Она смотрела на него умоляюще. Достаточно было одного его слова или жеста, чтобы разверзшаяся между ними пропасть закрылась.
Он упустил этот шанс. У него хватило времени подумать, и его аргументы были готовы. С бодрым упорством он следовал избранной им линии. Он говорил ласково, проницательно, практично, и с каждым словом бездна разверзалась все шире.
— Ты не должна торопиться, милочка, в подобных вещах нельзя действовать без обдумывания. Лорд Дривер еще мальчик, как ты сказала, но он повзрослеет. Ты говоришь, что не любишь его. Чепуха! Он тебе нравится и будет нравиться все больше и больше. А почему? А потому, что ты можешь сделать из него все, что тебе угодно. У тебя есть характер, милочка. И если рядом с ним будет такая девушка, как ты, он пойдет далеко, очень далеко. Все качества уже есть, надо только вытащить их на поверхность. И ты только подумай, Молли — графиня Дривер! Лучше титула в Англии не найти. И я был бы так счастлив, милочка. Все эти годы я жил одной надеждой увидеть тебя на месте, тебе предназначенном. И вот случай представился. Молли, милая, не отказывайся от него!
Она откинулась, закрыв глаза. Ее захлестнула волна усталости. И слушала она, будто в вязком сне. И ощущала себя разбитой. Доводы казались убедительными, и их было так много! И какое это имело значение?
— Хорошо, папа, — сказала она апатично.
Макичерн поперхнулся.
— Ты согласна, милочка? — вскричал он. — Ты выйдешь за него?
— Хорошо, папа.
Он нагнулся и поцеловал ее.
— Милая моя деточка! — сказал он.
Она поднялась со скамьи.
— Я устала, папа, — сказала она. — Пожалуй, я пойду лягу.
Две минуты спустя мистер Макичерн был уже в кабинете сэра Томаса Башли. Пять минут спустя сэр Томас нажал на кнопку звонка.
Возник Сондерс.
— Сообщите его сиятельству, — сказал сэр Томас, — что он мне нужен на несколько минут. Полагаю, он в бильярдной.
Глава 17. Джимми кое-что вспоминает и слышит кое-что еще
Когда Джимми вернулся в бильярдную, партия между Харгейтом и лордом Дривером все еще продолжалась. Взгляд на доску обнаружил счет семьдесят на шестьдесят девять.
— Отличный результат, — сказал Джимми. — Кто ведет?
— Я, — сказал его сиятельство, промазывая по легкому шару. По какой-то причине он был в великолепнейшем настроении. — Харгейт разыгрался. Минуту назад я вел на одиннадцать очков, но он почти все наверстал.
Лорд Дривер принадлежал к тем бильярдистам, которые с большим уважением относятся к подобным успехам.
— Повезло, — разуверяюще пробормотал молчальник Харгейт. Для него это была длиннейшая тирада. С момента их встречи на паддингтонском перроне Джимми редко слышал от него хотя бы полную фразу.
— Вот уж нет, старичок, — великодушно сказал лорд Дривер. — Рветесь вперед, как двухлетка. Скоро я уже не смогу давать вам двадцать очков форы.
Он отошел к боковому столику и смешал себе виски с содовой, напевая куплет из музыкальной комедии. Вне всяких сомнений, он находил жизнь прекрасной. Последние несколько дней, и особенно сегодня с утра, он явно чувствовал себя не в своей тарелке. В половине шестого Джимми увидел его на террасе и подумал, что лорд напоминает глухонемого на похоронах. Теперь же, всего несколько часов спустя, он смотрел на мир сияющим взором и чирикал, как беззаботная пташка.
Партия, дергаясь, продолжалась. Джимми опустился на стул, следя за шарами. Счет медленно полз вверх. Лорд Дривер играл плохо. Харгейт — из рук вон плохо. Затем, набрав чуть больше восьмидесяти очков, его сиятельство попал в жилу; и когда удача ему вновь изменила, на его счету было девяносто пять. Счет Харгейта, подпитанный промахами противника, достиг девяноста шести.
— Это укорачивает мне жизнь, — вздохнул Джимми, наклоняясь вперед.
Шары расположились в идеальной позиции. Даже Харгейт не мог не сделать карамболя, и он его сделал.
Финал почти ноздря в ноздрю наихудшей партии, из всех возможных. В ожидании следующего удара Джимми наклонился еще ближе. Видимо, Харгейту было рано торжествовать победу. Хороший игрок, возможно, сумел бы сделать карамболь и при таком расположении шаров, но не Харгейт. Они лежали почти на прямой линии с белым в центре.
Харгейт выругался себе под нос. Безнадежная позиция. Он небрежно ударил в белый. Белый накатился на красный, будто на мгновение застыл, а затем отлетел назад точно в цель. Партия закончилась.
— Черт дери! Это надо же! — вскричал молчальник, которому такое чудо развязало язык.
По лицу Джимми расползлась тихая улыбка: он вспомнил то, что пытался вспомнить на протяжении недели с лишним.
Тут дверь отворилась, и возник Сондерс.
— Сэр Томас был бы рад увидеть ваше сиятельство в своем кабинете, — сказал он.
— А? Что ему нужно?
— Сэр Томас не избирает меня в наперсники, ваше сиятельство.
— А? Э? Нет! Ну, увидимся позже, ребятки.
Граф прислонил кий к столу и надел пиджак. Джимми вышел следом за ним, проводил его до двери и плотно закрыл ее за собой.
— Секундочку, Дривер, — сказал он.
— Э? А! Так что?
— Игра была на деньги? — осведомился Джимми.
— Ну да. О черт! Я было и забыл. Пятерка. И… э… кстати, старик, дело в том, что сейчас я жутко… Чего-нибудь вроде пятерочки у вас при себе не найдется? Дело в том…
— Дорогой мой, найдется. Я сейчас же с ним рассчитаюсь, договорено?
— Буду жутко обязан. Спасибо, старик. Отдам завтра.
— Торопиться не обязательно, — сказал Джимми. — В дубовом сундуке их еще порядком.
Он вернулся в бильярдную. Харгейт отрабатывал карамболи и как раз прицеливался, когда Джимми открыл дверь.
— Как насчет партии? — спросил Харгейт.
— Не сейчас, — ответил Джимми.
Харгейт завершил попытку и потерпел полное фиаско. Джимми улыбнулся.
— Не такой удачный удар, как тот, последний.
— Да.
— А тот был отличным.
— Повезло.
— Не скажите.
Джимми закурил сигарету.
— Вы немножко знакомы с Нью-Йорком?
— Бывал там.
— А когда-нибудь в «Клуб любителей прогулок» заглядывали?
Харгейт повернулся к нему спиной, но Джимми успел увидеть его лицо и остался доволен.
— Впервые слышу.
— Отличное местечко, — сказал Джимми. — Главным образом актеры, писатели и так далее. Единственный минус — некоторые приводят с собой странных приятелей.
Харгейт никак не откликнулся. Это его, видимо, не интересовало.
— Да, — продолжал Джимми, — один мой близкий друг, актер по фамилии Миффлин, год назад записал гостем клуба одного типа, и тот на бильярде ободрал всех поголовно как липку. Старый прием, знаете ли, пропускать противника вперед, а в завершение случайно выиграть удачным ударом. Конечно, раз-другой подобную случайность исключить нельзя, но когда человек, выдающий себя за новичка, неизменно умудряется просто великолепнейшим ударом…
Харгейт обернулся к нему.
— Они вышвырнули этого типа вон, — сказал Джимми.
— Послушайте!
— Да?
— О чем это вы?
— Нудная историйка, — сказал Джимми виновато. — Я нагнал на вас скуку. Кстати, Дривер попросил меня рассчитаться с вами за ту партию, на случай если он не вернется. Вот, пожалуйста.
Он протянул пустую ладонь.
— Дошло?
— И что вы намерены сделать? — резко спросил Харгейт.
— Что я намерен сделать? — переспросил Джимми.
— Вы понимаете, о чем я. Если будете держать рот на замке и войдете в долю, то делим пополам? Вы этого хотите?
Джимми пришел в восторг. Он знал, что по всем правилам в ответ на такое предложение ему полагалось, сурово хмурясь, воздвигнуться из кресла и обрушить месть на дерзновенного за такое оскорбление, но он в подобных случаях предпочитал пренебрегать условностями. Встречая человека, чей кодекс чести не совпадал с общепринятым, он старался завязать с ним дружеский разговор и ознакомиться с его точкой зрения. И к Харгейту он испытывал не больше враждебности, чем к Штырю при первой их встрече.
— А такая игра вам много приносит? — спросил он.
Харгейт почувствовал облегчение. Разговор принимал деловой оборот.
— Хоть залейся, — ответил он с некоторым энтузиазмом, — хоть завались. Если войдете в долю, так…
— Но ведь рискованно?
— Ни в коем разе. Иногда непредвиденная случайность…
— Вроде меня?
Харгейт ухмыльнулся.
— Работка, наверное, тяжелая, — сказал Джимми. — Сколько усилий требуется, чтобы держать себя в узде!
Харгейт вздохнул.
— Да, это хуже всего, — сказал он, — делать вид, будто ты никогда прежде кия в руках не держал. Бывает, молодые дурни до того снисходительно меня обучают, что так и подмывает сорваться и показать им настоящую игру.
— В любой высококвалифицированной профессии всегда найдется свой изъян, — сказал Джимми.
— Ну, зато в этой есть много плюсов, — сказал Харгейт. — Так договорено? Вы получаете…
Джимми покачал головой.
— Да нет, — сказал он. — Очень любезно с вашей стороны, но коммерческие сделки не по моей части. Боюсь, на меня тут не рассчитывайте.
— Как! И вы намерены…
— Нет, — сказал Джимми, — не намерен. Я не комитет общественной безопасности. Я ни одной живой душе не скажу.
— Ну, в таком случае… — с облегчением начал Харгейт.
— Разве что вы снова возьмете кий в руки, пока вы здесь.
— Но черт дери! Какой тогда вообще смысл… Ну а что мне делать, если мне предложат партию?
— Сошлитесь на свое запястье.
— Мое запястье?
— А вы его сильно растянули завтра утром. Не повезло. Даже не понимаю, как вы умудрились? Вообще-то растяжение небольшое, но держать кий мешает.
Харгейт поразмыслил.
— Усекли? — сказал Джимми.
— Ну ладно, — сказал Харгейт угрюмо. — Но, — вдруг взорвался он, — если подвернется шанс поквитаться с вами…
— Не подвернется, — успокоил его Джимми. — Не предавайтесь розовым мечтам. Поквитаться! Вы же меня не знаете! В моих доспехах нет ни единого сучка или задоринки. Я своего рода современное издание Рыцаря Без Страха и Упрека. Теннисон писал своего Галахада с меня. Я шагаю по жизни в почти тошнотворной безгрешности. Но — тсс! За нами следят… Вернее, будут следить через минуту. Кто-то идет по коридору. Но вы усекли, верно? Растяжение запястья — вот пароль и отзыв.