Широкую известность получило дерзкое нападение анархистов на почтовый пароход «Цесаревич», принадлежавший обществу «Кавказ и Меркурий». В экспроприации участвовали члены группы анархистов-коммунистов «Красная сотня» И. Мдинарадзе, Н. Бебурашвили, С. Топурия, Г. Гобирахашвили. Захваченные средства пошли на организацию помощи бастующим рабочим и организационные нужды анархистского движения. Ведь кроме «эксов» и нападений бакинские анархисты пытались заниматься и агитационно-пропагандистской деятельностью, выпуская листовки, прокламации и брошюры. Анархистская печать того времени восхваляла «подвиги павших бойцов», пропагандировала экспроприации и покушения как обязательный компонент революционной борьбы. Характерной чертой бакинских анархистов, как и в целом анархистов Закавказья, была большая, по сравнению с Западной или Центральной Россией, склонность к экспроприациям и тесные связи с криминальной средой – сказывался местный колорит.
В конечном итоге, именно криминализация и дискредитировала в Баку анархистское движение. К 1907—1908 гг. пальму первенства у политических организаций перехватили такие группировки как «Бакинское общество террористов и индивидуалистов – анархистов», «Черный ворон», «Террор» и «Красное знамя», которые были больше преступными, чем революционными, и специализировались на грабежах магазинов и фирм. Как и в криминальном мире, периодически возникали разборки между конкурирующими анархистскими группировками, заканчивавшиеся вооруженными столкновениями. Анархисты гибли в перестрелках и драках друг с другом, что также способствовало снижению их авторитета в рабочей среде Баку. Кроме того, в рабочем движении набирали силу социал-демократы, которые создали себе имидж более обстоятельных и серьезных борцов за рабочее дело. Социал-демократы вели активную идеологическую борьбу против анархистов, постоянно разоблачая криминальный уклон в деятельности бакинских анархистских группировок.
После поражения первой русской революции 1905—1907 гг., в Баку, как и в целом по стране, начались массовые репрессии против революционного движения. Естественно, что первым делом полиция города расправилась с анархистскими группировками. Только в марте 1908 г. бакинской полицией были арестованы 50 членов группы «Красная сотня», которых приговорили к ссылке в Сибирь. В 1909 г. аресты анархистов продолжались, а при обыске на квартире неких Д. Веселова и Е. Руденко были обнаружены взрывчатые вещества, бомбы, подпольная литература. В том же 1909 г. бакинской полиции удалось арестовать почти всех членов групп «Черный ворон», «Террор» и «Красное знамя», прославившихся сериями разбойных нападений и грабежей. Таким образом, после масштабных полицейских репрессий в 1908—1909 гг. анархистское движение в Баку фактически было разгромлено. От последствий столь серьезного удара бакинским анархистам оправиться было не суждено – в «нефтяной столице» Кавказа движение сторонников безвластия сошло на нет и не проявляло серьезной активности даже в годы Гражданской войны, ставшие периодом возрождения анархизма.
Глава 11. Черное знамя над Грузией
Начало ХХ века ознаменовалось бурным ростом революционного движения в самых разных уголках Российской империи. При этом, хотя по численности организаций лидировали, безусловно, социал-демократы и социалисты-революционеры, важную роль в российском революционном движении играли и анархисты. Противники любой государственной власти имели наиболее сильные позиции на западе Российской империи – в Белостоке, Одессе, Екатеринославе. Однако практически одновременно с анархистскими объединениями на территории западнороссийских губерний анархистское движение возникает и там, где его появление, казалось бы, было практически невозможным. Анархисты появляются в Грузии.
«Тергдалеулеби»
Здесь стоит напомнить, что Грузия длительное время оставалась периферийным регионом. Отдельные выходцы из Грузии, конечно, учились в столичных университетах, бывали и за границей, но в целом этот регион Российской империи обладал собственным национальным колоритом, который был мало совместим с анархистской идеологией. Оппозиционные и радикальные настроения в Грузии проявлялись, прежде всего, в форме грузинского национализма, отчасти – народничества. Кстати, некоторые грузины участвовали в деятельности народнических организаций на территории собственно России.
В Грузии революционное движение, вплоть до начала ХХ века, в его российском понимании практически отсутствовало. Тем более был удивительным тот факт, что в первое десятилетие ХХ века здесь активизировались анархистские организации, причем активизировались настолько, что борьба против них стала одним из ключевых направлений деятельности для местных большевиков. В частности, критике анархистов посвятил серию статей под названием «Анархизм или социализм?» сам Иосиф Джугашвили – Сталин. Они были опубликованы в 1906—1907 гг. в грузинских социал-демократических газетах «Ахали Цховреба» («Новая жизнь»), «Ахали Дроеба» («Новое время»), «Чвени Цховреба» («Наша жизнь») и «Дро» («Время»).
Длительная изолированность Грузии от общероссийского революционного движения обусловливалась тем, что вплоть до конца 1850-х – начала 1860-х гг. практически вся грузинская аристократическая молодежь направлялась на учебу в военно-учебные заведения – кадетские корпуса и военные училища. В гражданские вузы, являвшиеся цитаделью свободомыслия, молодых грузин учиться не отправляли – по крайней мере, в значительном количестве. В 1860-е годы в Петербурге получало высшее образование лишь около тридцати молодых грузин. Однако даже эти скромные цифры играли очень большую роль в распространении в Грузии революционных идей, поскольку грузинская молодежь, обучаясь в Петербурге, воспринимала модные в то время радикальные взгляды своих русских ровесников и, возвращаясь на родину, привносила их в среду грузинской интеллигенции. С начала 1860-х годов отмечаются факты участия грузин в общероссийском революционном движении.
Так, в 1861 г. за участие в студенческих демонстрациях было привлечено к ответственности 13 студентов – выходцев из Грузии. Спустя восемь лет, когда студенческие волнения повторились, за участие в них 27 марта 1869 г. были высланы в Грузию Николай Орбелиани, Виссарион Джапаридзе и Фаддей Бебуришвили.
Для обозначения грузинских интеллигентов, получивших образование в России, даже существовал особый термин – «тергдалеулеби» (учившиеся за рекой Терек). Постепенно его стали применять и ко всему поколению грузинской интеллигенции, усвоившей либеральные и, в меньшинстве, радикально-демократические воззрения своих российских сверстников. Некоторым грузинам было суждено сыграть видную роль в российском народничестве, в том числе поучаствовать и в становлении общероссийского анархистского движения. Об одном из них следует рассказать более подробно, поскольку долгое время он оставался вторым по старшинству после Петра Кропоткина ветераном российского анархизма.
Варлаам Николаевич Черкезов, он же – Черкезишвили Варлаам Асланович (1846—1925) родился в княжеской семье, давно уже не обладавшей большим достатком, но благодаря знатному происхождению сумевшей отправить сына на учебу в Россию. Там Черкезов и примкнул к русскому революционному движению. Он принимал участие в народническом кружке знаменитого Сергея Нечаева – автора «Катехизиса революционера», затем был арестован, в 1876 году бежал и скрылся за границей. Когда в 1882 г. в Лионе суд принял решение о помещении Петра Кропоткина во французскую тюрьму, Черкезов решил «уйти на дно» и несколько лет жил в разных странах Восточной Европы, где существовал за счет случайных заработков. Из Австро-Венгрии через Румынию и Турцию Варлаам Черкезов в 1885 году нелегально вернулся в родную Грузию. Там он работал частным учителем в семье княгини А. Мухранской. В 1892 г. Черкезов снова уехал в эмиграцию. В Лондоне он включился в деятельность местных анархистов, стал достаточно известным публицистом анархистской прессы. Вплоть до рубежа XIX – XX вв. Черкезов оставался едва ли не единственным грузином – анархистом.
Гогелиа и зарубежные анархисты
Ситуация изменилась после того, как в Женеве, которая к началу ХХ в. стала центром русской анархической эмиграции, появилась Группа русских анархистов-коммунистов за границей. В числе ее непосредственных организаторов и руководителей был Георгий Ильич Гогелиа (1878—1924), известный также как Оргеиани. Ко времени создания группы, которая придерживалась кропоткинского направления в анархо-коммунизме, двадцатидвухлетний Гогелиа успел поучиться в Кутаисской духовной семинарии и затем, бросив учебу, эмигрировать за границу.
Первоначально он учился в Лионе в местном агрономическом училище, а затем поступил в Женевский университет. Именно в Женеве он стал тем самым Гогелиа, который вошел в историю русского анархизма в числе наиболее заметных ораторов и публицистов. Современники отмечали неистовость Гогелиа во время произнесения речей и интеллигентность в общении «за трибуной»: «сдержанно, без задора, развивал он свое мировоззрение, проявляя большую начитанность, глубокую убежденность и убедительность, спокойно и вдумчиво выслушивая возражения» (Ковальская Е. Мое знакомство с Командо Гогелиа (Оргеиани). – Каторга и ссылка. 1925. №3 (16). Стр. 212).
В 1903 году Гогелиа и его супруга Лидия Владимировна Иконникова создали Женевскую группу анархистов-коммунистов «Хлеб и воля». Собственно говоря, именно с этого небольшого кружка началась история организации хлебовольческого направления в русском анархо-коммунистическом движении. Будучи сторонником Кропоткина, Гогелиа достаточно прохладно относился к радикальным методам борьбы – терактам, в особенности безмотивным, направленным против обезличенных представителей «эксплуататорских классов». Занимаясь издательской деятельностью в Женеве, Гогелиа наладил связи и со своими земляками из других революционных течений. Поскольку в самой Грузии в описываемый период активность проявляли социал-демократы с националистическим оттенком, единственным шансом на ознакомление грузинской радикальной интеллигенции с анархизмом оставалась пропаганда идей последнего в социал-демократической среде. «Анархизация» части грузинской молодой интеллигенции началась с того, что среди социал-демократической молодежи получили распространение неонароднические идеи, казавшиеся более приемлемыми для Грузии, нежели марксизм.