— Само собой, виноват был я. Это я тебя подначил.
— Да, я всегда была готова принять вызов.
— А теперь?
— В смысле?
Уолли стряхнул пепел с сигареты.
— Ну, допустим, я предложу тебе подойти к тому столику, глянуть жениху в глаза и сказать: «Хватит сверлить мне затылок взглядом! Я вправе поужинать с другом детства!» Решишься?
— А он сверлит? — поежилась Джилл.
— Еще как! Сама разве не чувствуешь? — Уолли задумчиво втянул дым. — На твоем месте я бы пресек это в зародыше. Отучать мужа от подобных привычек надо как можно раньше. Для цивилизованного мужчины это все равно что бить жену.
Джилл неловко поерзала. Вспыльчивый нрав ее не выносил такого тона, враждебного, с едва завуалированным презрением. Дерек был неприкосновенен, и малейшая критика переступала невидимую грань. Казалось, Уолли из друга и приятного собеседника вновь превратился в противного мальчишку из давних лет. Опасный блеск в глазах девушки должен был его предостеречь, но он продолжил:
— Не такой уж он и свет в окошке, этот твой Дерек! Да и как ему быть при такой-то матери, если наследственность не выдумка.
— Пожалуйста, не надо так о Дереке! — холодно бросила Джилл.
— Я только хотел сказать…
— Неважно. Мне это не нравится.
Уолли медленно залился краской. Он ничего не ответил, и молчание легло между ними, словно тень. Джилл уныло прихлебывала кофе, уже сожалея о своей вспышке и брошенных словах.
Впрочем, не столько сами слова разорвали ту хрупкую паутинку дружбы, что едва начала сплетаться, сколько их надменный тон. Так принцесса могла отчитывать подданного, и Джилл понимала, что даже пощечина не оскорбила бы так собеседника. Неунывающая натура позволяет некоторым мужчинам переносить без потерь самые обидные щелчки, но Уолли, как подсказывала интуиция, к их числу не принадлежал.
Был лишь один способ поправить дело. В столкновениях темпераментов, этих бурях средь ясного неба, иногда удается отыграть назад, если не упустить подходящий момент и быстро заговорить на общие темы. От слов разверзаются бездны, и только слова наводят мосты.
Однако ни Джилл, ни ее спутник не нашли нужной темы, и угрюмое молчание затянулось. Когда Уолли наконец заговорил, то уже ровным тоном вежливого незнакомца:
— Твои друзья ушли.
Так попутчики в поездах осведомлялись, закрыть или открыть окно. Этот бесстрастный голос убил все сожаления и вновь распалил гнев. Джилл всегда принимала вызов и ответила столь же холодно-любезно и отчужденно:
— В самом деле? Давно?
— Минуту назад. — Свет в обеденном зале на миг погас, предупреждая, что близится час закрытия. В короткой темноте оба поднялись, и Уолли нацарапал свое имя на счете, который подсунул официант. — Пора и нам двигаться?
Они молча пересекли зал вместе с другими посетителями ресторана. На широкой лестнице в вестибюль стоял гул голосов. Снова вспыхнул свет.
У гардероба Уолли задержался.
— Я вижу, тебя ждет Андерхилл, — заметил он. — Должно быть, хочет отвезти домой. Ну что, прощаемся? Я живу здесь, в отеле.
Джилл оглянулась: наверху лестницы и правда стоял Дерек. Он был один. Леди Андерхилл, видимо, поднялась к себе в номер на лифте.
Уолли протянул руку. Лицо его было непроницаемо, взгляд ускользал.
— До свидания!
— До свидания! — эхом откликнулась Джилл.
Она испытывала странную неловкость. Враждебность утихла, хотелось как-то загладить размолвку — ведь они столь многое испытали сегодня вместе, и опасность, и радость. Джилл ощутила внезапное раскаяние.
— Ты ведь зайдешь в гости? — робко начала она. — Я уверена, дядя будет рад снова встретиться.
— Очень любезно с твоей стороны, — ответил Уолли, — но, боюсь, я на днях возвращаюсь в Америку.
Уязвленное самолюбие, этот союзник дьявола, тут же вернуло свою власть над Джилл.
— Вот как? Мне очень жаль, — безразлично бросила она. — Что ж, тогда прощай!
— Прощай.
— Приятного путешествия!
— Спасибо.
Он завернул в гардероб, а Джилл поднялась по ступенькам к Дереку. Рассерженная и подавленная, она остро осознавала тщету всего сущего. Люди возникают друг у друга в жизни и вновь исчезают — какой в этом смысл?
Сверлящий взгляд Дерека нисколько не смягчился. Брови грозно хмурились, и приветливой улыбки Джилл не дождалась. В отличие от нее, на долю жениха в этот вечер не выпало приятных минут. Оглядываясь на свою жизнь, как правило, баловавшую его, Дерек не мог припомнить другого дня, когда все шло настолько вкривь и вкось.
Началось с тумана, а тумана он терпеть не мог. Затем встреча с матерью на вокзале Чаринг-Кросс и разговор, которого одного хватило бы с лихвой, чтобы испортить настроение. Неприятности сыпались как из ведра: неловкий эпизод у Фредди в Олбани, до сих пор заставлявший морщиться, обед в зловещей тишине, отчаянная скука в театре, пожар и унизительное бегство в одержимой паникой толпе. А теперь еще и собственная невеста ужинает в «Савое» с каким-то совершенно незнакомым субъектом!
События переполнили чашу, и Дерек был близок к ярости. Происхождение и богатство этого баловня судьбы не подготовили его к подобной череде катастроф. Встретив Джилл ледяным молчанием, он повел ее к ожидавшему такси и, лишь когда машина тронулась, выплеснул негодование в словах.
— Ну, — выдавил он, с усилием сдерживая рвущееся из груди бешенство, — не будешь ли ты столь добра объясниться?
Джилл откинулась на подушки сиденья. Хотелось прикоснуться к Дереку и ощутить знакомый трепет, такой радостный и в то же время пугающий. Еще никто не действовал на нее так. Она чуть придвинулась и нашла его руку, но та холодно отстранилась. У Джилл болезненно сжалось сердце, как будто ее грубо осадили на людях.
— Дерек, милый! — Губы у нее дрожали. Дерек Андерхилл считал полезным ставить окружающих на место, и эту сторону его характера доводилось наблюдать многим, но не Джилл. Для нее он неизменно оставался безупречным галантным рыцарем. Может быть, чуточку слишком безупречным и галантным, но она была так влюблена, что не замечала этого. — Пожалуйста, не злись!
Наш язык богаче многих, но почему-то в моменты, когда слова особенно важны, мы часто выбираем неверные. Дерека глубоко покоробило столь легкомысленное определение его олимпийского гнева. Все равно что спросить у Прометея, которому терзают печень, не больно ли ему.
— «Не злись»?!
В окнах такси мелькали уличные фонари, выхватывая из темноты бледное взволнованное личико Джилл.
— Я тебя не понимаю, — вновь заговорил наконец Дерек. Он так до сих пор и не обратился к ней по имени и смотрел прямо перед собой, будто произносил монолог. — Просто не могу понять! После того, что случилось перед обедом, ты отправляешься без меня в ресторан, где половина публики тебя знает, да еще с каким-то…
— Ты не понимаешь!
— Вот именно! Так и говорю: не понимаю! — Довольный удачным ответом, он немного оттаял. — Твое поведение непостижимо! Где ты встретила этого типа?
— В театре. Он автор пьесы.
— Тот самый, что заговорил с тобой в антракте, незнакомый?
— Он оказался старым другом, я знала его в детстве.
— Об этом ты мне не сказала.
— Я сама узнала только позже.
— После того как согласилась с ним поужинать? С ума сойти! — прошипел Дерек, вновь остро ощущая гнет сегодняшних неприятностей. — Ты представляешь, что подумала моя мать? Она спросила, что за мужчина с тобой, и мне пришлось ответить: «Не знаю». Только представь, что она себе вообразила!
Если что-то и могло в тот момент возродить боевой дух оробевшей Джилл, то разве что упоминание о леди Андерхилл — и чудо свершилось. Глубокая взаимная антипатия возникла между ними с первой минуты встречи, что куда обычнее, чем любовь с первого взгляда, а неудачные обстоятельства помогли ей пустить корни и вырасти. Теперь уже мать Дерека была не просто неприятна Джилл, а разрушала ее счастье, угрожала любви и вызывала ненависть.
— Если бы твоя мать спросила меня, — с жаром откликнулась она, — я бы ответила, что этот мужчина спас меня от пожара после того, как вы… — Она едва сдержалась, чтобы не наговорить лишнего. — Дело в том, — продолжила она уже спокойнее, — что ты исчез…
— Моя мать уже немолода, — сухо перебил Дерек, — и мне, естественно, пришлось позаботиться о ней. А тебе я крикнул, чтобы шла за нами.
— Да я понимаю, просто пытаюсь объяснить, как все вышло. Я осталась совсем одна, и Уолли…
— Уолли? — Он издал короткий, лающий смешок. — Так ты с ним уже накоротке?
Джилл стиснула зубы.
— Говорю же, я знаю его с детства! Он всегда был для меня просто Уолли.
— Прошу прощения, забыл.
— Так вот, он провел меня на сцену, а потом вывел через служебный выход!
Дерек чувствовал себя обманутым. Взлелеянный им слон внезапно обернулся ничтожной мухой — после объяснений ничего особо возмутительного в поступке Джилл не оказалось. Пришлось ухватиться за последнюю соломинку.
— А потом? Тебе вовсе не обязательно было идти с ним в ресторан! — Олимпийский гнев Дерека постыдно съежился до раздраженного ворчания. — Уехала бы сразу домой! Ты же знала, как я буду волноваться!
— Дерек, милый, не преувеличивай. Не так уж ты и волновался. Сам как ни в чем не бывало отправился ужинать.
Любопытно все-таки устроен человек. Несмотря на явное неодобрение матерью его помолвки и все неблагоприятные события злосчастного дня, Дерек только сейчас, услыхав это замечание, впервые допустил мысль, что Джилл Маринер, как бы его к ней ни влекло, не так уж годится в супруги. Мысль возникла и тут же испарилась, будто след дыхания на зеркале, однако все же промелькнула.
Для некоторых мужей острый язычок жены страшнее меча, и Дерек был как раз из таких. Подобно большинству цельных натур, пуще всего берегущих достоинство, он не переносил колкостей в свой адрес.
— Моя мать сильно перенервничала, — холодно процедил он, — и я решил, что тарелка супа пойдет ей на пользу… Да, волновался — звонил тебе домой и спрашивал, вернулась ли ты.