Вместе с Яном Жмуйдиком был задержан еще один минский анархист – Михаил Кавецкий (Кукуц-Кавецкий, Гугель Кавецкий). Почему-то при задержании Кавецкий представился Феликсом Бентковским – псевдонимом Жмуйдика. При обыске в квартире Михаила Кавецкого, что находилась на Александровской улице, полицейские обнаружили лабораторию взрывчатых веществ, три готовые бомбы, десять оболочек для бомб, материалы для их изготовления и запас литературы Минских групп анархистов-коммунистов «Безвластие» и «Черное знамя». Как и Жмуйдика, Кавецкого поместили в Минскую тюрьму. Кстати, именно ее начальнику господину Шкляровичу и предназначалась одна из найденных в квартире на Александровской улице бомб.
Поведение Кавецкого с самого начала вызвало большие подозрения у арестованных единомышленников. Они увеличились после восьмичасового допроса Михаила Кавецкого лично начальником Минской тюрьмы. Укрепившись в своих подозрениях, анархисты официально объявили Кавецкого провокатором. Такому решению способствовало и то, что непосредственно после ареста Кавецкого полиции удалось быстро выйти на след анархистских групп в Минске, Варшаве, Риге, Киеве и Москве. Вполне возможно, что Кавецкий не был никаким провокатором, а просто оказался «послабже» подельников и полиции удалось найти к нему подход и разговорить. В эту пользу говорит и то, что далеко не все российские анархисты были убеждены в провокационной деятельности Кавецкого. Так, провокаторство Кавецкого поставил под сомнение сам «отец русского анархо-коммунизма» Петр Алексеевич Кропоткин. Но в целом анархисты склонялись к тому, что Минскую группу и организации в других городах «сдал» именно Кавецкий. Такая точка зрения стала самой распространенной и в отечественной литературе послереволюционных лет, посвященной истории революционного движения (См., к примеру, Петров-Павлов Н. И. Обреченные (Из воспоминаний политкаторжанина) – Суд идет! Л., 1927, №16 (30). Стр. 894—898).
Содержавшиеся в Минской тюрьме заключенные решили ликвидировать Михаила Кавецкого как провокатора, а заодно с ним убить и старшего тюремного надзирателя А. Буткевича, ненавистного арестантам за постоянные придирки и рукоприкладство. Исполнить приговор вызвались трое заключенных – представители самых радикальных на тот период революционных движений: большевик Яков Яковлевич Соловьев (1882—1907), эсер-максималист Стас Белоусов (Станислав Викентьевич Зуевский, 1884—1907) и анархист Афанасий Фомин (Александр Иванович Подобец, 1884—1907). Они выработали план убийства надзирателя и предполагаемого провокатора, после чего решили действовать. 25 апреля 1907 года надзиратель Буткевич обманным путем был заманен в камеру Фомина. Там трое заключенных напали на Буткевича, закололи его заточкой и забрали ключи. Этими ключами они открыли одиночную камеру, в которой находился Михаил Кавецкий и убили предполагаемого провокатора.
Все три революционных «киллера» были приговорены военно-окружным судом к смертной казни и 13 июля 1907 года казнены. Спустя месяц, в августе 1907 года, в Вильно по приговору военно-окружного суда был расстрелян и Ян Жмуйдик – человек, вместе с которым задержали Кавецкого и псевдонимом которого последний представился при задержании. Однако и после убийства Кавецкого, а также казни террористов, вопрос о том, был или не был Кавецкий провокатором, еще некоторое время «терзал» российское анархистское движение.
Дело Гофмана – Ройха
Практически одновременно с «делом Кавецкого» в Минске, подобный скандал, связанный с разоблачением внедренных полицией в анархо-коммунистические группы провокаторов, произошел и на юго-западе Российской империи – в Одессе и Кишиневе.
Несмотря на суровые репрессии, обрушившиеся на одесских анархистов-коммунистов после взрыва в кафе Либмана в декабре 1905 года, в Одессе продолжала существовать и действовать достаточно активно новая группа чернознаменцев. Она сложилась и оформилась на «посиделках» революционно настроенной одесской молодежи, собиравшейся по вечерам на квартире Владимира Иоселевича в Трехугольном переулке. Среди гостей Иоселевича, поначалу, были не столько анархисты, сколько приверженцы более привычных левых движений – эсеры и бундовцы. Но едва ли не с каждым собранием их политические позиции становились все левее и радикальнее и, в конце концов, эсеровско-бундовская «тусовка» одесситов пришла к радикальному варианту анархо-коммунистической идеологии.
Созданная группа чернознаменцев приступила к активным террористическим действиям и экспроприациям. Причем для экспроприаций из Одессы выезжали в другие города – Кишинев, Николаев, Харьков, Бердичев, где осуществлялись нападения на банкирские конторы и кассы.
Самыми радикально настроенными и заметными фигурами в новой группе оказались именно «перебежчики» из социалистов – бывший бундовец Иосиф Сафьян и бывший эсер Борис Берков. Они появились в Одессе недавно, после того, как бежали из Екатеринослава, где их пытались арестовать за участие в демонстрации. Первым в Одессу прибыл Сафьян, чуть позже – Берков, в компании с двумя анархистами Эйшей и Антеком. Вечерние беседы у Иоселевича привели обоих беглецов на путь анархизма. Образовалось ядро группы чернознаменцев, в которое вошли Сафьян, Берков, Калман Меккель, Яков Мерперт по прозвищу «Яша Пересыпский» и, разумеется, сам Володя Иоселевич. Несколько позже к ним присоединился и Яков Шмидман («Яков Гарский», он же «Саша Белошвейник»).
Главную роль в описываемых ниже событиях предстояло сыграть именно Борису Беркову. Берков, Борис Наумович родился в 1888 году в Николаеве Херсонской губернии в семье частного поверенного, в которой было восемь детей. После того, как от старшей сестры К. Н. Берковой Борис выучился грамоте, в десятилетнем возрасте он поступил в Николаевское реальное училище. Однако по причине своего нрава и революционных симпатий подросток часто ссорился с родными, а после того, как был исключен из 4-го класса реального училища, ушел из дома. Оказавшись в 1905 году в Екатеринославе, 17-летний Берков вступил в Партию социалистов-революционеров, но при этом сочувствовал и еврейским социал-демократам – бундовцам. Весной 1906 года за участие в революционной деятельности Борис Берков был арестован, но бежал по пути следования в полицейский участок. Берков оказался в Одессе, на нелегальном положении, где стал принимать самое активное участие в деятельности Одесской группы анархистов-коммунистов-чернознаменцев (См.: Сибиряков С. Борис Берков. – Каторга и ссылка, 1927, №2. Стр.249.).
По предложению Сафьяна, на квартире Иоселевича состоялась конференция представителей действовавших в Одессе анархистских групп по вопросам о безмотивном и политическом терроре и экспроприациях. И Сафьян, и Берков однозначно выступили за более широкое развертывание политического террора. Вероятно, что эта радикальная позиция и привлекла к ним внимание полицейского провокатора. Как раз в это время одесские анархисты наметили три «мишени» для своих террористических акций – пристава Панасика, начальника тюрьмы Шафарука и самого командующего Одесским военным округом генерала Каульбарса. Однако удалось организовать лишь убийство Панасика.
Самуил Ройх, с которым Берков и Сафьян познакомились на одном из анархистских собраний, никоим образом не был похож на провокатора и не возбуждал у единомышленников никаких подозрений. Берков готовил покушение на Каульбарса, но Ройху мастерски удалось отвлечь внимание анархиста от персоны генерала и переключить его на некую банкирскую контору, находившуюся в Кишиневе.
Произошло это следующим образом. Ройх привел в группу некоего В. Гофмана – приезжего из Кишинева, а на самом деле – полицейского провокатора, выдававшего себя за анархиста. Гофман работал в банкирской конторе Бродского и предложил одесским товарищам организовать ограбление другой банкирской конторы – Белоцерковского. Добытых средств, по уверениям Гофмана, хватило бы на воплощение в жизнь многих задуманных анархистами планов. Мол, в конторе находилась такая крупная сумма денег, которая позволила бы осуществить финансирование и вооружения, и типографии, и личной жизни одесских чернознаменцев.
16 апреля 1907 года в Кишинев приехала первая группа анархистов – Иоселевич, Шмидман и, разумеется, Гофман. На следующий день прибыли Берков, Сафьян и Ройха. Все вместе они остановились на квартире у кишиневской анархистки Чарны Киржнер. Вечером 17 апреля Гофман сообщил, что в банкирскую контору утром 18-го должны привезти крупную сумму денег. Он предоставил анархистам план конторы, не указав на нем дверь, соединявшую банк с меховым магазином, принадлежавшим тому же господину Белоцерковскому. Здесь и была западня.
18 апреля в 11 часов утра анархисты ворвались в банк, перекрыли входы и выходы, перерезали телефонный провод и скомандовали находившимся в помещении людям «руки вверх». Однако, один из сотрудников конторы, улучшив момент, подкрался к двери и, проскочив в меховой магазин, поднял тревогу. Несмотря на это, анархисты сумели захватить деньги и выбежать из банка. На улице они открыли огонь по городовым. Ройх отстреливался для видимости и сдался первым. Берков обронил пенсне и, так как не отличался хорошим зрением, был быстро задержан. Схватили и Сафьяна, и Иоселевича. Лишь Шмидману удалось скрыться с деньгами и выехать из Кишинева в Одессу. Остался на свободе и Гофман.
С первого дня провала подозрения в провокации пали на Ройха, чье поведение во время задержания говорило само за себя. Гофмана же продолжали считать доблестным революционером, что и погубило остатки чернозаменской группы. Гофман выехал в Одессу, где назначил встречу Шмидману, якобы для того, чтобы взять денег для арестованных товарищей. Во время этой встречи Шмидман, разумеется, был арестован полицией.
Тем временем, Самуил Ройх, находясь в тюрьме, понял, что попал в незавидное положение. С одной стороны, его подозревали в провокации анархисты-боевики, а это уже могло стоить ему жизни. С другой стороны, полиции был нужен свой осведомитель в тюремных камерах, поэтому выпускать Ройха она не собиралась. В результате Ройх начал всерьез подумывать о побеге, желая и спасти свою жизнь, и сохранить свободу. Через свою сестру Соню Ройх вышел на Гофмана и потребовал у него денег на организацию своего побега. Гофман отказался. Тогда Ройх решил прямо поставить следователю вопрос – если арестованы все участники нападения на контору Белоцерковского, и даже он, Ройх, томится в тюрьме, то почему же на свободе гуляет Гофм