гостям золотое руно и летающего льва – дар супруга. Оставшуюся часть дня гости любуются чудесами замка, среди которых – львиный фонтан в саду, часы, имитирующие движение небесных сфер, огромный глобус с изображениями всех стран света. Ближе к вечеру все та же Дева ведет всех в комнату с простым и строгим убранством, где ничего драгоценного нет, только несколько диковинных маленьких молитвенников. Там гости видят Королеву и преклоняют колена, чтобы «соборно вознести молитву о Бракосочетании сием, прося, чтобы свершилось оно во славу Божию и к их общему благу». На четвертый день главный герой обнаруживает, что лев в фонтане держит камень с надписью «Hermes Princeps» («Гермес – глава»), затем он присутствует на театральном представлении, сюжет которого – королевская свадьба. Этот день, так весело начавшийся, завершается мрачно: гости видят, как привозят шесть гробов, в которых лежат шесть обезглавленных тел. Однако на следующий день мертвецы воскресают. На пятый день Розенкрейц находит в подземельях замка таинственную могилу, а шестой посвящает алхимическим опытам: он стремится создать Алхимическую птицу. В последний день гости отплывают на 12 кораблях под знаменами, изображающими знаки зодиака. Прощаясь, Дева сообщает им, что все они посвящены в Рыцари золотого камня. Этот полный отсылок к алхимической и каббалистической практике текст во многом и вдохновлял как членов республики учёных, так и розенкрейцеров на создание будущих академий наук.
Роза и крест в дальнейшем будут трактоваться членами этого общества как сложная символика, воплощающая гармонию рационального и иррационального начала, материального и духовного. Термин «Rosaio» или «Rosario» (розарий) появляется в названиях многочисленных алхимических трактатов, самый известный из которых – «Розарий философов» неизвестного автора, составленный, вероятно, в первой половине XIV в. В рамках этой традиции роза называется «Цветком Мудреца». В алхимическом трактате «Розарий философов» говорится: «Опиши круг вокруг мужчины и женщины и получи из него квадрат, а из квадрата – треугольник; впиши его в круг и получишь философский камень».
В рамках эзотерики крест прежде всего является космологическим образом – благодаря своей форме, соединившей вертикальное, духовное начало, устремленное ввысь, и горизонтальное, земное, т. е. рецепторное и рефлекторное проявления Бытия.
Появившиеся в первые десятилетия XVII века произведения розенкрейцеров вызывали у лютеран сомнения относительно религиозной ортодоксальности ордена и ярые нападки со стороны католиков. Розенкрейцеров подозревали, в связи с дьяволом, в колдовстве, в том, что они склоняют доверчивых людей к занятиям магией, пагубным для души, и вообще в вольнодумстве. Братству розенкрейцеров приписывали важную роль в создании через ряд других организаций («Колледж Грешэма» и др.) в 1662 году английского Королевского общества – первой в Европе Академии наук. Унаследованные формы мистики и магии служили порой лишь оболочкой, в которой происходило формирование новых научных идей, основ передового мировоззрения последующей эпохи Просвещения, складывание, по сути, противостоявшего церковной схоластике взгляда на природу и общество. В конце XIX и начале XX века в Англии были изданы книги, утверждавшие, что главой Ордена розенкрейцеров был Фрэнсис Бэкон. Духовник короля Якова I Джозеф Глэнвиль передает, что Бэкон создал общество для осуществления своих любимых идей. Писательницей миссис Потг и её единомышленниками была выдвинута гипотеза о том, что Фрэнсис Бэкон изложил идеалы Братства розенкрейцеров в утопии «Новая Атлантида» (1624), изданной посмертно в 1627 году. Эта гипотеза подкреплялась утверждением, будто Бэкон передал наследие розенкрейцеров масонам. Утверждают, будто в «Новой Атлантиде» воспроизводятся символы розенкрейцеров, которые потом были заимствованы у них масонами, – солнце, луна, звезда, куб, угломер. А вот среди самих знаков и символов надо обнаружить изобретенные Бэконом с целью ввести в заблуждение того, кто хотел бы проникнуть в тайны общества. Аналогичная легенда существует и о Декарте. Считается, что он умер в 1650 году. Однако имеется письмо от его многолетней покровительницы – шведской королевы Христины, будто бы датированное 27 февраля 1652 года (или 1654), в котором она излагает Декарту свое намерение, подобно ему, покинуть мирскую жизнь. На этом основании отдельные ученые в начале XX века высказывали сомнение в истинности общепринятой даты смерти философа. Декарт писал о розенкрейцерах, что если они шарлатаны, то заслуживают разоблачения, но, если в их учениях есть хоть крупица истины, ею не следует пренебрегать. Некоторые историки предполагают, что Декарт во время своего пребывания в Германии и Голландии вступил в Орден розенкрейцеров при содействии своего друга, математика Фаульхабера. Но о розенкрейцерах мы ещё поговорим в связи с научной деятельностью И. Ньютона.
Вернёмся непосредственно к Афанасию Кирхеру, человеку, чья слава и эрудиция затемняли даже научные достижения великого английского физика.
Ко времени прибытия в Рим Кирхера в столице католического мира насчитывалось 3 патриаршие базилики, 11 коллегиальных юбилейных церквей, 10 базилик различных орденов, 106 приходских церквей, 43 монастыря, 27 церквей иностранных наций и 64 общественные часовни. В этой обстановке Кирхер прожил всю оставшуюся жизнь и при этом продолжал интересоваться всякого рода исследованиями, которые вполне можно было отнести к разряду еретических.
С начала 1634 года Кирхера устроили на работу в Collegium Romanum преподавателем, далее он последовательно занимал там должности библиотекаря и хранителя музея. Первое время он преподавал математику и древнееврейский язык; причём на кафедре математики одним из его предшественников был Клавий – «архитектор григорианского календаря». Прибытие молодого иезуита не прошло незамеченным: учёный аббат Бушар известил о Кирхере и его изобретениях Галилея, а также Рафаэлло Маджотти. Галилей, напомним, к этому времени смог счастливо избежать обвинения в ереси и избежать костра. Маджотти в одном из частных писем писал, что Кирхер вернулся с Востока (что не соответствовало действительности), владеет 12-ю языками и превосходный геометр и часовых дел мастер. Тема Востока возникла не случайно: перед отъездом Пейреск передал через Кирхера огромное количество восточных рукописей, которые ему доставили из Египта капуцины. Маджотти упоминал и иероглифический папирус, а также арабские и халдейские манускрипты. Поскольку Кирхера воспринимали в первую очередь как востоковеда, в 1636 году он выпустил в свет первое в Европе исследование коптского языка Prodromus coptus sive aegyptiacus, напечатанное за счёт Конгрегации пропаганды веры с посвящением кардиналу Барберини. О научных работах первых римских лет Кирхера можно судить по сохранившейся переписке с главным патроном – Пейреском (он скончался в 1637 году). Ещё в апреле 1634 года в корреспонденции профессора из Нима – Самуэля Пети – упоминается коптский словарь Кирхера и подробно трактуется о рукописи вавилонского раввина Нефи, которую иезуит обещал перевести на латинский язык. Рукопись эту Кирхер привёз из Майнца и подарил Пейреску. Рукопись «Истории, древностей, иероглифических знаков, религии и предметов искусства египтян» была на арабском языке. Предметом переписки была не только античность: Кирхер представил Пейреску молодого римского астронома Гаспара Берти, который провёл точные наблюдения во время лунного затмения в августе 1635 года. В конце 1635 года в Рим прибыл гессенский ландграф Фридрих, встречу ему от немецкого землячества организовывал Кирхер. 11 января 1637 года граф принял причастие из рук Папы Римского, а отец Афанасий Кирхер стал его личным духовником и исповедником. В мае граф со свитой, куда входил и иезуит, был отправлен на Мальту; Кирхер при этом был командирован лично кардиналом Франческо Барберини, чтобы следить за твёрдостью германского графа в католической вере. Из Чивитавеккья компания морем отправилась в Неаполь и Мессину и 2 июня прибыла в Валлетту. 29 июня 1637 года на день апостолов Петра и Павла Кирхер дал четвёртый, окончательный обет своему ордену. Он воспользовался путешествием, чтобы провести наблюдения над магнитным склонением, об этом Маджотти извещал еретика Галилея, а Лукас Гольстениус писал о том же Пейреску. Гольстениус писал, что Кирхеру доставили несколько эфиопских рукописей, но его свитские обязанности не позволили пока работать с ними. Кирхер пробыл на Мальте до весны 1638 года, видимо, отношения с графом складывались успешно, и у него было много времени для научных занятий. Больше всего его интересовали мальтийские горы и пещеры. В письме профессору гебраистики Базельского университета от 6 января 1638 года Кирхер писал, что поднялся на Везувий и на Этну, посетил Липарские острова. В библиотеке Мальтийского ордена он обнаружил множество греческих и восточных рукописей, сконструировал для ордена сложную машину, которая позволяла делать астрологические и календарные расчёты, а также предсказания. Это устройство было описано в книге Specula Melitensis, выпущенной в 1638 году в Мессине под именем великого приора ордена Сальваторе Имброльо. Весной 1638 года через Палермо иезуит был отозван в Рим. В Палермо он встретился с Каспаром Шоттом, и они вместе поехали в Сиракузы, где попытались опытным путём доказать, что Архимед действительно мог сжечь римский флот зажигательными зеркалами. Далее Кирхер был свидетелем извержения Стромболи, с которым связывал землетрясение в Калабрии. Он был потрясён, когда обнаружил на Вербное воскресенье, что на месте деревни Санта-Эуфимия образовалось сернистое озеро. Кирхер дал обет написать о подземном мире специальное исследование. Из-за сильнейших штормов и тектонических явлений он с трудом смог вернуться в Рим. Больше он не покидал города до конца жизни.
Согласно Даниэлю Стольценбергу, сложившаяся в Риме после процесса Галилея интеллектуальная среда была не слишком благоприятной, однако готовность Кирхера к компромиссам и его интеллект привели к полному успеху. Сразу после прибытия в Рим Кирхер был задействован в траурных мероприятиях по поводу кончины Пейреска. Памяти покойного был посвящён мемориальный сборник, в котором Пьетро делла Валле поместил стихотворение на персидском, а Кирхер – на коптском, грузинском и самаритянском еврейском языках. Это окончательно закрепило авторитет Кирхера как «Римского оракула» – самого влиятельного учёного Европы, чьё мнение было судом высшей инстанции в научных дискуссиях того времени. Тому же способствовала публикация «Магнетического искусства» и астрономические наблюдения 1639—1640 годов, которые, по оценке Джона Флетчера, утроили объём его переписки. 2 августа 1640 года в