В 1690-е годы Ньютон, кроме проведения экспериментов, занимается изучением ряда алхимических работ. В частности, пристальное внимание он уделил трудам анонимного алхимика Эренея Филарета (псевдоним анонимного алхимика XVII века), кроме того, до нас дошла его рукопись, которая представляет собой комментарий Ньютона к «Изумрудной скрижали» Гермеса Трисмегиста.
Итоговым результатом алхимических исследований Ньютона стали рукописи, выставленные на продажу на аукционе Сотби в 1936 году «объемом около 650000 слов», как было указано в каталоге. Материалы, свидетельствующие об алхимических увлечениях Ньютона, можно условно разделить на следующие четыре группы: 1) рукописи, написанные рукой неизвестного переписчика, 2) конспекты как опубликованных, так и неопубликованных алхимических трактатов, составленные самим Ньютоном, 3) компиляции различных трактатов, содержащие комментарии Ньютона и 4) сочинения (или фрагменты сочинений), принадлежащие самому Ньютону.
Историки, занимавшиеся исследованием алхимических работ Ньютона, считают, что 1680-е и 90-е годы были временем его наивысшей активности в алхимических изысканиях несмотря на то, что в это же время Ньютон активно работал над «Началами». Р. Уэстфоллу принадлежат следующие слова: «Не ошибаемся ли мы в расстановке акцентов в ньютоновском творчестве? Для нас, бесспорно, «Начала» представляются его кульминационным пунктом. Но с точки зрения самого Ньютона, возможно, работа над «Началами» могла представляться как некоторая помеха его прежней деятельности».
Вряд ли теперь можно с легкостью согласиться с тем, что единственной методологией великого физика было математическое исследование и описание законов Вселенной. Математика – это лишь один из путей к истине. И хотя математика действительно оказалась очень мощным инструментом в руках великого ученого, она не исчерпывала всех подходов в познании природы, к которым прибегал Ньютон. Его цель была явно значительнее, чем открытие «математических принципов в натурфилософии». Ньютон не стремился проникнуть в область божественных принципов, которые скрывались за покровом природных явлений, Святого Писания и божественных откровений. Его целью было познание Бога. И для достижения этой цели ученый пользовался всеми доступными ему источниками, будь то: математика, чистый эксперимент, наблюдение, работа разума, божественное откровение, исторический факт, миф или данные, почерпнутые из древней мудрости. И в этой, на первый взгляд, мозаичной неразберихе поиски Ньютона были очень схожи с поисками того же Агриппы и других представителей так называемой магической науки позднего Возрождения.
Так как целью Ньютона было постижение некой Единой Истины, что включало в себя не только изучения «математических принципов натурфилософии», но и божественного начала, ученому приходилось соблюдать равновесие между знаниями, добытыми им из теологии, откровений, алхимии, истории и древней мудрости. Рукописи ученого отражают порой лишь то, что он мог быть попеременно и алхимиком, и теологом, и историком, и исследователем-экспериментатором, причем одна ипостась этого исследовательского «я» существовала независимо от другой. Когда Ньютон писал как алхимик, он был только алхимиком и никем другим, как совершенно справедливо заметил в свое время Шервурд Тейлор. Когда же ученый брал на себя роль химика, то он был только химиком в современном смысле этого слова. Если же начинал писать от лица математика, то это была лишь чистая математика и ничего больше. Когда же Ньютону приходилось адаптироваться к философии механицизма, то он интерпретировал ее самым лучшим образом. Но стоило Ньютону начать интерпретировать пророков, то его истолкование Божественной символики превращалось в работу самого настоящего теолога. И только в нескольких рукописях можно увидеть, как ученый пытается соединить воедино почерпнутые из разных источников знания, чтобы достигнуть нужного равновесия.
Эта порой односторонняя увлеченность Ньютона тем или иным источником и привела, на наш взгляд, к недопониманию исследовательской методологии великого ученого. Его наследие словно было разложено на различные полки. И только Уэстфолл в своей биографии Ньютона предпринял весьма удачную попытку увидеть во всех этих разрозненных полках сведений и знаний нечто общее и единое.
Занятия Ньютоном алхимией воспринимались как нечто не очень важное, находящееся на периферии основного направления исследования в сравнении с его важной работой в области математики, оптики и небесной динамики. Многие исследователи научного творчества Ньютона предпочитали игнорировать алхимические штудии ученого. Но на самом деле без них трудно представить себе полную картину поисков истины, которая и характерна для всех творческих усилий великого физика. Судя по данным рукописей, сам ученый воспринимал свои алхимические изучения как очень важные. Думается, что следует учитывать субъективный взгляд Ньютона с учетом нового направления в современной истории и философии науки, когда понятие ментальности, менталитета стали ключевыми. Науку, как известно, делают личности и личности неординарные, поэтому, порой, их субъективный взгляд на ту или иную проблему, их субъективный подход говорит больше, чем некоторые прописные истины, обросшие соответствующей мифологией, и интерпретации более поздних эпох.
Ослепленные блеском открытых Ньютоном законов механики, оптики, дифференциального и интегрального исчислений, закона всеобщего тяготения, мы редко позволяем себе задуматься над простой проблемой: открытие всех этих законов природы и было единственной целью научных поисков Исаака Ньютона? Долгое время учеными историками науки почти полностью игнорировалась религиозная природа всех научных поисков великого ученого. Но, как нам представляется, через природу и постижение ее законов Ньютон хотел разгадать замысел Божий. И это не было выражением фальшивой скромности, когда, будучи стариком, великий физик сказал, что он был подобен маленькому мальчику, стоящему на берегу безбрежного океана Истины и бросающего по его поверхности лишь гладкую гальку, хотя сам океан так и не открыл перед ним своих тайн и истин.
Поиски Ньютона были намного значительнее и шире, чем те открытия, с которыми он вошел в историю науки. Вопросы, которые он поднимал в своих исследованиях, самым серьезным образом отличались от вопросов, которые стоят перед современным естествознанием. Ньютон был абсолютно убежден в том, что Бог постоянно присутствует в окружающем нас мире. При этом великий ученый не был пантеистом, его Бог был трансцендентен, однако Ньютон нисколько не сомневался в том, что мир был создан в результате божественного творения, и Господь не оставил этот мир после акта творения, как это утверждали деисты, а активно вмешивался и вмешивается и, главное, контролирует Дело Рук Своих. Бог Ньютона действует как во времени, так и распоряжается самим Временем. У Господа есть свой посредник, с помощью которого он и осуществляет свою волю, воплощает ее в жизнь. Кстати, у алхимиков также упоминается некий посредник (Агриппа «Occulta philosophia»), алхимический дух, в обязанности которого входит оживление, анимация, и придание формы пассивной первоматерии, но кто же выступает, по Ньютону, в роли посредника Божьего? Может быть этим посредником является свет или нечто близкое свету? Какую активность Бог препоручает механистическим принципам, а какую отдает вегетативным? Сама гравитация может быть объяснена исключительно с помощью механики или с помощью действия вегетативного «скрытого посредника»? И принцип гравитации был уже в иносказательной форме описан в Святом Писании или нет? Можно ли различить два вида химии: одна механистическая, а другая – вегетативная, воплощающая всю не механистическую по своей природе мощь Господа? И, наконец, будет ли способствовать открытие чистого творческого пламени, что являлось квинтэссенцией алхимической деятельности, реставрации чистой религии, способной править миром в течение ближайшего тысячелетия? Приблизительно такими вопросами мучился Ньютон, судя по его рукописям, попутно совершая одно принципиальное открытие за другим в области физики и математики.
Ньютон и культура Ренессанса
В определенном смысле поиски истины, предпринятые Ньютоном, могут быть лучше поняты, если учитывать то обстоятельство, что великий физик не мог избежать интеллектуального влияния эпохи позднего Ренессанса, эпохи, когда идеи античности словно переживали свое второе рождение, что и заставило многих мыслителей Запада по-новому взглянуть на древние учения, включая и алхимию. Сам принцип гуманизма предполагал подобную ревизию оккультизма, что не могло не сказаться на новых взглядах в области медицины, науки и натурфилософии. Но у каждой из систем, будь то каббала, алхимия и герметизм или стоицизм, были свои особые принципы и особые взгляды на Вселенную. И эти системы не всегда находились в согласии друг с другом, при этом каждое вновь всплывшее из небытия древнее учение претендовало на Истину.
Б. Доббс уверена, что Ньютон с его законом всеобщего тяготения – это прямое продолжение так называемой идеологии Возрождения. Но это утверждение требует некоторого уточнения. Так, по мнению А.Ф. Лосева, именно Ньютон стремится разрушить эту идеологию. Ренессанс – явление противоречивое. С одной стороны, его можно определить как эпоху свободомыслящей личности, а с другой – как эпоху сознания личностью своего ничтожества и своей механистической предопределенности во всеобщей мировой и безудержной машине. Одним из самых ярких явлений эпохи Ренессанса в традиционных изложениях является обычно гелиоцентрическая система Коперника и учение о бесконечных мирах Джордано Бруно.
Годы жизни Николая Коперника (1473-1543) и годы выхода в свет его главного труда «Об Обращении небесных сфер» (написанного в 1542 г. и изданного в год смерти автора) настолько бесспорно относятся к эпохе Ренессанса, что никому даже и в голову не придет рассуждать о полной противоположности системы Коперника мировоззрению Ренессанса. Тем не менее, считает А.Ф. Лосев, открытие Коперника было передовым и революционным событием для последующих веков, но для Ренессанса это было явление не только упадка, н