— Слегка коснулась. Очень слегка. Эфирно, выражаясь образно.
Билл отбросил последние остатки сдержанности.
— Арчи, я дьявольски вляпался. Не знаю почему, но едва я ее увидел теперь… В Англии все почему-то выглядело совсем не так, хочу я сказать. — Он жадно глотнул воды со льдом. — Наверное, оттого, что рядом была Люсиль. Старушенция Лу — чистая порода до кончиков ногтей. Словно изобличила ее. Ну, как поглядеть на искусственный жемчуг рядом с настоящим жемчугом. И эти пунцовые волосы! Будто последняя капля. — Билл угрюмо помолчал. — Женщинам следовало бы запретить красить волосы под страхом тюрьмы. И особенно в красные тона. За каким дьяволом им это нужно?
— Не вини меня, старикан. Я тут ни при чем.
На лице Билла смущение смешивалось с досадой.
— Я чувствую себя последним подлецом. Все на свете готов отдать, лишь бы выпутаться из этой чертовой помолвки, а бедная девочка словно бы обожает меня с каждым днем сильнее.
— Откуда ты знаешь? — Арчи окинул шурина критическим взором. — Может быть, ее чувства тоже переменились. Очень даже возможно, что ее не устраивает цвет твоих волос. Как, к примеру, меня. Вот если бы ты выкрасился попунцовее…
— Заткнись! Мужчина же всегда знает, когда девушка обожает его.
— Отнюдь, малышок. Когда ты доживешь до моих лет…
— Я как раз твоих лет!
— И правда. Совсем забыл. Ну, если взглянуть на дело под другим углом, давай предположим, старый сын, что мисс Как Бишь Ее Там, вторая сторона…
— Прекрати! — внезапно перебил Билл. — Сюда идет Реджи.
— А?
— Сюда идет Реджи ван Тайл. Я не хочу, чтобы он услышал, как мы обсуждаем эту чертову западню.
Арчи поглядел через плечо и убедился в справедливости сказанного. Реджи лавировал между столиками в их направлении.
— Ну, он-то как будто всем доволен, — завистливо сказал Билл. — Что же, я рад, что хоть кто-то счастлив.
Он был абсолютно прав. Обычно Реджи ван Тайл бродил по ресторанным залам походкой лунатика. Теперь же он прямо-таки галопировал. Более того: обычно лицо Реджи дышало сонной печалью. Теперь же оно сияло улыбками и воодушевлением. Он подлетел к их столику, источая энтузиазм — развернув плечи, держа голову прямо, глядя вперед горизонтально, слегка выпятив грудь, ну, будто он проштудировал все полезные советы «Неотразимой Личности».
Арчи ничего не понимал. С Реджи явно что-то стряслось. Но что? Было бы нелепо предположить, что кто-то оставил ему солидный капитал, поскольку чуть ли не все солидные капиталы в мире были ему оставлены еще десять лет назад.
— Приветик, старый стручок, — сказал Арчи, когда новоприбывший, излучая доброжелательность и радость жизни, завис над их столиком подобно полуденному солнцу. — Мы как раз закончили. Но сплотись вокруг, и мы полюбуемся, как ты ешь. Чертовски увлекательно наблюдать, как старичок Реджи ест. Зачем ходить в зоопарк?
Реджи покачал головой:
— Извини, старина. Не могу. Меня ждут в «Ритце». Завернул сюда, потому что надеялся найти вас тут. Хотел, чтобы вы первыми услышали новость.
— Новость?
— Я самый счастливый человек на свете!
— Оно и видно, черт бы тебя побрал, — пробурчал Билл, потому что этот солнечный луч в человеческом облике неприятно дисгармонировал с серой мглой, в которую был погружен он сам.
— Я помолвлен!
— Мои поздравления, старый товарищ! — Арчи сердечно потряс его руку. — Черт возьми, как старый женатик, люблю, знаешь ли, когда вы, юнцы, остепеняетесь!
— Не знаю, как тебя благодарить, Арчи, старичок, — сказал Реджи пылко.
— Меня? Благодарить?
— Без тебя я бы с ней не познакомился. Ты ведь помнишь девушку, которую послал ко мне? Ты хотел, чтобы я устроил ей маленькую роль…
Он умолк в полном недоумении. Арчи испустил нечто среднее между хрипом и бульканьем, но звук этот абсолютно потонул в потрясенном вопле, донесшемся с другой стороны столика. Билл Брустер наклонился вперед, вздернув брови над выпученными глазами.
— Ты помолвлен с Мейбл Винчестер?!
— Да, прах меня побери! — сказал Реджи. — А ты с ней знаком?
Арчи опомнился первым.
— Шапочно, — сказал он. — Шапочно. Старина Билл знаком с ней шапочно, так сказать. Не очень близко, знаешь ли, но… как бы это выразить?
— Шапочно, — подсказал Билл.
— Вот именно. Шапочно.
— Чудесно! — сказал Реджи ван Тайл. — Почему бы тебе не поехать со мной в «Ритц» и не познакомиться с ней поближе?
Билл пробормотал что-то невнятное. И Арчи снова пришел на выручку:
— Сейчас Билл не может. У него свидание.
— Свидание? — сказал Билл.
— Свидание, — сказал Арчи. — Встреча, знаешь ли. Говоря точнее… ну… свидание.
— Но… э… поздравь ее от меня, — сказал Билл с глубокой искренностью.
— Большое спасибо, старик, — сказал Реджи.
— И скажи, что я в восторге, хорошо?
— Всенепременно.
— И не позабудь сказать именно так, хорошо? В восторге.
— В восторге.
— Вот-вот: в восторге.
Реджи взглянул на часы:
— Эгей! Надо бежать!
Билл с Арчи следили, как он прогалопировал за двери ресторана.
— Бедный старый Реджи! — сказал Билл чуть виновато.
— Не обязательно, — сказал Арчи. — То есть я хочу сказать, вкусы бывают разные, знаешь ли. Что одному отрада, другому отрава и наоборот.
— В этом что-то есть.
— Абсолютно! Ну, — сказал Арчи весомо, — это как будто тот самый, фигурально выражаясь, расчудесный, развеселый день во всем счастливом Новом Году, упомянутый поэтом Теннисоном. Да? Нет?
Билл глубоко вздохнул.
— Еще бы! — сказал он. — Мне бы хотелось как-нибудь это отметить.
— Верный дух! — сказал Арчи. — Абсолютно верный дух! Начни с того, что заплати за меня по счету!
Глава 20. Кус колбаски ставит точки над i
Билл Брустер, не находя себе места от облегчения, не засиделся за столиком. Вскоре после отбытия Реджи ван Тайла он встал и сообщил о намерении немножко прогуляться, чтобы успокоить свой взволнованный ум. Арчи отпустил его милостивым мановением руки и знаком попросил Кус Колбаски, который в своей роли официанта ошивался поблизости, принести ему самую лучшую сигару, какую только может предложить отель. Мягкое кресло, в котором он сидел, было очень уютно, у Арчи не было никаких дел, так почему бы не провести приятные полчасика, мечтательно покуривая и наблюдая, как его ближние вкушают пищу.
Теперь гриль-бар наполнился. Кус Колбаски, снабдив Арчи сигарой, занялся обслуживанием соседнего столика, за который села дама с маленьким мальчиком в матросском костюмчике. Дама погрузилась в содержание меню, но внимание мальчика приковал Кус Колбаски. Он его впивал широко открытыми глазами. Мысли дитяти, казалось, были заняты им одним.
Кус Колбаски занимал и мысли Арчи. Он оказался прекрасным официантом: ловким, внимательным, и свои обязанности исполнял так, словно они ему нравились. Однако Арчи этого было мало. Что-то будто нашептывало ему, что этот человек предназначен для более великих деяний. Арчи не забывал добра. Кусок колбаски после восьмичасового поста оставил глубокий след в его благодарной душе. Рассудок твердил ему, что только человек исключительных нравственных качеств был способен расстаться с половиной колбаски в подобный момент, и он не мог не сознавать, что работа официанта в нью-йоркском отеле не вполне достойна человека столь исключительных нравственных качеств. Разумеется, собака была зарыта в том, что типус не помнил, какова была избранная им стезя до войны. И когда тот удалился с заказом на кухню, Арчи даже зубами скрипнул от досады: почем знать, возможно, на кухню пошел адвокат, или врач, или архитектор, или кто-то там еще.
Из этих размышлений его вывел детский голос.
— Мамочка, — спросило любознательное дитя, провожая взглядом удаляющуюся фигуру Куса Колбаски, — почему у этого дяди такое смешное лицо?
— Тсс, милый!
— Да, но почему?
— Не знаю, милый.
Вера дитяти в материнскую всеосведомленность, видимо, получила сильный удар. У малыша вытянулось лицо, как у искателя истины, зашедшего в тупик. Его взгляд разочарованно шарил по комнате.
— У него лицо смешнее, чем вот у этого тут, — сказал он, тыча пальцем в Арчи.
— Тсс, милый!
— Но это же правда! Гораздо смешнее.
По-своему это был комплимент, но Арчи почувствовал неловкость и поглубже погрузился в мягкие объятия кресла. Вскоре Кус Колбаски вернулся, обслужил даму и дитятю, а затем подошел к Арчи. Его не слишком пленительное лицо сияло.
— Послушайте, вчера у меня был особый вечер, — сказал он, упершись руками в столик.
— Да? — сказал Арчи. — Вечерушка или еще что-то?
— Нет, я о том, что вдруг мне начало вспоминаться всякое. В механизме вроде что-то заработало.
Арчи взволнованно сел прямее. Вот это была новость!
— Нет, правда? Мой милый старый малыш, это абсолютное тип-топ. Замечательнее не бывает.
— Да, сэр! Для начала я вспомнил, что родился в Спрингфилде, штат Огайо. Будто туман начал рассеиваться. Спрингфилд, штат Огайо. Вот так. Меня будто осенило.
— Великолепно! Что-нибудь еще?
— Да, сэр! Перед тем как уснуть, я вспомнил и свою фамилию.
Арчи был потрясен до глубины души.
— Ну, дальше все пойдет легче легкого! — воскликнул он. — Стоило начать, и теперь уже вас ничто не остановит. Так какая у вас фамилия?
— Да… Странно! Опять куда-то провалилась. Вроде бы начинается она на «С». Скеффингтон? Скиллингтон?
— Сэндерсон?
— Нет. Сейчас вспомню. Каннингем? Саррингтон? Уилберфорс? Дебенхем?
— Деннисон? — с надеждой подсказал Арчи.
— Нет-нет-нет. Просто на языке вертится. Баррингтон? Монтгомери? Хепплуэйт? Вспомнил! Смит!
— Черт! В самом деле?
— Уверен.
— Ну а имя?
В глазах его собеседника вспыхнула тревога. Он помялся и понизил голос:
— У меня жуткое ощущение, что это… Ланселот!
— Боже великий! — сказал Арчи.
— Но ведь на самом же деле такого быть не может, верно?