Внезапно перед моим лицом появляется кончик лезвия.
Моргаю. Это вышло… неожиданно, мягко говоря.
Я начинаю отступать, приподняв руки в знак капитуляции и не сводя глаз с оружия, зажатого в тонкой руке. Мой взгляд концентрируется на гравировках, мелькающих между маленькими пальцами, сжимающими рукоять.
Я знаю этот нож.
Перевожу взгляд вверх, к взъерошенным волосам, обрамляющим бледное лицо.
Рыжие.
— Эбигейл, — выдыхаю я.
Она жива.
Чудо, что она пересекла Скорчи после того, как я изгнал ее вместе с приютившей ее семьей.
Нож в ее руке дрожит, однако голос звучит ровно:
— Откуда… как ты узнал мое имя?
Я стягиваю повязку с лица, после чего медленно приближаюсь к ней, держа руки так, чтобы она могла их видеть. В ответ я лишь говорю:
— Кажется, ты воспользовалась моим ножом.
Ее глаза расширяются от чего-то, что похоже на детское удивление, хотя ее изумление — какое угодно, но точно не приятное.
— Ты, — произносит она с укором. — Что ты здесь делаешь? — Я открываю рот, чтобы ответить, но ее тихий голос заполняет тишину, прежде чем я успеваю это сделать: — Ты здесь, чтобы убить меня? На этот раз по-настоящему?
Укол боли, который я чувствую от ее слов, повергает меня в шок. Я не должен удивляться ее предположению. Моя репутация не оставляет простора для размышлений. Я именно тот, кем и был создан — убийца.
— Нет, — тихо говорю я. — Я пришел не за тобой.
Она задумывается на мгновение, слегка опустив оружие.
Умная девочка.
— Ты запомнил мое имя, — говорит она.
— Конечно запомнил.
Я пытался забыть, поверь мне.
Я прочищаю горло и присаживаюсь, чтобы заглянуть ей в глаза, игнорируя все еще направленное на меня лезвие.
— Может быть, ты сможешь помочь мне найти ту, кого я ищу? — она пронзает меня скептическим взглядом. — С… Серебряную Спасительницу. Девушку, изображенную на листовках, развешанных по всему городу. Ты ее видела? Слышала о ней что-нибудь?
Эбигейл медленно опускает нож, решив, что лучше не использовать против меня мое же оружие.
— Я не знаю, — она пожимает плечами. — Я ничего о ней не слышала.
Я тяжело вздыхаю.
Что ж, очевидно, это было бесполезно.
Огненно-рыжие волосы девочки развеваются, когда она поворачивает голову вправо, нетерпеливо вглядываясь в особенно темный переулок.
— Если я тебя от чего-то отвлекаю… — я указываю на темноту, в которую она, кажется, очень хочет сбежать.
— Я должна добраться туда до окончания поединка. Сегодня я не так много заработала, а вечером ставки должны быть довольно высоки, — слова срываются с ее губ, пока я изо всех сил стараюсь угнаться за их смыслом. — Появился новый фаворит, а это значит, что будет много народу.
Она начинает отходить, мой вопрос останавливает ее лишь на мгновение:
— Новый фаворит? Что за новый фаворит?
— Не что, — ее лицо озаряет детская улыбка. — А кто?
— Эбигейл, — проговариваю я обманчиво спокойным голосом, — мне нужно чуть больше информации.
— Уф. — Несмотря на темноту, я практически вижу, как она закатывает глаза. — Пошли. Я просто покажу тебе, — она поворачивается, чтобы укоризненно указать на меня крошечным пальцем. — Но держи руки при себе. Эти монеты мои. Мне нужны шиллинги, чтобы вернуть маме.
Я сдерживаю улыбку.
— Ах, да. Теперь ты настоящая воровка. Хотя тебе все же стоит набраться опыта. У тебя слишком тяжелая рука, — она кривит губы, пока мы шагаем по улице, после чего я лишь добавляю: — Лучшие воры знают, как отвлечь тех, у кого крадут. Отвлеки их от денег в кармане — и монеты твои.
Она смотрит на меня, склонив голову.
— Откуда ты так много знаешь о воровстве?
Я молчу достаточно долго, чтобы мои мысли снова вернулись к тому человеку, который отвлекал меня больше всех остальных.
— Потому что однажды, — вздыхаю я, — я стал жертвой великого вора.
Она останавливается перед полуразваленным зданием и дверью в подвал, которая открывается под ним. Ее маленький кулачок выстукивает серию ударов костяшками пальцев. Я оглядываюсь по сторонам, не замечая посторонних в темном переулке, и задаюсь вопросом, куда, черт возьми, меня ведет этот ребенок.
— Значит, — уверенно произносит Эбигейл, — как только я смогу незаметно стащить у тебя что-нибудь, я стану одной из лучших?
Уголок моего рта подрагивает.
— Ты принимаешь желаемое за действительное, малышка.
Она хмурится.
— Эй. У меня все еще есть нож, помнишь?
Двери в подвал внезапно с лязгом распахиваются. Обвязав платок вокруг нижней части лица, я наблюдаю, как Эбигейл разворачивается на пятках, а затем спускается по лестнице вниз.
Я качаю головой, глядя на ее удаляющуюся фигурку.
Огонь в ее глазах. Воровские инстинкты. Клинок с гравировкой в виде завитков на рукояти.
Что я натворил?
Сходство между ними поразительно.
Неужели именно такой она была много лет назад? Училась выживать за счет украденных монет? Отказывалась сосредоточиться на страхе, который испытывала?
Кажется, я не могу отделаться от мыслей о ней и ищу ее присутствие в окружающих меня людях.
Это раздражает.
И что еще хуже, я, возможно, только что создал ту, что вскоре станет еще одной воровкой, которая одержит надо мной верх.
Глава одиннадцатая
Пэйдин
Теперь мне ясно почему все зовут его Слизью.
С моих пальцев стекает пот, который еще недавно покрывал челюсть мужчины, пока я с силой не размазала его кулаком. Кровь Слизи покрывает мои руки, обжигая ободранные костяшки, и я встряхиваю ладонями, пока мы обходим друг друга по кругу.
Толпа глумится, ее крики эхом разносятся по тесному подвалу. К проволочному кольцу, отделяющему нас от шумной публики, прижимаются лица, но я не успеваю сосредоточиться на них. Ставки сегодня особенно высоки, что подстегивает зрителей греметь решеткой и топать в такт раскатам грома, звучащим снаружи. На меньшее я и не рассчитывала, учитывая, насколько ожидаемым был этот поединок со Слизью после того, как я победила всех его противников за последние несколько ночей.
Внезапно он бросается вперед, и мне с трудом удается найти подходящие слова, чтобы описать его огромные размеры. Слизь, вероятно, самый крупный и изворотливый человек из всех, кого я когда-либо встречала, но в то же время и самый медлительный. Я уклоняюсь от его гигантского кулака, нацеленного мне в голову, а после едва успеваю увернуться от удара в живот. Ударив ногой в его обнаженный бок, я, кажется, причинила больше вреда себе, нежели ему, обладающему таким крепким телом.
Потная ладонь сжимает мою лодыжку, и он, рыча, тянет меня вперед. Слизь настолько же предсказуем, насколько огромен. Коленом той ноги, что еще стоит на земле, я бью его в пах. Он рычит, а окружающая нас толпа сочувственно охает.
Во время боя туго повязанный платок съезжает с моей головы, угрожая обнажить прядь чертовых серебристых волос. Я отступаю назад, задыхаясь и поправляя ткань на лице. Чудо, что после трех ночей мне удалось сохранить анонимность.
Возможно, именно острые ощущения заставляют меня возвращаться сюда снова и снова. Ну, и деньги.
Кулак врезается мне в ребра, выбивая из легких воздух. Я сгибаюсь от удара, пытаясь отдышаться; брызги слюны вылетают из рта и попадают на ткань, скрывающую мое лицо. Слизь подходит ко мне, ухмыляясь в ответ на ободряющие крики толпы.
Я морщусь от этих звуков. В конце концов, он любимец публики, не стоит принимать это близко к сердцу. Жаль, что толпа не может увидеть почти восемнадцатилетнюю девушку, которая надирает задницы мужчинам вдвое крупнее и старше ее самой. Хотя с другой стороны, внимание — это последнее, что мне нужно, и оттого бои становятся еще более опасными. Я должна оставаться безликим новичком, мимолетной загадкой, подпитывающей сплетни на улицах.
Но я не собираюсь отступать. Или проигрывать.
Нет, я зарабатываю на этих спаррингах больше, чем за месяц воровства в Илии. Даже если бы Ади продавала созданную своими руками одежду, мы никогда не смогли бы заработать достаточно, чтобы оплатить настоящую комнату и еду. При этой мысли меня пронзает боль, и дело вовсе не в полученных травмах. Мысль, ранящая меня прямо в сердце, которое разбилось и болит с того самого дня, как она умерла.
Ради тебя, Адина. Все ради тебя.
Слизь настойчиво обрушивает на меня град атак, от которых я едва успеваю уклониться. Он бьет меня в голову так, что из глаз летят искры. Замедляюсь. Я измучена и ….
Умираю от голода. Я бы сейчас сделала что угодно ради апельсина.
Я встряхиваю головой в попытке очистить помутившийся разум.
Сейчас — полная концентрация. Еда — позже.
Слизь изрядно меня измотал. Я стараюсь просчитать его действия. Пытаюсь воспользоваться своими экстрасенсорными способностями и найти лучший способ быстро с ним расправиться.
Отец был бы разочарован, узнав как много времени у меня сейчас уходит, чтобы прочитать его.
Он блокирует мою атаку, налетает на меня и прижимает к решетке клетки. Оторвавшаяся проволока гремит, и я едва различаю возгласы из толпы за решеткой.
— Прикончи его! Прикончи его! Прикончи его!
Верно. Я чуть не забыла, что я — он.
Мешковатая одежда и скрытое лицо помогают создавать видимость того, что я мужчина. Я бы даже немного расстроилась, если бы это не было тем, к чему я стремилась.
Сконцентрируйся.
Он прижимает меня к ржавой клетке и отводит назад огромную руку, чтобы нанести удар. Когда кулак приближается к моему лицу, я уклоняюсь в сторону, и наблюдаю, как он бьет по металлу в то место, где недавно была моя голова.
В бою он задействует только верхнюю часть тела.
Конечно же, он снова заносит свою руку, намереваясь нанести удар, но в этот раз надеясь достичь цели. Заметив это, я бью по внутренней стороне его колена так сильно, что дрожь отдает мне в ногу. Слизь опускается передо мной, сдерживая крик и держась за то, что выглядит, как вывихнутая коленная чашечка.