На ужин Феня разогрела копченую курицу, нарезала овощи, налила детям молока. Парни поели неплохо, хоть и сильно шумели за столом. Вымыв посуду, стала собираться домой. Илья в это время взялся помогать с математикой Степке, а Даня уселся за компьютер, планируя порубиться в «Сталкера».
Богдан хотел вызвать такси, но Феня не согласилась. По своей нищебродской привычке она всегда пользовалась общественным транспортом, если не была при смерти. Тогда Богдан вышел проводить Феню к остановке троллейбуса.
— Саша, тут вопрос у меня деликатный, — сказал он, как только они вышли из квартиры. — Я так понял из слов твоего папы, что Майя вроде в тюрьме?
— Ага.
— Но что детям говорить о ней?
— А им все уже сказано, — отмахнулась Феня. — Или ты тоже хотел бы знать?
— Хотел бы.
Вздохнув, Феня сказала:
— Понимаешь ли, я с ней не слишком дружила. Мы очень разные, общих тем нет. Может, мама больше ее понимала, не знаю. Майя как-то влипла в финансовую пирамиду. То есть стала одним из организаторов. Валерка узнал об этом, отвез ее в прокуратору, она написала повинную. Майю все равно посадили…
— Понятно. Ну а деньги жулики людям вернули?
— Нет, насколько я знаю. Майя заявила, что она к деньгам доступа не имела, что ее подельник все спрятал.
— А его поймали?
— Нет, увы. Наверняка смылся за границу — с такими-то деньжищами!
— А сколько денег-то?
— И это мне тоже неведомо, но я думаю — очень много! Эта их пирамида, кажется, СБК она называлась, по всей России филиалы имела.
Богдан сочувственно покачал головой. А тут уже и троллейбус подкатил…
Этот долгий-долгий день подходил к финалу.
Оказавшись дома, Феня первым делом позвонила Кате.
— Значит, он укатил в Грецию. — В голосе брошенной жены впервые прозвучала обида.
Катя хотела, чтобы Лукас не утонул, она верила в это. Но теперь, с каждым новым фактом убеждаясь, что муж жив, Катя не могла не задавать себе самый главный вопрос: почему же он бросил ее? Как он мог так поступить с ней? Разве не понимал, что почувствует Катя, узнав о его смерти? Зачем он доставил ей столько боли…
— Катя, ты знаешь родственников Лукаса в Греции? — спросила Феня.
— Почти нет. Мы собирались съездить туда в гости, но не успели. Он рассказывал, что в Греции остались только родственники матери. Фамилия… лошадиная. Не могу вспомнить, он всего раз упоминал.
— Ты говоришь «лошадиная» — в шутку или по ассоциации?
— Мне кажется и то и другое. Я постараюсь вспомнить.
— Ты что-нибудь знаешь о родителях Лукаса?
— Да! — Наконец-то Катя слегка повеселела. — Он рассказывал. Мама и отец родились в СССР, а их семьи приехали в Россию еще до революции. В точности я историю не помню Кто-то из родственников вел бизнес с Россией, что-то продавал-покупал, а потом открыл лавку в каком-то южном городе. После революции все связи прервались, и только после перестройки мама Лукаса стала делать запросы через консульство и нашла дальних родственников в Греции. Она поддерживала отношения через социальный сайт. Фотками делилась, переписывалась.
— И что же ты раньше не сказала?
— Не знаю, — снова огорчилась Катя. — Но Лукас все аккаунты удалил…
— Ты вспоминай лошадиную фамилию, а я попробую порыскать на соцсайтах. Там должно быть какое-нибудь сообщество, связанное с Грецией. Может, замечу что интересное.
— Ладно, — согласилась Катя.
Устроившись за ноутбуком, Феня занялась поиском греческих сообществ в социальных сетях. Такие сообщества были, только Марлополусов на них не нашлось.
Феня внесла сообщества в закладочки, потом решила заглянуть на страничку Варьки, надеясь, что ее бывшая подопечная захочет поделиться с друзьями своими новостями, и Феня узнает что-нибудь новое о ней. Бросила ли она здоровое питание? Отказалась ли от бега?. Узнать этого не удалось — Варька на своей страничке не появлялась уже несколько месяцев. Забавно, что в друзьях Вари обнаружились почти все друзья и родные Фени. А среди них нашлась и Фенина родная мать.
На страничке Кристины Петровны Фениной красовалась фотография десятилетней давности, украшенная цветочками и розовым сердечком. Феня заглянула в материнские «Новости», там превалировали фото внуков и Кристины, создающие впечатление, будто бабушка не покладая рук воспитывает своих юных разбойников. Феня мысленно похвалила родительницу за грамотный пиар.
Из общего ряда фотографий с веселыми мальчишьими мордочками выделялось изображение, найденное где-то на раздольях Рунета: влюбленная парочка на фоне заката. Слащавый сюжет иллюстрировал сообщение: «Кто сказал, что любви на закате не может быть? Мне 60, и я встретила свою настоящую любовь. Он молод и любит меня. Если это не продлится долго, то так тому и быть!»
Читая это, Феня покраснела. Потом решила, что это ее не касается — разве она возмутилась романом Марии Ивановны и Вадима Кокаревых? Вовсе нет. Потом решила заехать к матери — просто убедиться, что она не стала жертвой серийного обольстителя старушек, посягающего на их имущество. Кто-то посторонний подумал бы, что Феней правит страх остаться без наследства, но она и так сто лет знала, что мама оставит завещание в пользу Майи и ее детей.
По дороге к маминой квартире Феня работала над собой, предлагая своему мыслительному аппарату различные доводы в пользу поздней любви. А почему это мама не может быть счастлива? Если она встретила кого-то, пусть молодого, но доброго к ней, то Феня не имеет права быть недовольной!
Она помогает обретать семейное счастье (ну или просто лучше устраиваться в жизни) целой толпе всяких разных людей. Не все эти люди приятны, искренни. Кое-кто и вовсе не заслуживает счастья — как бы по-фашистски ни звучало. Понимая это, Феня не отказывалась от своей работы, причем она-то работала вовсе не ради денег, а только потому, что надеялась если они станут счастливее, то станут и добрее Мама ничем не хуже: тоже человек и ее тоже надо пожалеть.
— Мама, ты в соцсети написала, что встретила любовь на всю жизнь, — сказала Феня, едва Кристина Петровна открыла дверь. — Кто этот человек?
Мама рассмеялась с обидной снисходительностью:
— Ох, ну вот именно об этом Слава меня и предупреждал! Сказал: всем только и надо будет знать, что, да как, да почему! А ты, дорогая моя, уже сто лет у меня не появлялась, и вдруг — здрасте!
Феня, виновато улыбаясь, прошла в прихожую. Она постаралась поскорее прикрыть за собой дверь, стремясь не допустить, чтобы звуковые волны маминого голоса достигли барабанных перепонок соседей. С детства родные интонации свидетельствовали о том, что разговор долго не продлится и приятным он не будет.
— Мама, да я рада за тебя! — пыталась уверить ее Феня. — Я же вовсе не в оскорбление!.. Просто хочу убедиться, что человек тебе встретился порядочный.
Реакция Кристины Ивановны была более чем нормальной — если судить по дешевым российским сериалам.
— По-твоему, меня и любить уже невозможно? — Уголки губ Кристины Ивановны опустились вниз скорбной подковкой. — Считаешь меня старухой?
— Мама, я же не о том! Ты заботилась о нас с Майей, а теперь мы тоже должны. Майи нет, значит, я… У тебя есть его фото?
Покачав головой, мама закрыла рот и насупилась, упрямо опустив плечи. Это слегка разочаровало Феню — из всех возможных вариантов развития сложных разговоров склонная к истерии мама обычно предпочитала бурный скандал с обидами, а во время скандала обязательно просочились бы те самые сведения, которые сейчас так интересовали Феню. Замкнутость же никаких просачиваний не обещала: из молчания происходит лишь молчание.
— Он моложе тебя, да?
Мама молчала.
— На десять лет?
Феня зафиксировала эскалацию презрения.
— На двадцать?.. На тридцать? Он что же, моложе меня?
Кристина Ивановна подняла голову и усмехнулась.
— Мне жаль тебя, дорогая девочка, — сказала она низким, чуть хрипловатым и горьким голосом. Феня знала, что эту тональность мама отпрактиковала, подражая голосу Людмилы Гурченко. — Твоя жизнь всегда была пуста Только неудачи и зависть.
Удивительно, но Феня психанула. И только в троллейбусе, возвращаясь домой, она смогла успокоиться и удивиться: почему мнение родителей не перестает быть важным, даже когда ты уже самодостаточный взрослый человек?..
На следующий день Феня узнала от Скобелева, что в лесу за Гродином обнаружился труп молодого мужчины-кавказца. В кармане его куртки лежали права на имя Владика Хасаева.
Скобелев рассказал все это по телефону.
— Понятно, что записи видеорегистратора нет и быть не может.
Феня не могла расстроиться по этому поводу больше, чем уже была расстроена.
— Что ж поделать?
— Да, ничего не поделать, — согласился Скобелев.
Он попрощался и завершил разговор.
Не успела Феня вернуть в карман свой дешевенький мобильник, как он снова затирлинькал. Звонила Настя — просила приехать. Решив, что маленькая, но победоносная война улучшит ее настроение, Феня быстро оделась и выскочила из дому.
Настя уже вернулась домой из больницы. Выглядела она еще более располневшей и рыхлой, запястья были замотаны бинтами. Девушка встретила Феню, держа в руках пластиковый стаканчик со сгущенкой, в воздухе квартиры стоял мутный тошнотворный запах сладости.
— Только не рассказывайте мне, какая у меня невыносимая мама, — усмехнулась Настя, облизывая ложечку.
— Самое важное — твое решение. Почему ты меня позвала?
— Спасибо, что пришли… Знаете, мне умирать не понравилось! В какой-то момент я решила, что все, я умру и назад дороги нет, и поняла: какой дебилизм! Разве это правильно: тупые твари, которые поиздевались надо мной, сейчас радуются жизни, а я окажусь в могиле Александра, они ведь не только со мной так обошлись, были же и другие. Я это поняла из их разговоров тогда… Когда я очнулась в больнице, то сначала обрадовалась: буду жить, мол Но теперь я хочу не так жить — обжираться сладостями и сидеть взаперти. Нет. Я хочу наказать обидчиков!