Просто ему было светло, легко и тепло, как и полагалось в субтропическом климате. Пока Аня не уехала.
Прощание было без поцелуев и объятий, без эмоций и лишних слов. Они в последний раз заглянули друг другу в глаза и разошлись. И уже вечером того же дня он с легкостью нашел себе девушку жаркую, страстную, нетерпеливую. Она, не отпуская ни на секунду, увлекла его за собой, и его рубашка едва не осталась где-то на улице. Она успела ухватить ее за край, аккуратно и точно, двумя пальчиками, потянуть через порог и оставить тут же, у дверей.
Он вернулся под утро, увидел в своей постели спящую Лолу, досадливо выругался, чуть шевельнув распухшими губами, отыскал Чоню и договорился с ним о временном обмене местами. Услышав о Лоле, тот, слишком понимающе для только что разбуженного рассматривавший приятеля, весело хихикнул и галопом помчался по коридору, совершенно не боясь перспективы быть безжалостно придушенным разъяренной девицей, когда та проснется и обнаружит подмену. Но Лола не стала тратить силы на Чоню, она сразу взялась за Богдана.
Очнувшись от сильного толчка, он тут же услышал о себе массу приятных вещей: что он тварь, скотина, ну и тому подобное.
Лола трясла его, как тряпичную куклу, а он устало смотрел сонными глазами. Только когда она наконец замолчала, коротко и ярко направил ее по многообещающему пути, получил по физиономии и, ни капли не смущенный, опять преспокойно заснул, уже сквозь сон почувствовав, как Лола на прощание пихнула его ногой и презрительно проговорила, словно плюнула: «Падаль!»
Он не обиделся. А когда проснулся, бурная ночь с незнакомой девицей и полное встрясок и опасностей утро виделись где-то за границами реальности. Зато настоящее предстало до невозможности явным.
Хорошо, что почти сразу же попался Лесик с сигаретой (всем известно, что время от времени покуривает Лесик), и после коротких переговоров, состоящих из минимума слов и фраз «Еще есть? — Нет. — Дай?», оказавшись счастливым обладателем заветного предмета, он жадно затянулся. И его понесло. А как иначе назвать то, что он пытался совершить потом?
Откопав в груде одеял свою куртку, он резким движением расстегнул молнию на внутреннем кармане, нашарил в матерчатой глубине ключ и пустился в путь по дороге, давно заросшей в его памяти чертополохом и крапивой.
Вот! Улица как улица, дом как дом. Он поднялся по лестнице на пятый этаж, разжал ладонь, ухватил пальцами ставший теплым ключ, но так и не донес его до замочной скважины.
Дурак!
Богдан помнил и это. А еще помнил, как упрямо брел по обочине, даже не пытаясь тормознуть попутку, и вдруг уловил легкий шорох колес, увидел знакомое лицо за стеклом остановившейся рядом машины и почувствовал не то что радость, но непонятное облегчение и безразличие, хотя должен был испытать нечто противоположное.
Он неспешно уселся, хлопнул дверью и сквозь тарахтение включаемого мотора услышал:
— А я уже собирался тебя искать. И надо же, так удачно встретил. Как дела?
Обычные приветливые слова, но во вроде бы безмятежном голосе проскакивали напряженные нотки, а в уверенном взгляде читалась тревога.
— Паршиво, — честно признался Богдан, понимая, что врать, конечно, можно даже самому себе, но сейчас самое неподходящее время для игр, и равнодушно пояснил: — Я вообще-то еще держусь, но самому мне уже не завязать, — он насмешливо скривил губы. — Так что, если хотите мной пользоваться, сначала приведите в порядок.
И все последующее помогло ему позабыть о наивной девчонке, об очередном банальном курортном романе. А как еще можно было охарактеризовать случившееся?
Но однажды верный друг Чоня многозначительно сообщил о случайной встрече, усиленно делая вид, что не находит в ней ничего важного (а он-то почему помнил?), и уставился в упор, стараясь разглядеть реакцию. Богдану пришлось пожать плечами: «Ну и что? Ну и ладно!», а самого тут же потянуло. На пять ли лет назад или куда-то еще. Каприз. Конечно, каприз. Вспомнив, увидеть вновь, не думая, зачем, не ища причин. Просто посмотреть. Из любопытства.
А она ни капли не изменилась, просто ни капельки, и он неожиданно ляпнул всплывшее в памяти: «Мы, кажется, виделись когда-то?» Патологическая реакция на ее появление. Глупейшая фраза. Богдан не удержался от нее и спустя двадцать лет. Сама слетела с губ, досконально повторив давние интонации. И Аня не изменилась, изменилось только ее положение.
Она стала женой и матерью, но ему трудно было это понять, и даже присутствие толстощекой большеглазой Сашки воспринималось как забавная игра. Он посчитал, Аня отнесется к нему так же, как и несколько лет назад, и очень удивился, услышав спокойный голос и обыкновенные, не очень-то много значившие слова.
Она не нуждалась в нем, и это обидело. А глупая память вдруг выплеснула на поверхность, казалось, давно и безнадежно забытые чувства, от которых становилось умопомрачительно уютно, тепло и хорошо.
Богдан еще не был искренним, еще переигрывал и лицемерил, пока по-настоящему не испугался и не привел Аню домой. И его заброшенная квартира внезапно ожила, вещи опять стали знакомыми и добрыми, стоило девушке прикоснуться к ним своими руками. И он снова испугался.
Но все опять закончилось. Она уехала, и уже не просто уехала: уехала от него, из-за него. Он злился, проклинал ее, хотя знал, что она опять выбрала единственно правильный путь не только для себя, но и для него. Он не должен был иметь близких и дорогих ему людей. Тогда. Но не сейчас.
Аня. Она никогда специально не старалась удивить его, привязать к себе. Может, поэтому у нее и получалось?
Чокнутый мальчишка с перекошенным от злобы лицом ворвался в его дом. Позже Аня объяснила, почему. Но кто мог объяснить, отчего выдуманная Инной история соединила именно их, Богдана и Аню, его и…
Неужели у него есть сын? Да. Только она способна учудить такое.
Аня даже с Богданом могла говорить пока исключительно на одну тему.
— И что за время наступило? — жалобно вопрошала она. — Опять я остаюсь одна. Сначала Лешка от меня ушел. Саша собралась замуж, переберется к своему Грише. А теперь и Никита уезжает.
— Это тебе в наказание за то, что все время бросала меня, — нравоучительно определил Богдан.
Аня осуждающе глянула на него.
— Ага. Спасибо за сочувствие.
Он улыбнулся.
— Не сердись.
А она вздохнула.
— Я не сержусь. Я возмущаюсь, — и принялась рассуждать: — Конечно, Никита поступает вроде бы умно. Здесь действительно нет ничего подходящего, и отъезд, пожалуй, единственный приемлемый вариант. Но почему?..
Богдан с улыбкой наблюдает за ней. Его вовсе не смешат и не забавляют ее волнения и заботы, он знает, как тяжело отпускать тех, кого любишь, как не хочется делать этого. Его вовсе не раздражает однообразие последних Аниных разговоров, и он не пытается ее успокоить или отвлечь, понимая всю бесполезность подобного занятия.
— Всегда так бывает, — замечает Богдан негромко. — Он окончил школу, почувствовал себя взрослым.
Аня отводит взгляд, а потом смотрит с любопытством.
— Ты тоже сбежал от родителей, как только окончил школу?
Он снова улыбается и произносит спокойно:
— Не совсем.
— То есть?
— Не от кого было сбегать. Мама умерла примерно в это время.
Аня изумленно вскинулась и не удержалась от нового вопроса.
— А отец?
— Еще раньше, — коротко ответил Богдан.
Она на мгновение оцепенела.
— Господи! А как же ты?
— По-разному, — он по-прежнему говорил спокойно. — Но, как видишь, вполне благополучно.
— Я не знала, — Аня виновато опустила глаза, словно просила прощения.
— Ну и ладно, — пожал плечами Богдан.
Вот видишь, Аня, кому, как не ему, знать: пусть уж лучше дети уезжают, убегают, уходят, пусть уж лучше дети оставляют родителей, чем родители бросают своих детей.
Он рассматривает комнату, медленно переводит взгляд с одной вещи на другую и не замечает, что Аня не сводит с него глаз, с тревогой наблюдает, готовая в любой момент отвернуться, скрыв свое внимание. Она представила их первую встречу, его странный образ жизни и цинизм. Удивительно, что она пожалела его тогда, ведь, наоборот, должна была презирать. И вспомнила: она сидела, прислонившись спиной к стене, гладила его растрепанную голову и молча слушала глупости, которые он, не останавливаясь, все говорил и говорил.
— Как странно! Я опять в этом городе. И опять одна. Без мужа, и вот уже и без детей. И единственное, что я имею — это то, с чего все здесь началось. То, что я приобрела самое первое, когда впервые приехала сюда.
— Почему ты обо мне так неодушевленно? — шутливо возмутился Богдан.
Он понял ее загадочные высказывания, но его взгляд немного встревожил Аню.
— Я имела в виду не совсем тебя, а отношения между нами. Хотя сейчас они, конечно, не такие, как раньше.
— Ты жалеешь?
Он стоял слишком близко.
— Нет! — быстро и твердо ответила она, но, встретив его взгляд, почувствовала себя уже не так уверенно. — Не знаю, — почти прошептала, а затем сказала громче, стараясь придать словам весомость. — Но ведь это нелепо! Так не бывает!
— Почему?
Аня прекрасно знала этот голос и эти интонации. Через какое-то время она растерянно пробормотала:
— Что с нами? У нас крыша поехала.
— Ну и пусть! — успокоил ее Богдан. — По-моему, самое время.
Спускаясь по лестнице, Богдан столкнулся с Никитой. Они поздоровались, и Никита с удивлением обнаружил, что встреченный им взгляд, обычно пронзительный и изучающий, сегодня легок и приветлив.
Никита открыл дверь, прошел в комнату, ни секунды не сомневаясь в правильности определения места недавнего пребывания своего странного знакомого. Никита больше не испытывал к нему особой неприязни, пожалуй, в нем даже что-то притягивало. Но его отношения с матерью казались такими необычными. Никита никогда не представлял, что с родителями тоже случается подобное.
А мама задумчиво стояла у зашторенного окна.