Через час Акико под руку с офицером вместе с другими гостями – японцами и иностранцами – вышла на балкон полюбоваться лунной ночью. Обнесенный балюстрадой балкон выходил в огромный парк, где росли, переплетаясь ветвями, сосны с красными фонариками на верхушках. Разлитый в холодном воздухе запах мха и палых листьев напоминал о приближающейся осени. А в танцевальном зале, на фоне драпировки из шелкового лилового крепа, на которой были вышиты шестнадцатилепестковые хризантемы, все так же без устали колыхались волны кружев и цветов. И все так же подхлестывал вихрь звуков оркестра этот людской поток.
Оживленный разговор и смех на балконе нарушали ночную тишину. А когда в темном небе над соснами вспыхнул фейерверк, у всех вырвались громкие возгласы восхищения. Акико весело переговаривалась с подругами. Вдруг она заметила, что офицер, придерживавший ее за локоть, задумчиво любуется спустившейся над парком лунной ночью. Акико подумала, что он страдает от ностальгии, и, заглянув ему в лицо, спросила не без кокетства:
– Вы, наверно, думаете сейчас о своей родине?
Офицер, в глазах которого по-прежнему таилась улыбка, медленно повернулся к ней. И вместо того чтобы сказать «нон», погладил ее, как ребенка, по голове.
– О чем же вы тогда думаете?
– Попробуйте отгадать.
Стоявшие на балконе вдруг снова зашумели – будто налетел порыв ветра. Офицер и Акико, словно сговорившись, умолкли, устремив взгляд в нависшее над соснами ночное небо. Там медленно гасли красные и зеленые огни фейерверка, яркими всполохами разгонявшие тьму. Фейерверк показался Акико настолько прекрасным, что ей даже стало грустно.
– Я думал о фейерверке. О том, что жизнь наша подобна фейерверку, – ответил офицер поучительным тоном, глядя сверху вниз в лицо Акико.
Осень 1918 года. Акико, ехавшая в свой загородный дом в Камакуре, случайно оказалась в одном вагоне со знакомым молодым писателем. Молодой человек положил на багажную полку букет хризантем, которые он вез своей камакурской знакомой. Вдруг Акико – теперь пожилая замужняя дама Н. – сказала, что всякий раз, когда она видит хризантемы, ей вспоминается одна история, и подробно рассказала про бал в клубе «Рокумэйкан». Молодого человека не могли не заинтересовать эти воспоминания, услышанные из первых уст.
Когда рассказ был окончен, молодой человек без всякого умысла спросил:
– Вам неизвестно имя этого французского офицера?
Ответ был совершенно неожиданным:
– Разумеется, известно. Он назвался Жюльеном Вио.
– Значит, это был Loti. Тот самый Пьер Лоти, который написал «Госпожу Хризантему».
Молодой человек пришел в радостное возбуждение. Но госпожа Н., с удивлением глядя на него, тихим голосом несколько раз повторила:
– Нет, Лоти он не назвался. Жюльеном Лоти он не назвался.
1920
Тень
Хозяин японо-китайской торговой компании Чэнь Цай, облокотившись о стол, с погасшей сигарой во рту, торопливо пробегал глазами обычную в конце дня стопку торговых документов.
В комнате с ситцевыми занавесками на окнах царило привычное уныние последних теплых дней уходящего лета – от него даже дышать было тяжело. Уныние нарушалось лишь стуком пишущей машинки, едва долетавшим сюда из-за двери, пахнувшей лаком.
Завершив дела, Чэнь, вдруг вспомнив что-то, снял телефонную трубку.
– Мне нужно поговорить с женой, соедините меня. – Чэнь говорил властно, на прекрасном японском языке. – Кто это?.. Бабушка?.. Позови жену… Фусако?.. Хочу предупредить тебя, что вечером мне придется поехать в Токио… Да, там и заночую… Удастся ли вернуться?.. Нет, вряд ли я успею на поезд… Ну, будь умницей… Что? Врача приглашала?.. У тебя все это от нервного переутомления. Хорошо. До свидания.
Опустив трубку на рычаг, Чэнь почему-то нахмурился, взял толстыми пальцами спичку, чиркнул ею о коробок и зажег зажатую в зубах сигару.
…Табачный дым, запах цветов, стук ножей и вилок, доносящийся из угла зала, фальшивые звуки оркестра, исполняющего увертюру к опере «Кармен», – среди этого невообразимого шума и толчеи, облокотившись о стол, в одиночестве сидит Чэнь, перед ним кружка пива. Вокруг все непрерывно движется – и посетители, и официанты, и вентиляторы. Лишь его взгляд давно уже прикован к лицу женщины у конторки.
Женщине на вид не больше двадцати. Она сидит спиной к вделанному в стену зеркалу, карандаш в ее руке стремительно бегает по бумаге – женщина выписывает счета. Ниспадающая на лоб челка, легкий румянец на щеках, выглядывающий из-под кимоно зеленовато-синий воротничок из скромной материи.
Допив пиво, Чэнь медленно поднимает свое грузное тело и подходит к конторке.
– Чэнь-сан! Когда же вы купите мне кольцо?
Говоря это, женщина не отрываясь продолжает писать.
– Когда не будет этого кольца.
Чэнь, шаря в кармане, чтобы найти мелочь, кивает на палец женщины. На нем – золотое обручальное колечко.
– Согласна, только сегодня же купите другое.
Женщина срывает с пальца кольцо и кладет его перед Чэнем вместе со счетом.
– Это кольцо помогает мне спасаться от мужчин.
За стенами кафе по асфальту течет летний ветер, несущий ночную прохладу. Смешавшись с пешеходами, Чэнь идет, поглядывая на звезды в небе. И эти звезды тоже только сегодня вечером…
Стук в дверь вернул Чэнь Цая к действительности, оторвав от воспоминаний годичной давности.
– Войдите.
Только он это сказал, как пахнувшая лаком дверь отворилась и в комнату зловеще тихо вошел мертвенно-бледный секретарь Иманиси.
– Пришло письмо.
На лице молча кивнувшего Чэня отразилось неудовольствие, он не дал сказать Иманиси больше ни слова. Холодно поклонившись, Иманиси оставил конверт и так же тихо удалился к себе.
После того как дверь за Иманиси закрылась, Чэнь бросил сигару в пепельницу и взял со стола конверт. Письмо ничем не отличалось от обычных деловых писем – адрес на белом европейском конверте напечатан на машинке. Но стоило Чэню взять в руки письмо, как на лице его появилось отвращение.
– Опять?
Нахмурив густые брови, Чэнь досадливо щелкнул языком. Но тем не менее положил на стол ноги и, откинувшись на спинку вертящегося кресла, вскрыл конверт, даже не пользуясь ножом для разрезания бумаги.
«Почтительно приветствую Вас. Уже который раз ставлю Вас в известность, что Ваша супруга не верна Вам… И то, что Вы до сегодняшнего дня не предприняли каких-либо решительных мер… Постоянно Ваша супруга со своим давним любовником… Ваша супруга Фусако – японка, к тому же в прошлом официантка в кафе… Я не могу не сочувствовать Вам, китайцу… Если Вы не расторгнете с ней брак, все будут смеяться над Вами… Я не имел никаких дурных намерений… С уважением. Ваш преданный друг».
Письмо выпало из бессильно повисшей руки Чэня.
…Подойдя к столу, Чэнь при вечернем свете, проникавшем снаружи сквозь тюлевые шторы, рассматривает дамские золотые часики. На их крышке выгравированы инициалы, но это не инициалы Фусако.
– Откуда они?
Фусако, совсем недавно вышедшая замуж за Чэня, продолжает стоять у комода, с улыбкой глядя на мужа.
– Танака-сан подарил. Разве я вам не говорила? Владелец складов…
На столе лежат еще два футляра с кольцами. Чэнь открывает бархатные крышки – в одном кольцо с жемчугом, в другом – с бирюзой.
– Это от Кумэ-сана и Номура-сана.
Появляются коралловые украшения для волос.
– Старинные. От Кубота-сана.
Чэнь, с таким видом, будто ему совершенно безразличны все эти вещи, пристально глядя на жену, задумчиво говорит:
– Это твои трофеи. Береги их.
Фусако в вечерних сумерках снова награждает его очаровательной улыбкой:
– Значит, и твои тоже.
В то время он радовался вместе с ней. Но теперь…
Чэнь вздрогнул и снял ноги со стола. Его испугал неожиданно раздавшийся телефонный звонок.
– Слушаю… Хорошо… Соедини…
Не отрывая взгляда от телефона, он нервно отер пот со лба.
– Кто говорит?.. Сыскную контору Сатоми я знаю. Я спрашиваю, кто именно?.. Ёсии-кун?.. Так. А донесение? Что произошло? Врач?.. Что же потом?.. Возможно… Хорошо, встречайте меня на станции… Нет, приеду последним поездом обязательно… Так что встречайте. До свидания.
Чэнь Цай положил трубку, на какое-то время внимание его рассеялось. Но случайно посмотрел на настольные часы и почти машинально нажал кнопку звонка.
Появился секретарь Иманиси, наполовину протиснув в приоткрытую дверь свое тощее тело.
– Иманиси-кун, передайте Тэй-куну, что я прошу его поехать сегодня в Токио вместо меня.
Голос Чэня утратил свою обычную властность. Иманиси, как всегда, холодно поклонился и тут же скрылся за дверью.
Проникающие сквозь ситцевые занавески лучи заходящего солнца, скрытого редкими облаками, окрасили комнату в тусклые красные тона. Откуда-то залетевшая огромная муха, как бы рисуя причудливые фигуры, с глухим жужжанием летала вокруг Чэня, сидевшего, задумчиво подперев щеку.
В доме Чэнь Цая, в гостиной с тюлевыми шторами на окнах, царил вечерний полумрак уходящего лета. Все еще цветущие олеандры, пышно разросшиеся за окнами и крадущие солнечные лучи, окрашивали полумрак этой унылой комнаты в приятные тона.
У стены в плетеном кресле сидела Фусако и, поглаживая полосатую кошку, устроившуюся у нее на коленях, грустно смотрела на олеандры за окном.
– Господин и сегодня не приедет?
Это сказала старая служанка, убиравшая со стола посуду.
– Да, он очень занят.
– Если бы вы не были больны, он мог бы оставаться спокойным, но ведь…
– Да что у меня за болезнь, обычное нервное переутомление. Яманоути-сенсей сегодня снова это повторил. Достаточно хорошенько поспать несколько ночей… Ой!
Старуха испуганно посмотрела на хозяйку. Она впервые видела на детском личике Фусако такой страх.
– Что случилось, госпожа?
– Нет-нет, ничего. Ничего, но все же… – Фусако через силу улыбнулась. Кто-то только что через окно…