Себя Андреев называл «космополитическим анархистом» и утверждал, что его идеалы лежат в плоскости не создания очередной анархистской федерации или конфедерации, а в создании всемирной «ассоциации неорганизованных», то есть такой модификации «союза эгоистов», о котором писал еще немецкий философ Макс Штирнер – один из столпов анархо-индивидуализма. Эгоистом Андреев считал подлинно свободного человека, руководствующегося только собственными интересами, в число которых входило, таким образом, и создание подобной возможности – руководствоваться собственными интересами и быть полностью свободным – и для любых других людей.
Во-вторых, Андреев выступил категорическим противником принуждения к труду и сторонником добровольности любой трудовой деятельности. В этом он расходился не только с марксистами, выступавшими за общество трудящихся, но и с придерживавшимися аналогичных позиций анархо-синдикалистами и анархо-коммунистами – последователями Кропоткина. На протяжении всей истории человечества, по мнению А. Н. Андреева, сталкивались независимость личности и социальные обязательства. В результате, активное меньшинство захватывало власть и блага, получая определенную независимость, а пролетариат был вынужден трудиться и, мало того, понимать свой труд как общественную обязанность. В статье «Анархисты – трудовики» Андреев заявил, что анархист не должен работать, поскольку работая на буржуазию, он будет неизбежно поддерживать существующий социальный порядок, перестанет быть эгоистом и превратится в раба. «Если я не произвожу, то тем самым и не покупаю, а только экспроприирую и разрушаю, дезорганизую – и в этом истинный смысл анархии» – писал Андреев. Естественно, что концепция неонигилизма, отрицая работу, всячески поощряла и пропагандировала методы экспроприации – начиная от крупных налетов на банки и заканчивая кражами продуктов из магазинов.
Отказ от работы рассматривался Андреевым как первоочередной шаг начинающего революционера на пути к полной «свободе внутри себя». В этом антитрудовая позиция Андреева сближалась с гораздо более поздними по времени и дальними по региону появления концепциями европейских и американских леворадикальных критиков труда – Рауля Ванейгема, Боба Блэка и Кена Нэбба. В противовес коммунистической модели «От каждого по способностям, а каждому – по потребностям», Андреев выдвинул собственный лозунг «От каждого – по его желанию, каждому – по его желанию!». Желание в концепции неонигилизма становилось основным стимулом и двигателем общественного развития и основным принципом распределения социально-экономических благ. Общественное же устройство Андреев видел вполне в духе Кропоткина – как федерацию анархических коммун и общин, но конечным итогом строительства такого общества считал не утверждение общественного блага, а максимальное удовлетворение индивидуальных свобод каждого конкретного человека.
Впрочем, неонигилистская концепция не получила в годы Революции и Гражданской войны серьезного распространения даже в революционной среде. Было создано несколько малочисленных групп в Киеве, Харькове и еще нескольких малороссийских городах. Преимущественно группы состояли из «зеленой» учащейся и студенческой молодежи, а также из сагитированных представителей городской маргинальной среды, которые понимали лозунги свободолюбия и отрицания существующего социального порядка как оправдание вседозволенности, в том числе и криминального характера. Под влиянием группы могли находиться некоторые «автономные» отряды партизанских полевых командиров, но в целом воззрения Андреева не оказали серьезного влияния на ход революционных событий и оставались маргинальным явлением даже в рамках анархического движения (что, впрочем, не умаляет оригинальность этих теоретических выкладок и их значимость для изучения истории революционных событий и трансформации революционных идей).
Судьба анархиста
Сам Андреев, тем не менее, пытался активно участвовать в деятельности российских анархистов – если не как идеолог, то как практик. Так, 18—22 июля на Всероссийской анархической конференции 17-ти городов, проходившей в Харькове, Андреева избрали секретарем Временного осведомительного бюро анархистов России» – своеобразного информационно-организационного органа. Тогда же он познакомился и со своей соратницей и женой Зорой Гандлевской. Двадцатилетняя девушка в годы Первой мировой войны работала медсестрой в военном госпитале, но под влиянием революционной пропаганды решила стать «профессиональной революционеркой». Совместно с Гандлевской Андреев пытается организовать анархистское подполье в занятом деникинцами Севастополе, затем в 1920 г. переезжает в Москву.
Дальнейшая деятельность Андреева поражает грандиозностью замыслов при малой вероятности их осуществления. Так, в 1921 г. группа из пяти анархистов во главе с Андреевым выехала в Ташкент, где решила среди военнопленных – индусов, служивших в британских войсках, создать организацию «Бюро пропаганды анархизма на Востоке». Естественно, что Андреев и его соратники были арестованы и высланы назад. В середине 1920-х гг. Андреев заведовал магазином анархо-синдикалистского издательства «Голос труда», участвовал в деятельности Комитета по увековечению памяти П. А. Кропоткина, Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев.
Что удивительно – советская власть так и не расправилась с Андреевым, никогда не скрывавшим своего резко негативного отношения к большевистскому правительству. В течение второй половины 1920-х гг. Андреева и Гандлевскую несколько раз арестовывают, правда пока все заканчивается благополучно – ссылками в Новосибирск, Астрахань. Во время очередной ссылки Андрееву и его супруге удалось бежать и обосноваться в Осетии, потом были арестованы – но не расстреляны и даже не осуждены на длительные срока, а вновь сосланы – на этот раз в Саратов, где Андреев работал в областном радиокомитете. Впрочем, в 1937 г. Андреев и Гандлевская все же получили восемь лет лишения свободы.
Тем не менее, супругам удалось пережить годы правления Сталина и дожить до глубокой старости. Андреев умер в 1962 году в возрасте восьмидесяти лет, а Гандлевская – в 1987 году в возрасте девяноста лет, успев даже побывать участницей диссидентского движения. Более того, постаревший Андреев в 1950-е – 1960-е годы вернулся к делу своей жизни – разработкам основ концепции неонигилизма. Он написал несколько рукописных работ, где пытался изложить основы своей концепции, адаптировав их к современным условиям. Так, западных анархистов Андреев обвинял в сотрудничестве с буржуазией, выступал за повседневные революционные выступления, полный бойкот политических и общественных институтов – совершение экспроприаций, отказ работать, платить налоги, служить в армии. К советской системе, очевидно из-за нежелания очередных проблем с КГБ, Андреев был более лоялен, хотя и не забывал упрекнуть ее в узурпации социальных благ номенклатурой, запрете анархистского движения.
Теоретическое и практическое наследие Андреева и его соратников оказалось практически забытым – всеми, кроме нескольких специалистов – историков. Однако нельзя не проследить параллели между той идеологией, которую более столетия назад проповедовала группа «Свобода внутри нас», и воззрениями многих современных левацких группировок, также выступающих против любых социальных обязательств, против труда, за приоритет личных свобод над интересами общества. Очевидно, что нигилизм как мировоззрение, отрицающее социальный порядок, существующие этические и поведенческие нормы и установки, является столь же вечным, сколько и отрицание человеком государства или частной собственности.
Глава 14. Приключения моряков-анархистов в Одессе и Александрии
В российских литературных и кинематографических произведениях о Революции и Гражданской войне анархисты часто изображаются радикально настроенными матросами. Действительно, в 1917—1918 гг. анархистская идеология имела большое влияние на часть моряков Балтийского и Черноморского флотов. Однако, десятью – двенадцатью годами ранее, в годы Первой Русской революции 1905—1907 гг., анархистские группы еще не имели серьезных позиций среди моряков. Большинство групп анархистов-коммунистов в начале ХХ века действовали в городах и местечках западной части Российской империи, где морякам просто неоткуда было взяться. Исключением была Одесса. Именно здесь сформировался едва ли не первый в Российской империи революционный профсоюз моряков торгового флота, который вскоре попал под идеологическое влияние анархистов.
Восстание на броненосце «Потемкин» стало серьезнейшим толчком не только для военных, но и для гражданских моряков. Так, летом 1905 года серьезно обострилась ситуация в Одессе. Моряки Русского общества пароходства и торговли (РОПиТ) были недовольны условиями труда и заработной платой. Чтобы держать моряков под контролем, руководство этой организации создало «карманный» профсоюз под названием «Регистрация судовых команд Черноморского торгового флота». Но добиться снижения протестной активности моряков с помощью подконтрольного профсоюза у руководства РОПиТа не получилось. Тогда администрация прекратила деятельность профсоюза и попыталась воздействовать на моряков жесткими методами, снижая зарплату и ужесточая дисциплину на пароходах компании.
В начале мая 1906 года в одесском приморском районе Ланжерон состоялась маёвка профсоюзных активистов и моряков, на которой было принято решение избрать стачечный комитет. Во главе комитета встал Михаил Адамович – весьма авторитетный среди моряков и революционеров Одессы человек, с 1903 года примыкавший к анархистам, но тесно сотрудничавший и с социал-демократами.
Его ближайшим соратником был Махар Боцоев – моряк, осетин по национальности. 12 мая 1906 года одесские моряки из РОПиТ объявили о начале стачки. Она продолжалась почти полтора месяца – на протяжении 42 дней моряки бастовали, встречая всеобщее одобрение со стороны представителей других профессий – грузчиков, портовых рабочих, служащих. Известно, что даже в воинских частях Одесского гарнизона некоторые солдаты собирали средства в поддержку бастующих моряков. В конце концов, в профсоюзную борьбу вмешалась полиция. Несколько членов стачечного комитета были арестованы, но пароходство продолжало терпеть колоссальные убытки. В конце концов, 24 июня 1906 г. РОПиТ пошел на уступки морякам и удовлетворил часть их требований. Но Махар Боцоев, задержанный в числе прочих активистов стачкома, продолжал оставаться под арестом – полиция категорически отказывалась освобождать «опасного смутьяна». Вскоре его осудили, приговорив к ссылке, но отважному Боцоеву удалось бежать.