Безначальцы и чернознаменцы. Анархисты начала ХХ века против Российской империи — страница 32 из 35

Также очевидным было влияние на «Свободу внутри нас» идей польского революционера Яна-Вацлава Махайского, который проповедовал революционную ненависть к интеллигенции как к сословию эксплуататоров и к революционным партиям как к орудию в руках интеллигенции. Задачей рабочих Махайский видел создание тайной организации под названием «Рабочий заговор», которая бы осуществила всеобщую стачку и прекратила эксплуатацию трудящихся с помощью собственности и знаний. Естественно, что в этой всеобщей стачке, по мнению Махайского и его сторонников, не должно было быть места интеллигентам и революционным партиям, укомплектованным представителями интеллигенции.

Впрочем, достаточно негативно воспринимал «людей знания» и Михаил Бакунин. Классик анархизма видел в образовании и знаниях инструменты эксплуатации, с помощью которых классы эксплуататоров властвуют над социальными низами, используя необразованность последних. Прослеживается общее и в идеологии «Свободы внутри нас» с анархистами – безначальцами из группы «Безначалие» – это и ориентация на «разбойный элемент» и маргиналов как на революционный класс, и приверженность террористическим методам борьбы, и положительное отношение к актам безмотивного террора, жертвами которого могли стать, по сути, любые представители «небосяцкой» части населения, не говоря уже о мелких чиновниках, полицейских или военнослужащих.

Идеология ненависти и подозрения к интеллигенции, безмотивных террористических актов, отрицания социальных устоев вполне импонировала маргинальным слоям, среди которых Севастопольская революционная боевая дружина надеялась обрести новых единомышленников. По крайней мере, жизненное кредо значительной части самих «босяков» немногим отличалось от тех лозунгов, которые выдвигались сторонниками Махайского и группы «Безначалие» и принимались на вооружение боевиками организации «Свобода внутри нас».

К слову, легендарный матрос Афанасий Матюшенко – один из руководителей знаменитого восстания на броненосце «Потемкин», – придерживался аналогичных позиций в отношении интеллигенции. В частности, он обвинял западных анархистов, с которыми познакомился во время эмиграции, в пренебрежении интересами трудящихся и сосредоточенности на второстепенных, по мнению матроса, проблемах пацифистской, экологической, феминистской деятельности. Как мы видим, идеи махаевцев, безначальцев и «Свободы внутри нас» получали достаточно широкое распространение среди матросов, чернорабочих, люмпенизированных слоев населения.

Первой акцией дружины в независимом качестве становится ограбление Севастопольского почтамта на 18 тысяч рублей. Сохранилась смета организации о расходах всех денежных средств, полученных в результате экспроприации. Из 17 986 рублей были израсходованы: на нужды Севастопольского комитета Партии социалистов-революционеров – 7 329 рублей, на оружие – 1 412 рублей, технику – 860 рублей, конспирацию – 378 рублей, новое дело – 100 рублей, Красный крест – 300 рублей, на переезды товарищам – 696 рублей, помощь семьям арестованных – 70 рублей, жизнь товарищей – 3 192 рублей, займы: ГБ – 150 рублей, ГД – 500 рублей, всего израсходовано – 14 486 рублей, в остатке – 5 000 рублей (очевидно, еще 2000 имелись в кассе организации до экспроприации). Этот документ дает представление о том, как расходовались революционными группами анархистского и эсеровского толка полученные в результате экспроприаций денежные средства. Как мы видим, большая часть средств уходила, все же, на обеспечение нужд и потребностей самих организаций, хотя вполне могли иметь место и попытки направить получаемые деньги на отдых, развлечения, личное обогащение отдельных активистов – но они, как правило, порицались в большинстве радикальных организаций.

Благодаря этой экспроприации дружина обзавелась собственной типографией – кстати, лучшей в тот период среди всех российских нелегальных типографий. В типографии начался выпуск боевых листков общим тиражом в 30 тысяч экземпляров, которые распространялись среди рабочих и «босяков» Севастополя, моряков Черноморского флота, крестьян Херсонской губернии, а также среди маргинальных слоев в Одессе, Таганроге и Елизаветграде. В деревнях в результате пропаганды «Свободы внутри нас» было отмечено несколько случаев поджогов помещичьих усадеб. Была у дружины и собственная лаборатория по производству бомб, которой руководил немецкий поселенец Карл Иванович Штальберг по прозвищу «Вольный».

Сорокалетний Карл Штальберг проживал в хуторе по соседству с Севастополем и использовал свое домовладение не только для размещения лаборатории бомб, но и для периодического укрывательства беглых революционеров. Многодетная семья этого немецкого фермера – колониста также принимала участие в революционной деятельности, выполняя функции часовых и связных. О Штальберге, в частности, вспоминает в своих мемуарах даже Борис Савинков – легендарный лидер эсеровской боевой организации. Ночью 17 июля 1906 года Савинков и его соратники, бежав за сутки до этого из тюрьмы, оказались в хуторе Штальберга, где скрывались до 25 июля и затем вышли в море на лодке, достигнув Констанцы. Штальберг уехал вместе с Савинковым, побывал в Европе, но затем вернулся в Крым и был в 1907 году арестован, скончавшись несколько позже в тюрьме.

К весне 1907 года численность революционной боевой дружины составляла 30 человек, полностью перешедших на образ жизни «профессиональных революционеров». За полтора года боевиками было убито 18 представителей власти, обеспеченных слоев населения. Но если эсеры расправлялись с генерал-губернаторами и министрами – то есть людьми, которых хоть как то можно было обвинить в социальных проблемах тогдашней России, то «босяки» из Севастопольской революционной боевой дружины выбирали жертв попроще. Так, среди убитых боевиками организации граждан были околоточный надзиратель полиции, хозяин винного погреба, сторож 2-го маяка. Впрочем, были у организации и масштабные акции – не только экспроприация почтамта, но и организация побега 21 арестанта из Севастопольской тюрьмы 15 июня 1907 года.

Власти, стремясь навести порядок в Севастополе, начали активные меры по поиску революционеров – террористов. Им удалось арестовать нескольких боевиков. 27 сентября 1907 года был повешен 31-летний рабочий Тимофей Баздырев, 1 ноября того же года – «Неизвестный», 25 апреля 1908 года – М. Кучеров, примерно тогда же – М. Мартынцов. Чувствуя близость «конца», боевики дружины принимают решение перебраться в Киев – город, где вырос и провел юные годы Андреев, однако переезд не спасает «Свободу внутри нас» от полицейского преследования.

В апреле 1908 года оставшиеся боевики дружины были арестованы. В их числе 24 апреля 1908 года попал в руки полиции и Андреев. В ноябре – декабре 1908 года в Севастополе состоялся процесс по делу Севастопольской революционной боевой дружины «Свобода внутри нас». Перед судом предстало 16 человек. Трое из них были оправданы, восемь – приговорены к различным срокам заключения и пятеро (А. Н. Андрееву, М. Л. Пыркин, Ф. Я. Яценко, Ф. Л. Левченко и П. С. Ткаченко) – к смертной казни. Отдельным судом в Херсонской губернии были приговорены к казни Н. Скрипниченко и Е. Романовский.

За набор преступлений, совершенных боевой дружиной, смертная казнь для лидера организации Андреева, казалось, была неизбежной. Но знаменитому боевику «улыбнулась фортуна» – причем далеко не в первый и не в последний раз. Смертную казнь заменили пожизненной каторгой. Казалось, скованный по рукам и ногам, он должен был сгинуть в казематах Херсонской каторжной тюрьмы, где отбывал девятилетний срок. Но в марте 1917 года, после Февральской революции, российские тюрьмы отворили врата для политических заключенных. На свободу вышел и Андреев – «Джонка». Тридцатипятилетний ветеран революционного движения незамедлительно окунулся в политическую борьбу послереволюционной России. Уже в марте он в составе делегации Комитета амнистированных политкаторжан г. Херсона выехал в Петроград на переговоры с министром юстиции Временного правительства Александром Керенским по вопросу амнистии самоосвободившимся уголовным арестантам (амнистия политических подразумевалась после революции сама собой, но уголовных преступников никто выпускать и амнистировать не собирался).

Неонигилизм

Обосновавшись в Киеве, он занялся агитацией в среде революционно настроенных молодых людей, надеясь возродить организацию «Свобода внутри нас». В мае 1917 г. в Киеве, совместно с П. А. Арсентьевым, Андреев создал Киевскую Ассоциацию Свободных Анархистов (КАСА). 8 мая 1917 года в Киеве вышел первый номер журнала этой организации – «Свобода внутри нас». Революционера Андреева вопросы теории теперь интересовали не меньше, чем практическая работа. Благо в тюрьме он смог не только «подтянуть» свои знания, но и обдумать контуры концепции, которую собирался «кинуть в массы».

Послереволюционная газета «Свобода внутри нас» объявила о рождении нового течения в российском анархизме – неонигилизма. Неонигилизм представлял собой доработанный вариант старой идеологической концепции Севастопольской революционной боевой дружины, то есть сочетание анархо-индивидуалистических и анархо-коммунистических идей. Показательно, что впоследствии аналогичные воззрения распространились уже во второй половине ХХ века – среди европейских леваков. Во-первых, неонигилизм Андреева предполагал отрицание любого принуждения. Личность должна была быть освобождена от любого угнетения со стороны государства и общества, соответственно – и любых политических или общественных организаций. В то время, когда многие анархисты, вдохновленные успехом большевиков, всерьез заговорили о создании дисциплинированной анархистской революционной партии, которая бы смогла составить достойную конкуренцию марксистам, Андреев и его неонигилисты категорически отрицали любую возможность создания какой-либо централизованной организации, которая, по их мнению, с самого начала стала бы инструментом принуждения личности. Естественно, что отрицались любые политические партии и даже анархистские федерации как инструменты эксплуатации трудящихся и угнетения личности со стороны общественных институтов.