Дедушку сбила машина, и теперь пацанами Мирончуками занялся приятель тети Фени Богдан. Была еще Кристина (бабушка, которую нельзя называть бабушкой), только дедушка сказал, что у нее пожить парням не удастся — Кристина приболела. Конечно, у нее жить оказалось бы еще лучше, чем у деда: Кристину можно и вовсе не слушаться, потому что рисковать отношениями с ней братья не опасались А учитывая, что она не умела готовить и кормила внуков пельменями и пиццей, жизнь под ее надзором казалась сплошным днем рождения Но на нет и суда нет (как любил повторять дед)
Богдан напоминал Илье вожатого в пионерском лагере — человека со временным впадением в детство. Недоверчивый и критичный от природы Данька по секрету поделился со старшим братом: Богдан притворяется, будто ему интересно с ними, а самому неинтересно. Илья его словам не придал значения. Он ничего подобного не замечал и не понимал, зачем бы Богдану прикидываться, ведь его никто не заставляет заниматься с пацанами и денег он за работу не просит. Данька тут же призвал в качестве единомышленника Степку, не учтя, что младший не любит обсуждать чужих взрослых — они типа его не касаются. Если уж чужой становился своим — тогда Степка составлял о нем какое-то мнение, а Богдан — он временный, так что нет смысла париться размышлениями о нем. В результате Данька очень разозлился и пообещал доказать, что Богдан — тот еще фрукт. Вскорости ему выпал шанс…
Это произошло в тот день, когда Богдан перевез парней к ним домой, в опустевшую квартиру, сначала потерявшую хозяйку, а теперь и хозяина. Илья в тот вечер отправился в гости к приятелю-соседу, Степка нацепил наушники и погрузился в «Танки» онлайн, а Данька маялся скукой, не придумав, чем себя занять. Он вышел из детской и спрятался за дверью, рассчитывая, что Степану захочется прогуляться за конфетами, лежавшими в вазочке на журнальном столике. У Степки имелась такая привычка — лакомиться сладостями в перестрелке с противниками. Данька знал, что, возможно, придется ждать долго, но он умел ждать — как раз это было нескучно.
Через пятнадцать минут, когда затаившийся за дверью Данька разрешил себе беззвучно опуститься на четвереньки, он услышал в коридоре шаги. Это был Богдан, и шел он в гостиную. По звуку шагов Данька понял: шел не из библиотеки, в которой собирался ночевать, и не из кухни, а с другой стороны коридора, то есть из родительской спальни. Даньку это сразу напрягло — в спальню парни обычно не ходили, спальня считалась родительской территорией, табу. Да и зачем бы туда соваться? Единственное исключение было негласным после того, как мама ушла в тюрьму, Степка повадился захаживать в ту комнату — он нюхал мамин халат, так и оставшийся висеть на крючке за дверью.
А что делал в родительской спальне Богдан?
Сначала Данька решил, что напугает Богдана. Зря, что ли, тут сидит столько времени? Но из-за спальни передумал. Мастерски затаился, дыша носом и каменея.
Богдан вошел в комнату, огляделся, но мальчишку не заметил. Открыл дверцы секретера и принялся рыться внутри. Обрыскав секретер, Богдан стал на колени, чтобы продолжить свое дело в глубинах тумбы, потом принялся за прочие предметы корпусной мебели.
Это длилось долго, и Данька устал. К счастью, зазвонил проводной телефон. Аппарат стоял в прихожей, так что Богдану пришлось выйти из комнаты. Данька распластался по полу, осторожно выглянул за дверь. Убедившись, что Богдан стоит к нему спиной, метнулся маленькой тенью к двери детской.
Вечером шпион доложил о своей операции старшему брату.
Илья, выслушав рассказ о том, как Богдан искал что-то в их квартире, тут же об этом забыл. Ему сегодня опять крупно нагорело в школе за фортели братьев, а за контрольную по русскому он сам схлопотал банан. От этого просто мозг взрывался!
И только теперь, сидя вместе с братанами в темном подвале старого дома, расположенного на хуторе Вороватом, Илья все думал: и чего он не придал значения наблюдениям Даньки, продолжая доверять Богдану? Придется осваивать новый навык — доверять братьям.
Все случилось буквально через пару дней после разведывательной операции Данила. Богдан разбудил подопечных утром, покормил колбасой с хлебом и сказал, что им всем надо прокатиться за город. Куда — это сюрприз. В коридоре «вожатый» попросил отдать ему мобильники — дескать, везет в такое место, где связью пользоваться нельзя. Степка и Данька тут же сдали мобильные — за разрешенный прогул уроков они бы и душу отдали, что там телефоны! Илья помедлил, но не нашел повода воспротивиться.
Богдан вывел парней во двор, посадил в неизвестно откуда возникший неприметный старенький москвичик и повез за город. Илья несколько раз спрашивал: почему они не едут в школу? Богдан отшучивался: какой ты скорый, все увидишь!
Москвичик покинул Гродин, свернув на весьма живописную извилистую дорогу, вьющуюся сквозь лес. Потом они выехали в степь и понеслись, понеслись!.. Младшие зашушукались, захихикали, но Илья с каждым километром становился все мрачнее.
Наконец они оказались в хуторе Вороватом, как значилось на указателе, и это не казалось смешным. В старом деревенском доме с низким беленым потолком Богдан холодно приказал Илье открыть люк в полу и спуститься всем троим в подпол.
Младшие испуганно замерли, Илья возмутился:
— Мы туда не полезем. Что это ты еще придумал? Ты хочешь выкуп за нас?
И тогда Богдан ударил его. Точнее, отвесил оплеуху, но такую точную, быструю и болезненную, что она вполне равнялась хорошему хуку. Челюсть заныла, щека омертвела.
Обалдевшего от удара старшего брата Богдан спихнул в подпол — Илья скатился в холодную темную мглу, пересчитав затылком деревянные ступеньки. Младших «воспитатель» заставил спуститься в подвал пинками.
Как бы больно Илье ни было, он в первую очередь злился только на себя. И даже на Богдана лишь во вторую очередь.
Степка плакал со страху, а Данил — ничего, держался. В подвале царила плотная темень, чуть разбавленная блеклым пятнышком света из оконца под потолком шириной сантиметров в двадцать и длиной в двадцать пять. Илья с трудом встал, почти упершись макушкой в потолок, и принялся стучать в крышку:
— Выпусти нас, слышишь? Мы же не звери, не можем сидеть тут в темноте!
Данил сердито прокомментировал:
— А что, звери могут сидеть в темноте?
Люк приподнялся, в него упал пластиковый ручной фонарик и три шерстяных одеяла. Степан ловко подхватил фонарик и включил его.
Вытер сопли и слезы, стал шарить лучом по стенам. Подвал оказался пуст. Когда-то он использовался для хранения запасов на зиму, о чем свидетельствовали длинные деревянные полки. Сейчас на них хранился только слой пыли.
В первые часы все было очень непонятно.
Степан и Данил ощущали себя персонажами из фильма ужасов — будущими жертвами маньяка, как понял Илья. Они все обсуждали, когда и как их будет убивать Богдан, и не хотели заткнуться. Старший брат сначала прикрикнул на них, а потом догадался: на самом деле пацаны не верят в то, что говорят. Они же дети, они просто играют в ужастик, а игра помогает им привыкнуть к ситуации — пугают друг друга, чтобы освободиться от страха.
Спустя несколько часов крышка люка открылась. Илья потребовал, чтобы Богдан выпустил их, но тот не отозвался. Вместо этого в подвал посыпались хрустящие яркие пакетики с чипсами, сухариками, конфетами. Потом в ведре спустились три полуторалитровые бутылки с колой.
Братья напали на псевдоеду, веселея на глазах, а через некоторое время все трое захотели писать. Илья постучал в люк, еще и еще. Богдан не пришел. Тогда Илья поставил ведро в угол подвала, а подвал был метра три в длину и столько же в ширину, и первым звонко помочился, подавая пример. Младшие сделали то же самое — хохоча во все горло.
— А что, какать мы тоже в ведро будем? — ужаснулся Степан.
— Это ж как завоняет! — восхитился Данька.
Вечерний дождь из снеков символизировал ужин. Тут уж Илья потребовал выход наружу — в туалет. И еще забрать ведро. Богдан предсказуемо ответил, что ведро и есть туалет, а заберет он его утром.
К вечеру запах от ведра стал шибать в нос, к тому же значительно похолодало. Братья прижались друг к другу и закутались в одеяла Илья решил приободрить младших и стал рассказывать про то, как на прошлом хоккейном турнире в Воронеже его отмутузили ребята из команды противников, поймав в раздевалке. У Даньки тоже была похожая, но диаметрально противоположная по сюжету история — на том же турнире он сам отмутузил парня из Волгограда — на штрафной скамейке. А Степка припомнил, что он приехал на соревнования, забыв свои красные хоккейные штаны, и тренер надрал ему уши.
Младший, убаюканный воспоминаниями о старых милых неприятностях, уснул первым. Данька, который, как богатырь на распутье, всегда был вынужден выбирать между образами действий старшего и младшего братьев, присоединился к Степке. Илью сморил сон только через много долгих минут, проведенных в ужасе перед завтрашним утром.
Следующее утро и день бед не принесли, но показались Илье совсем уж мрачными. Он не мог не думать: а кто заплатит Богдану выкуп? Отец в коме, мама в тюрьме. Дед бы заплатил, но сколько у него может быть денег? А сколько надо Богдану?
Илья пытался кричать, звать Богдана — хотел знать! Богдан не появлялся.
Тем временем в подвале, где так долго и хорошо сохраняли свежесть картошка, морковка, лук, соления и варения, младшие братья Мирончуки активно скисали. Степка сильно мерз и беспрерывно шмыгал носом, что являлось симптомом как простуды, так и тоски. Живчик Данька все чаще хохлился в углу, заворачиваясь в одеяло. Братья перестали говорить о том, что ждет их впереди, стали вспоминать отца, дядю, школу, друзей.
— Илюха, — позвал брата Степка. — А Богдан за нас деньги хочет?
— Конечно! Не щелбаны же.
— А кто за нас заплатит?
Илья понимал — отвечать надо уверенно и быстро, чтобы Степка не успел усомниться и испугаться по новой.
— Тетя Феня нас спасет, не переживай Богдашка еще пожалеет, что с нашей семьей связался!