, велел сидеть смирно да помалкивать. Совсем не знает он психов. У нас что на уме, то и на языке. – Вы молоды, успешны, при деньгах. Проблем с сексом быть не должно. Так что вы купили? У вас одна из разновидностей девиаций в сексе? Девушка была девственница или любите пожестче? Может, вам нравится, когда кто-то смотрит?
– Что, простите? – опешил Кириллов-младший. Глаза в три копейки, так и хочет в морду дать, воспитание не позволяет. – Что за бред он несет?! Роман Михайлович, я здесь добровольно, если ваш сотрудник продолжит в том же тоне…
– Вы здесь потому, что похитили вашу дочь. И с каждым днем у девочки все меньше времени. Так что сядьте на место и отвечайте на вопросы! – сам от себя не ожидая, выдаю я. Обалдеть! Может, мне детективное агентство открыть, когда из психушки выйду? Опыт ведения допроса уже имеется, да и отец Ники послушно опускается на стул. – Так за что вы заплатили? Бросьте, никто не даст сотку за ночь со среднестатистической студенткой. Элитные эскортницы дешевле стоят.
На удивление следак не вмешивается, молча из-за стола наблюдает, что-то записывает. Здесь мой инфантилизм сыграл на руку, вогнать допрашиваемого в стрессовое состояние – одна из методик допроса. И откуда я это знаю?
– Да я не платил. Просто пожалел девчонку. У ее матери хорея Гентингтона, деньги им нужны. Я знаю, что это такое. Лечения нет, но и поддерживающая терапия не из дешевых. Отец умер от этого заболевания. Да и Ника… – вздыхает Валерий Петрович. Вслух произнести не может, тяжелая тема. – Я просто хотел помочь. Разве это важно?
– Вы сказали Ника? Девочка больна? – поднимается Афанасьев, заглядывая в дело. – Вы указали, что у ребенка нет заболеваний.
– Хорея Гентингтона – дегенеративное заболевание ЦНС с аутосомно-доминантным типом наследования, вызванная экспансией тринуклеотидных CAG-повторов в гене, – на непонятном языке объясняю я. Нет, медицина не мой конек. И все же… Я слишком хорошо знаком с этой страшной болезнью. Ком в горле, говорить становится сложнее. Но на этот раз мы попали в самую суть. – Заболевание проявляется в зрелом возрасте второго периода, от 35 до 55 лет. Лечению не поддается. Молекулярно-биологическое исследование не применяется у несовершеннолетних. Они сами не знают, унаследовала ли Ника болезнь.
– Так и есть. Ваш помощник прав, – кивает Кириллов. Удивлен моим познанием. Редкая зараза, всего девять пациентов на сто тысяч человек. Какова вероятность случайного совпадения? – Заболевание передается по наследству. Нас с братом обошло. Но вероятность остается. Если наши дети унаследуют мутантный ген, в зрелом возрасте у них разовьется болезнь. Процент небольшой, и все же…
– Вы говорили с Одинцовой на эту тему? – уточняет Афанасьев, сам в мою сторону косится. Не дурак. Видит, что со мной что-то не так. Сложил два и два.
– Да, она рассказала о матери, я об отце. О Нике мы не говорили. Ей всего семь лет. Мы даже с женой эту тему никогда не обсуждали. Вы думаете…