Джилл слушала в смятении. Ее манил Нью-Йорк и ничуть не привлекал Брукпорт. Она опустила взгляд на буксиры, пыхтевшие между льдин, похожих на кокосовые конфеты, памятные с детства.
— Я хочу остаться с тобой! — запротестовала она.
— Никак нельзя, душенька. Пока что не получится, я буду занят, очень занят! Пока не встану на ноги, а это займет не одну неделю, ты будешь меня связывать. Как там говорится… Быстро путешествует тот, кто путешествует один. Я должен быть готов сорваться с места и взяться за дело в любую минуту… Но не забывай, родная моя, — он ласково похлопал ее по плечу, — работать я буду для тебя! Я дурно обошелся с тобой, но твердо намерен загладить вину. Что заработаю — твое, никогда об этом не забуду! — Он глянул снисходительно, словно финансовый туз, отписавший парочку миллионов на благотворительность. — Все достанется тебе, Джилл!
Говорил он с таким видом, будто оказывал неоценимую услугу, и Джилл уже чувствовала себя обязанной. Дядя Крис отлично умел выжать благодарность за призрачные золотые горы обещаний и так же легко тратил деньги, которые надеялся получить на будущей неделе, как брал взаймы пять фунтов, чтобы продержаться до субботы.
— Чем же ты хочешь заняться? — полюбопытствовала Джилл. До сих пор ее представления о дядиных планах сводились к туманной идее подбирать с нью-йоркских тротуаров долларовые банкноты.
Дядя Крис задумчиво потеребил щеточку усов. Ну как тут с ходу ответишь? Он верил в свою счастливую звезду. Что-то да подвернется! В былые дни всегда подворачивалось, а стремительная поступь прогресса, ясное дело, возможности умножила. Безусловно, среди этих высоких зданий ждет богиня удачи с руками, полными даров, но что это за дары, пока сказать трудно.
— Я буду… как бы это выразиться?..
— Осматриваться? — подсказала Джилл.
— Вот-вот! — благодарно подхватил дядя Крис. — Осматриваться! Должно быть, ты заметила, как я из кожи вон лез, чтобы понравиться попутчикам? У меня была цель! Знакомства в плавании часто оборачиваются полезными связями на берегу. В молодости я никогда не пренебрегал шансами, предоставленными океанским плаванием. Одному предложишь книгу, другому подашь плед, поддакнешь лишний раз занудливому болтуну в курительной — вроде бы мелочи, а результат может оказаться потрясающим! На борту лайнера попадаются весьма влиятельные особы. Иногда по виду и не скажешь, но вон тот носатый тип в очках, с которым я только что болтал, один из первых богачей в Милуоки!
— Что толку от богатых друзей в Милуоки, когда сам в Нью-Йорке?
— Вот именно, в самую точку! Как раз это я и имел в виду. Возможно, придется срочно уехать, а значит, я должен жить один. Должен быть в постоянной готовности! Мне самому очень горько разлучаться, но, сама понимаешь, сейчас ты будешь только обузой. Само собой, потом… когда я более-менее улажу свои дела…
— Да я не спорю, но… Боже мой, как же мне будет тоскливо в этом Брукпорте!
— Ну что за глупости! Прелестное местечко, говорю же.
— Ты там бывал?
— Нет еще… но кто же не слыхал о Брукпорте! Здоровый, бодрящий климат… По одному названию ясно — морской курорт и все такое. Тебя ждут блаженные дни!
— Какими же долгими они покажутся!
— Да ну, брось! Нельзя видеть одну только черную сторону.
— А есть ли другая? — рассмеялась Джилл. — Хитришь, плутишка! Сам же отлично знаешь, на что меня обрек. Думаю, зимой Брукпорт — точь-в-точь наш Саутенд-он-Си. Ладно, как-нибудь выдержу… только поскорее зарабатывай состояние, потому что я хочу в Нью-Йорк!
— Душенька моя! — торжественно произнес дядя Крис. — Будь спокойна: если в этом городе найдется хоть один доллар, который плохо лежит, я его прикарманю, а если не найдется, сам в два счета уложу как надо! Ты знала меня лишь в годы моего упадка, ленивым и бесполезным завсегдатаем клубов, но поверь: под этой вялой личиной кроется деловая хватка, дарованная лишь немногим…
— Ладно, в поэзии можешь упражняться и без меня, — перебила Джилл, — а мне пора спуститься в каюту и собрать наши вещи.
Представление Джилл о зимнем Брукпорте как копии английского прибрежного городка в мертвый сезон оправдалось не вполне, но и земного рая в описании дяди Криса там не нашлось. В иное время года летние курорты на южном берегу Лонг-Айленда не лишены привлекательности, однако в январе мало кто избрал бы их для отдыха.
Первым знакомством с Брукпортом стала продуваемая всеми ветрами станция железной дороги вдали от людского жилья на диковатой плоской равнине, вызвавшей в памяти пейзажи графства Суррей. На досках, уложенных вплотную к рельсам, примостился сарайчик — вот и вся станция.
Когда поезд с лязгом остановился, из сарайчика вышел, шаркая ногами, рослый мужчина в потертом пальто. Маленькие глазки на чисто выбритом дряблом лице неуверенно оглядели Джилл. Он чем-то напомнил ей отца — так сходны с оригиналом грубые карикатуры на политиков.
— Если вы дядя Элмер, то я Джилл, — представилась она.
Дядя протянул в приветствии длинную руку, но не улыбнулся, холодный и суровый, как восточный ветер, продувавший станцию.
— Рад снова тебя видеть, — уныло произнес он. Выходит, встреча не первая? Дядя тут же подсказал: — В прошлый раз ты была еще малышкой в коротком платьице. Все носилась и вопила как резаная. — Он окинул взглядом платформу. — В жизни не встречал такого шумного ребенка!
— Теперь я тихая, — успокоила Джилл. Ее необузданность в детские годы явно тревожила родственника. Оказалось, однако, что беспокоится он больше о другом.
— Если желаешь ехать, — буркнул Элмер Маринер, — надо позвонить в Дарэм-хаус, чтобы выслали такси… — Он погрузился в мрачные размышления. Джилл молчала, не решаясь вторгаться в тайные печали, одолевавшие его. — Они тут сущие грабители! — продолжал он. — Целый доллар, а тут езды от силы мили полторы… Ты любишь ходить пешком?
Джилл хватило сообразительности, чтобы понять намек.
— Обожаю, — ответила она. Могла бы сделать оговорку насчет слишком ветреных дней, но удержалась, видя неприкрытую радость дяди Элмера от перспективы надуть жадных акул из Дарэм-хауса. Независимая душа Джилл была еще не вполне готова к жизни за счет ближних, пускай и родственников, и легшее на них бремя хотелось по возможности облегчить. — А как же мой чемодан?
— Транспортная контора доставит… за пятьдесят центов! — подавленно сообщил дядя. Высокая цена гостеприимства явно разила его в самое сердце.
— Ах да… — Избежать новой статьи расходов уже не получалось. Джилл очень хотелось угодить, но тащить тяжелый чемодан самой было немыслимо. — Ну что, идем?
Дядя Элмер двинулся вперед по заледенелой дороге. Восточный ветер ринулся навстречу путникам, словно пес, сорвавшийся с цепи. Несколько минут они шагали молча.
— Твоя тетя будет рада тебе, — заметил наконец дядя. Таким тоном объявляют о смерти близкого друга.
— Вы так добры, что согласились принять меня! — отозвалась Джилл. Переломные моменты в жизни располагают к мелодраме — как было не примерить на себя образ героини романа, изгнанной из родного дома в большой мир, где и голову негде преклонить. Готовность этих добрых людей, совсем, по сути, чужих, предложить свой кров трогала до слез. — Надеюсь, я не очень стесню вас?
— Майор Сэлби только что звонил по телефону и сказал, что ты подумываешь обосноваться в Брукпорте. У меня на примете несколько отличных вариантов жилья, не хочешь взглянуть? Можно арендовать или купить — но купить выйдет дешевле. Брукпорт растет, становится популярным курортом… Есть, к примеру, домик с верандой и большим участком земли на самом берегу, покажу тебе завтра. Всего за двенадцать тысяч отдают — сделка что надо!
Джилл не находила слов от изумления. Дядя Крис явно не упомянул в телефонном разговоре о переменах в их финансовом положении, и здесь ее считают богатой. В этом весь дядя Крис! Что за мальчишество! Она живо представила его у телефона, вкрадчивого и вальяжного. Небось повесил трубку с самодовольной ухмылкой, удовлетворенный донельзя своей хитростью.
— Лично я, как только переехал, вложил все деньги в недвижимость, — продолжал дядя Элмер. — Я верю в этот городок — растет как на дрожжах!
Они вышли к окраине беспорядочно застроенного поселка. Освещенные окошки приветливо манили теплом, в то время как снаружи уже сгустились сумерки, а холодный ветер стал еще резче. В воздухе запахло морской солью, и Джилл уловила глухой рокот вдали — волны Атлантики бились о песчаные берега острова Файр-Айленд, от которого Брукпорт отделяла лагуна Грейт-Саут-Бэй.
Пройдя поселок насквозь, они приняли вправо и вышли на дорогу, вдоль которой тянулись обширные сады с большими темными особняками. При их виде дядя оживился и стал почти красноречив, перечисляя суммы, уплаченные за каждый дом, а также запрошенные и предложенные, и даже цены пятилетней давности. Рассказа хватило еще на милю, строения по пути все мельчали и попадались реже, и, наконец, когда местность вновь стала пустынной и заброшенной, путники свернули на боковую дорожку и подошли к высокому узкому дому, одиноко стоящему в поле.
— Вот и Сандрингем, — объявил дядя.
— Как-как? — удивленно переспросила Джилл.
— Сандрингем. Тут мы и живем. Название я услышал от твоего отца. Помню, он говорил про такое местечко в Англии.
— Да, есть такое. — Джилл проглотила смешок. — Там живет король…
— Правда? Вот у кого наверняка нет забот с прислугой! А мне приходится платить горничной полсотни долларов в месяц, да еще двадцатку парню, который смотрит за печью и колет дрова. Грабители, сущие грабители! А скажешь что поперек, тут же увольняются…
Джилл продержалась в Сандрингеме десять дней, да еще потом удивлялась, оглядываясь на тот отрезок своей жизни, как ее хватило так надолго. Чувство уныния и заброшенности, возникшее еще на станции, только росло по мере привыкания к новой обстановке. Восточный ветер стих, и солнце иногда пробивалось сквозь тучи, давая намек на тепло, но сумрачный вид дяди Элмера, по-видимому, был его постоянным свойством и не зависел от погодных условий.