– Интересно же! – что ж тут непонятного, недоуменно пожала плечами дочь. – И вообще, так необыкновенно получилось. Инка придумала, мы прибежали, а, оказалось, вы знакомы. Расскажи!
Аня присела рядом.
– Это случилось давным-давно… – она рассмеялась.
– Мам! – осуждающе протянула Сашка.
– Как мы познакомились с твоим отцом, ты никогда не спрашивала.
– Просто мне казалось, что вы всегда были знакомы. Я ведь вас по-другому не знала.
Саша прислонилась к маминому плечу.
– Хочешь, я расскажу тебе, как познакомилась с Гришкой?
Аня насторожилась.
– Твои многозначительные интонации меня беспокоят.
– Но ничего же страшного! – дочь заглянула в мамино лицо и загадочно улыбнулась. – Я уронила ему на голову таз.
– Что?
– Ну, мам! Он был старенький, маленький, легонький. Мы в нем разводили краску. Он стоял на подоконнике, а я случайно задела локтем. Грохоту было на весь город! Но ведь ничего страшного! – Саша виновато боднула Аню в плечо. – Зато Гришка в меня сразу влюбился.
Аня молчала.
– Мам! Теперь расскажи ты.
– Хорошо, – Аня прижала Сашку к себе. – Мы приехали сюда с девчонками на каникулы. В августе. К Жанкиной бабушке. Может, ты помнишь, Жанна к нам когда-то приходила.
– Нет! – дочь мотнула головой.
– Вот! – Аня поставила точку в своем коротком рассказе.
– И это все? – возмутилась Саша. – Приехали к бабушке. А как же познакомились?
– Так и познакомились. Случайно встретились, – Аня не удержалась и, улыбнувшись, добавила: – А потом ему на голову упало ржавое ведро…
– Мама! – Саша даже подскочила.
– Но это не я его уронила.
Саше трудно представить маму своей ровесницей. Даже когда Саша только родилась и мама была совсем молодой, все равно, для дочери она всегда оставалась недосягаемо взрослой, умудренной опытом прожитых лет. Так странно представлять маму двадцатилетней: юной, наивной, беспечной, влюбленной в загорелого, самоуверенного парня. Да, тот мужчина, несомненно, тогда был парнем, таким, как Гришка, и мама с ним встречалась, целовалась и…
Прекрасно знаешь, что, конечно, все так и происходило, и по-прежнему совершенно не верится. Как с мамой могло случаться то, что сейчас случается с Сашей?
Когда Саша увидела, как таз с неимоверным грохотом накрыл чью-то голову, она молниеносно отскочила от окна, боясь, что ее разглядят и узнают, но потом решительно бросилась на улицу, испуганная, смущенная, виноватая, готовая придти на помощь и ни за что не сознаться, кто уронил из окошка злополучный таз. Но созналась. И таз оказался не таким уж злополучным. Одно время Саша мечтала даже унести его домой и повесить на стену, как символ счастливой случайности, коренным образом изменившей ее жизнь.
Оказывается, у мамы тоже был такой странный символ, не менее жестяной и громыхающий – старое, ржавое ведро. А может, мама выдумала его нарочно, чтобы позабавить Сашу, удивить и незаметно отвлечь внимание от недосказанной истории.
– Я совсем не представляла, что еще когда-нибудь встречу тебя. Мне казалось, ты здесь больше не живешь.
– Умер, – мрачно подсказал Богдан.
– Нет. Уехал.
– Безвозвратно ушел в прошлое, – он усмехнулся. – Ты все еще любишь мороженое?
– Да. Только никому уже в этом не признаюсь.
Неужели он так и не женился? Временами она с эгоистичным торжеством повторяла себе: не женился, потому что больше никого не любил, потому что не признавал других женщин. А потом сама же смеялась. Боже мой, конечно, это не так! Нелепо полагать, что у него никого не было, кроме нее. Были, несомненно, были. Разные. Они любили его и не любили. А он? Как он относился к ним?
Иногда, вспоминая о нем, она уверенно предрекала, что он обязательно найдет себе замечательную, любящую жену и будет счастлив. А теперь ей нравилось, что он одинок, наверное, потому что она сама была одинока. И хотя очень некрасиво радоваться чужой несложившейся судьбе, но зато эффективно успокоительно, ибо присутствие товарища по несчастью уравновешивало собственные переживания, тем более что именно этот товарищ сыграл в них не последнюю роль.
Нет, она не желала возрождать их прежние отношения. Конечно, не желала. Она уверяла себя в этом. Такое просто невозможно: любить столь долгое время, расставаясь, меняясь, мучаясь и даже ненавидя. Вернуть происходившее восемнадцать лет назад? Даже помышлять об этом смешно! Сейчас они всего лишь старые знакомые, давние приятели, которых когда-то связывало нечто общее, и так легко забыть что, ведь все происходило бесконечно много лет назад.
2
Что случилось? Почему раньше он и дня не мог прожить без Инки, а сейчас даже не испытывает желания ее видеть? Подумаешь, поссорились! Будто они раньше не ссорились, будто он раньше не восклицал в запальчивости, что больше не потерпит ее выходок, что достаточно мучиться и пора положить конец этим бессмысленным отношениям, приносящим только боль и страдания. Но уже через секунду мечтал непременно увидеть ее, и раскаяться, и обнять, ощутив податливую хрупкость ее фигуры.
Все не так! Теперь он мрачно, бездейственно сидел дома и ждал, когда она придет, чтобы в очередной раз проверить с каким равнодушием встретит ее появление. Да, ему по-прежнему хотелось ее обнять, но, точно так же, как любую другую симпатичную девчонку.
– Ты не можешь меня простить?
– Что ты! Я давно тебя простил.
– Так в чем же дело? Ты избегаешь меня. Ты не желаешь меня видеть.
– Ну, почему… – он равнодушно пожимал плечами, ему становилось жалко Инку, ему даже хотелось ее успокоить.
– Почему? – возмущенно кричала Инка. – Это я спрашиваю: почему?
Она плакала, сердито и отчаянно, а он морщился от вида ее слез и не верил. Он больше не желал, чтоб над ним насмехались, чтоб его обманывали, чтоб им играли и забавлялись. Кажется, он научился управлять своими чувствами, они перегорели и подчинились его воле. Но отчего-то он испытывал непонятную жалость к Инке.
Однажды он остался дома один. Прозвенел звонок, и Никита поплелся открывать дверь, заранее испытывая неприязнь к визитеру, кем бы он ни был, и увидел на пороге… «Того самого, – говорила Инка, – про которого я тебе рассказывала».
Никита посмотрел на гостя исподлобья. Он не мог испытывать к нему симпатии, хотя тот и не был ни в чем виноват, кроме своего существования.
– Вам что? – неприветливо буркнул Никита через порог.
– Ты один?
Никита хмыкнул и дернул губами.
– А вы думаете, меня опасно оставлять дома без присмотра.
Гость не обращал внимания на его нахальное поведение.
– Мне можно войти? – он держался раскованно и спокойно и смотрел прямо в глаза.
– Зачем? – Никита сощурился, словно прицеливался, заставляя себя выдержать взгляд. – Никого же нет.
– А ты?
Какие-то странные интонации, придающие особую выразительность простым словам, будто ожил красноармеец с плаката времен Гражданской войны. «А ты записался добровольцем!»
– А ты?
– А я еще маленький, – усмехнулся Никита. – Мне не разрешают впускать в квартиру незнакомых дяденек.
Гость не стал напоминать о том, что они все-таки знакомы, иронично улыбнулся.
– Гриш, ты себя представляешь сорокалетним?
– Не знаю. Каким бы я хотел быть в сорок, я представляю. А каким буду в действительности… Я не думал. Да, пожалуй, и каким бы хотел быть.
– А меня?
– А ты всегда будешь такой же.
– Ну! Это же глупо – в сорок лет выглядеть двадцатилетней.
– Выглядеть, наверное, глупо. Но я же не это имел в виду.
– А что?
– Я всегда буду любить тебя такой, какая ты есть сейчас.
– А если я изменюсь?
– Я же сказал, не изменишься.
– Но так же не бывает!
– А как бывает? Только так и бывает. Ну, подумаешь, прибавишь пару-другую килограммов, да прочитаешь десяток-другой книг.
– И все?
– Ну, будут морщинки вот здесь. Разве это перемены?
– Конечно! Если тебя послушаешь! Буду я толстая, глупая и морщинистая.
– Саша!
– Когда я вижу старушек, я боюсь дожить до их лет. Мне кажется, я стану страшной, некрасивой и беспомощной. Я не хочу.
– Ты и не будешь.
– Буду! А ты будешь седым старичком с палочкой.
– Это в сорок-то?
– Почему в сорок?
– Мы же начали с того, каким я буду в сорок лет.
– Мне все равно, каким.
– Почему?
– Ну, мне же тогда тоже исполниться не девятнадцать. Я всегда буду любить тебя.
– Мам, я, кажется, выхожу замуж.
Аню огорошило заявление Сашки, хотя, в общем-то, она давно готовила себя к тому, что скоро услышит это. Но дочь говорила как-то странно, словно сама удивлялась своим словам.
– Что значит «кажется»?
– Я еще не решила, – она действительно была задумчива и серьезна.
– Саша, какая ты у меня необыкновенная. Другие девчонки рвутся замуж.
– Дуры! – категорично объявляет Саша. – И им легче. Когда с ума сходишь от любви и все делаешь, не задумываясь, вполне что-нибудь может получиться.
– А ты не сходишь с ума от любви?
Аня удивляется поведению дочери. В ее возрасте она вроде бы не задумывалась о проблемах брака, по крайней мере, своего собственного, а что происходит у других, тебя вроде бы и не касается.
– Наверное, нет, – пожимает плечами Саша. – Это плохо? Когда Гришка делал мне предложение, я почему-то сразу представила…
– Готовку, стирку, уборку, вечно голодного и бестолкового мужа, – улыбаясь, подсказывает Аня.
– Нет, нет! – торопится Саша. – Трудно объяснить. Появятся непривычные для меня обязательства. Я уже не должна буду решать все для себя сама, мне придется считаться с его мнением и желаниями.
– Ой, Саша! Придет же тебе в голову! Ты лучше представь, что он всегда будет рядом, будет заботиться о тебе.
– Он и сейчас заботится.
– Ну, не знаю. Да и виданное ли дело, чтобы мать уговаривала дочь выйти замуж за человека, которого та любит. Давай, лучше я скажу, что он тебе не пара, чтобы ты не смела и думать о семейной жизни, что ты еще маленькая и тебе еще рано. И ты наперекор мне выйдешь замуж за своего Гришу.