– Нам бы твою подругу на работу, – позавидовал Афанасьев. – Так, ладно… Координаты последнего местоположения перешли мне. Стоит проверить.
– Отправить группу захвата? – спросил Шурик. Афанасьев мотнул головой, неумело вбивая данные в навигатор. – Значит, сами? Я только куртку заберу, и можем ехать.
– Нет, остаешься здесь. Один справлюсь. Скорее всего, там его уже нет, только время потеряем, – ответил Афанасьев, искоса взглянув на взъерошенного парнишку. – У меня к тебе будет просьба. Найди все, что сможешь накопать на психиатра Макарова. До подполковника дойти не должно. Он и без того на взводе, если решит, что у нас новый подозреваемый, весь отдел погонит.
– Так у нас новый подозреваемый?
– Нет, Шурик. Нового подозреваемого у нас нет, пока только старый. Но док знает гораздо больше, чем говорит. Не нравится он мне. Нутром чую, что-то с ним не так. И еще узнай, от чего погибли его дочь с женой. Девочку звали Лада. Постарайся на этот раз деликатно, а то Сизов после твоего визита все еще мне плешь проесть пытается.
– Сделаю, – кивнул лейтенант.
– Что за концерт, ты сказал?
– Я не говорил, – ответил Шурик, разочарованно посмотрев на стрелку часов. – Классический кроссовер. Итальянский композитор и пианист прилетает, всего два дня в Москве, все билеты полгода назад раскуплены были. Каринкиному отцу подарили, он не может, дочери отдал. А она меня позвала.
– Не может потому, что работает, – усмехнулся Афанасьев. – Ишь ты, композитор, пианист… Я подумал, попсятина ваша молодежная, рэп. Ты хоть пианино раз слышал или уснешь в зале?
– Обижаете, Роман Михайлович. Я его фанат! Да и саундтреки он к фильмам частенько пишет, вы его музыку наверняка слышали. Он на весь мир известен, – вздохнул парнишка.
– Удивляешь ты меня, Шурик. Ну раз фанат, иди. Но чтобы до обеда все сделал, – одобрительно кивнул Афанасьев, вспоминая свою шальную молодость. Толковые ребятишки пошли, хорошая замена подрастает. В его возрасте строгий товарищ капитан сам тем еще оболтусом был. На байке гонял, налысо брился да на гитаре тренькал, соседям спать не давал. А здесь композиторов знают, в музыкальных стилях разбираются. Классический кроссовер! Друзьям расскажи, не поверят, что речь идет не о машине.
– Я все сделаю, – радостно закивал Шурик, стараясь сохранять хотя бы крупицу видимого спокойствия. – Роман Михайлович, спасибо. Вы самый лучший начальник!
Следователь скупо улыбнулся, по-отцовски покачав головой.
Глава 33Галлюцинация
Сколько времени я здесь? Опустошение. Я давно привык к запаху, уже не обращаю никакого внимания. На руках завернутое в простыню легонькое тело ребенка. Тело? Нет. Косточки, обтянутые иссохшей кожей. Темные волосики, зеленое платьице в цветочек с белым плотным воротничком. Мельник была права, мне не спасти Люську, монстр она или нет. Сколько абсурдных вариантов ни придумывай, это бесполезно. Малышка, которую я изначально принял за Нику, – моя дочь. Поэтому и могила была пустая. Не понимаю… Зачем все это? Они забрали тело, переодели в платье пропавшей девочки. Для чего? Бессмыслица. Абсурд. Не выходит придумать хоть какое-то логическое объяснение. Мысли разрозненны, не могу и пары предложений сформулировать. Все разлетелось, стоило зайти в эту чертову комнату.
– Папочка, – пищит рядом галчонок. Ладошку свою на руку положила. – Пап!
Не могу ничего ей ответить. Кто этот образ в моей больной голове, который так нежно зовет меня папой? Дочь? Нет! Это не может быть она. Вот моя девочка, завернутая в старую, покрытую багровыми пятнами простыню…
– Папа, это правда я, твой галчонок, – отвечает малышка. А с Мельник у нее действительно намного больше общего, чем я мог предположить. Неужели она тоже читает мои мысли? И читала все это время. Что за бред? Док прав. Моя дочь… Нет! Не так! Хватит! Образ моей дочери – плод моего воображения, поэтому она знает мои мысли. Она – это я. Мое скрытое подсознание. Выходит… Все это время, пять долгих лет, я разговаривал сам с собой. Павел Степанович сейчас бы в ладоши хлопал, пациент наконец принял необратимый факт.
– Папочка, я тебя люблю.
Пытаюсь посмотреть на нее, не выходит. Голову повернуть не могу. Совсем не те слова, которые я бы сказал сейчас. Впрочем, мой разум достаточно умен, чтобы пять лет дурить самого себя. Выкручивается, как может, не хочет расставаться с галлюцинацией. Хотя бы с этим разобрались. Мила обещала, что я найду ответы, вот один из них. Никто не говорил, что будет легко. Но… Ники здесь нет, да и не было никогда. Это место давно пустует, думаю, с того самого дня, когда погибла моя малышка. Тогда зачем было приводить меня сюда? Чтобы я вспомнил, что-то понял? Но что я могу понять, а главное, для чего? Здесь личное. Издевка, вендетта. Неужели эта женщина просто хотела отомстить? Я отверг ее, больно, неприятно, по самолюбию ударил. Но это она отняла у меня все. Разрушила мою жизнь! И все же не верю, что она могла так поступить. Ей действительно жаль. По глазам видел, когда она указала на этот палас. Значит, что-то другое. То, чего я не вижу.
Пять лет назад я спустился в этот подвал, уже зная, что мой ребенок мертв. Пустые комнаты, разбросанные игрушки, немытая посуда. Детей уводили в спешке. Но своего ребенка я нашел. Сидел с ней так же, убаюкивая на руках холодный труп. А потом… Потом я увидел белый дым. Почувствовал запах цветов. И тогда появились они. Да, это точно были они. Те самые чудовища, о которых я твердил все это время. Дионеи.
Не знаю, что сделали со мной эти твари. Пустота. Но первое, что я услышал, придя в сознание, это крик жены. Увидел, как она падает на колени возле накрытого простыней тела нашей девочки. Аленка так смотрела на меня, ждала, что я обниму, успокою, заберу хотя бы крупицы боли. Она нуждалась во мне, взглядом молила. А я молча ушел. Вышел из больницы, думая не о своих девочках, а о чудовищах, которых не мог выбросить из головы. До сих пор не могу. Поэтому я здесь. В прошлый раз я что-то упустил, теперь бы разобраться, что именно.
Шаги на лестнице. Твари вернулись? Я в ловушке, бежать некуда. Да и незачем, на этот раз я не побегу. Хочу только одного, чтобы все это прекратилось!
– Макаров! – знакомый голос. Афанасьев. Быстро добрался, впрочем, кто его знает. В замкнутом, закрытом от дневного света пространстве, сложно понять, который сейчас час. – Макаров, чтоб тебя! Медленно опусти девочку на пол. Не глупи. Я знаю, что ты ни при чем, не вынуждай стрелять.
Пистолет на меня наставил, целится. Труп ребенка за Нику принял. Неудивительно. Кусок подола из-под простыни торчит, платьице пропавшей малышки, ни с чем не перепутаешь. Молча личико ребенка открываю. Оружие опускает. Все без слов понятно.
– Это твоя дочь, – с сочувствием произносит. – Здесь кто-то еще есть?
– Нет. Только Мельник, она наверху, – коротко отвечаю.
– Кто? – не понимает он. Такое сложно понять, как и представить, что твоя напарница – на самом деле монстр.
– Лейтенант Александра Мельник, твоя помощница. Она привела меня сюда, помогла найти… мою дочь. Александра одна из них, вернее, ее зовут Мила. Во всяком случае, пять лет назад ее звали именно так. Тогда Люсю забрала она. Любовница недоделанная! Но это уже неважно. Все бессмысленно! Они опять обыграли нас. Ники здесь нет. Я понятия не имею, где искать ребенка!
– Макаров, да о чем ты? Какая, к черту, помощница? – смотрит как на психа, разве что у виска пальцем не крутит. – Мой помощник – Шурик. Лейтенант Александр Аркадьевич Мельник. Я не понимаю, о какой женщине ты говоришь! У тебя совсем кукуха поехала?
– Что? Но… – Бред какой-то. Этого не может быть. Они пришли вместе, когда я был в изоляторе, как и на детской площадке, кладбище. Общались. Или нет… Говорила только Мила, Афанасьев не отвечал. Он ни разу не ответил этой женщине. Как такое возможно? Был еще бармен, администратор в отеле. Они должны были видеть ее. Как глупо! Общение всегда шло через меня. Да что со мной не так? Неужели эта женщина все это время была только в моей голове? Точно так же, как и Люся. Но этот поцелуй, да я чуть не придушил чертовку! Я чувствовал ее, как сейчас чувствую тело дочери на руках. И машина! Она вела машину, села за руль, когда я напился. Нет… Я вел. Как и рисунки, Люськины картинки, которые рисовал я сам. Как такое может быть?! Впрочем, с точки зрения медицины, все вполне закономерно. Моя болезнь прогрессирует. Но если все это на самом деле так, чему я вообще могу верить?
Дым. Белый дым… Как и в прошлый раз. Клубами по полу идет. Следак оборачивается, оружие опять поднял. Он его тоже видит.
– Кто здесь? Это полиция. Капитан Афанасьев, Следственный комитет. Выходите на свет с поднятыми руками! – громко требует мужчина, водя стволом из стороны в сторону. – Макаров, что здесь происходит?
– Чудовища, – отвечаю я. За белым дымом должны быть чудовища. И этот запах цветов… Дышать становится сложнее, пространство немного плывет. Свет начинает мелькать перед глазами.
– Что это, черт возьми! – нервничает следак, в пустоту трижды стреляет. Глаза безумные, взгляд бегает, движения хаотичные. Но я никого не вижу. – Макаров, держись за мной! Кто эти твари?!
– Папа, – зовет галчонок, рукой на пол указывает. Дым идет из круглых отверстий, на стенах тени. Из-за мелькания света кажется, что они двигаются. Нет никаких монстров. И не было никогда. Это галлюциноген. Мы вдыхаем с паром галлюциноген! После пяти лет в психушке на сильнодействующих препаратах мой организм, видимо, приспособился. Развилась толерантность к психоактивным веществам, для меня эта доза слишком маленькая. Но не для Афанасьева. Он видит то же самое, что и я пять лет назад.
– Макаров, нужно уходить! Забирай тело дочери и держись за мной. Я вас прикрою, – кричит он и выбегает в коридор, а я остановить не успеваю. Голова начинает кружиться, рассудок немного затуманен. Чем дольше мы вдыхаем, тем сильнее действие. Наматываю часть простыни на лицо: дышать нужно как можно реже.