По толпе прокатывается коллективный вздох при виде столь уязвимого чемпиона. Возгласы становятся еще громче, когда я бью коленом ему в живот.
Раз. Еще раз.
Внезапно меня бросают на землю.
Но прежде чем опрокинуть меня на мат, он хватает меня за ногу, а затем с размаху швыряет мое тело на едва прикрытую площадку ринга. Чувствуя боль в костях, я с трудом поднимаюсь и бросаюсь на мужчину, до сих пор стоящего на коленях, и опираюсь на его поврежденную ногу, прежде чем он успевает среагировать. Закинув ноги ему на плечи, я зажимаю шею коленями и под действием толчка мы падаем на землю.
Не самый изящный из моих приемов.
Я готовлюсь к атаке, все также сдавливая шею ногой. Он наощупь машет руками за спиной, в надежде зацепиться за что-нибудь, что поможет ему выскользнуть из моего захвата. Пользуясь возможностью, я хватаю его за запястье и с силой увожу за голову, прижимая к своей груди.
На этот раз он действительно кричит. Правда сдавленно, поскольку я все еще душу его, обхватив ногой горло.
Его локоть сгибается от того, что я дергаю его руку вниз под неестественным углом, растянув сухожилие. Я в неудачном положении, поскольку стараюсь изо всех сил не ослабить хватку из-за его обильного потоотделения. Держу его, лежа на жестком мате, и задыхаюсь, кожа на моей спине тоже покрывается потом, но я крепко держу, пока он извивается. Толпа теснится вокруг клетки, гремя решеткой и выкрикивая подначивания, на осуществление которых у меня нет сейчас никаких сил.
Слизи требуется девять секунд, чтобы начать агрессивно бить по мату, признавая свое поражение.
Я победила.
Освобождая Слизь из своих многочисленных захватов, я откатываюсь от потной лужи, очерчивающей его задыхающуюся фигуру. Я медленно встаю на ноги, чувствуя, как шатаюсь, и поправляю ободранными пальцами ткань на своем лице. Обвожу взглядом ликующую толпу, довольная смесью удивленных возгласов и мрачных лиц тех, кто ставил на мое поражение. Я победно поднимаю руку, улыбаясь разбитыми губами, которые никто не видит.
— На ваших глазах победу одержала Тень!
Я обращаю внимание на человека, который не желает признавать, как сильно я ему понравилась. Рафаэль поднимает руку, перекрикивая толпу своими стандартными фразами:
— Если ставили на новичка, сегодня ваш счастливый день. Давайте мне свои билеты и….
Я не слушаю его речь, которая повторяется каждый раз. Как только я получу свою долю, уйду и буду спать настолько безмятежно, насколько это возможно на крыше.
Еще пара таких ночей, и у меня будет достаточно денег на настоящую постель.
Мечтая об этом, я цепляюсь за последние крупицы своего здравомыслия. Потирая ноющие костяшки, я пробираюсь к выходу с ринга и оказываюсь в толпе за его пределами. Меня хлопают по спине, поздравляют различными возгласами. Это пик любезности для такой толпы.
— О, Тень. — Рафаэль кивает мне в знак приветствия, наблюдая, как я протискиваюсь к его шаткому столу, заваленному билетами и монетами.
— Как мы проводим сегодняшний вечер, Рафаэль? — под мы, я подразумеваю себя. Я говорю тихо, из-за пересохшего горла голос звучит грубее, чем хотелось бы.
Он кивает головой на заваленный стол и тихо присвистывает.
— Чертовски хорошо, парень.
Я улыбаюсь, несмотря на разбитую губу и игнорирую кровь, которая начинает скапливаться во рту.
— О какой сумме мы говорим? Двадцать? Тридцать?
— Как минимум. — Рафаэль смотрит на меня с лукавой ухмылкой, когда седина в его всклоченных волосах блестит в мерцающем свете.
— Ну и как тебе такое вложение в меня, мм? — лукаво спрашиваю я, как делаю это после каждой своей победы.
— Да-да. Послушай, здесь у тебя есть будущее, парень. После сегодняшнего шоу люди захотят еще разок поглядеть на тебя. — он выпрямляется и начинает отсчитывать монеты, которые передает в мои нетерпеливые руки. — Я мог бы обеспечивать тебя постоянной работой, — продолжает он, пока я убираю деньги в карман. — Скажем, по бою каждую ночь?
Моя улыбка выглядит слишком самодовольной, что отражается и в моих глазах.
— Пожалуй, я обдумаю твое предложение, когда услышу извинения за то, что сомневался во мне.
— Ты заноза в заднице, знаешь? — слова, в отличие от интонации, звучат резко. — Хорошо. Я прошу прощения. Ну что, теперь ты доволен?
Я открываю рот, чтобы ответить ему и сказать, что принимаю его жалкие извинения и рассчитываю на повышенную оплату.
По подвалу эхом разносится голос, но не мой.
Нет, этот голос пробирает до костей, хотя раньше он будоражил мою кровь. Раньше я ловила каждое сказанное слово и страстно желала услышать его вновь.
А сейчас? Сейчас, я надеялась больше никогда не услышать этот холодный голос. Не услышать приказ, который звучит в каждом слове, и предложение, пропитанное расчетом.
И все же, вот он — сильный, уверенный и чертовски наглый. По моей спине змеятся мурашки.
— Итак, Тень готова к следующему раунду?
Он нашел меня.
Глава двенадцатая
Китт
Прошло почти две недели.
Нет, точно больше. Наверное.
Я провожу рукой по лицу, теперь уже шершавому от забывчивости. Не помню, когда в последний раз брился, да и когда в последний раз выходил из этого кабинета. Ну, скорее всего, две недели назад. Потому что, кажется, что именно этот период делит мою жизнь на «до» и «после», хотя я точно не могу вспомнить, что происходило между той жизнью и этой реальностью.
Разбросанный на столе пергамент, который прошлой ночью служил мне подушкой, покрывает темное дерево, ожидая своего часа. Я смотрю из-под полуприкрытых век на неразборчивый почерк и разглядываю буквы, которые в ответ уставились на меня.
Такие гневные слова. Такая горечь, скрытая между строк скомканной бумаги. Кто бы мог подумать, что я способен на такую жестокость, на такую всепоглощающую печаль?
Возможно отцу пришлась бы по душе эта версия меня.
Эта мысль — горькое предательство, шепот правды, щекочущий ухо. Ведь это — монстр в облике человека — именно то, чего он хотел. Не той кротости, над которой он насмехался, не доброты, ставшей моей ахиллесовой пятой.
Я провожу рукой, испачканной чернилами по лицу, очерчивая линии на коже. Мой взгляд цепляется за строки, которые явно писал не я, на пергаменте, лежащем под моими локтями. Даже в наклоне букв и насыщенности чернил чувствуется твердость Кая.
Я ему не завидую. По-настоящему — нет. Намеренно — точно нет.
Кай был бы тем королем, которого хотел отец. Это было так же очевидно, как и то, с какой неприязнью они относились друг к другу. Кай — жестокий, смелый, с хорошей интуицией — во всех отношениях сын короля. И я думаю, что именно в этом заключалась проблема между ними. Отец ненавидел, что он не наследник. Ненавидел то, что первый сын помешал этому сбыться. Я не был Каем, и это его убивало.
И я знаю, что часть отца презирала брата за то, что тот был всем, чем не был я.
Я встаю, чувствуя в себе нерешительность, похожую на мой прерывистый выдох. На протяжении двух недель моей повседневной увлекательной прогулкой было хождение к окну и обратно. Но сегодня… сегодня я чувствую себя смелее. Сегодня я открываю шторы и тут же жалею об этом опрометчивом решении.
Меня ослепляет тусклый свет, пробивающийся через мутное окно. Моргая, я осматриваю окрестности, а затем дом, в котором в последнее время ощущаю себя заложником. Я устремляю взгляд туда, где далеко-далеко простираются Скорчи, куда я отправил Кая, чтобы он нашел ее.
Ее.
Я думаю о ней больше, чем должен. Пишу о ней, когда мысли больше не вмещают ее образ. Прокручиваю в голове каждую деталь нашего непродолжительного пребывания вместе. Каждое ее тщательно продуманное лживое слово. Ее настойчивость, когда она играла со мной. Тонкие намеки отца, чтобы я проводил с ней время. И чувства, с которыми борется Кай, пока гонится за ней.
Поток мыслей заставляет меня вытянуть относительно чистый лист пергамента из-под его собратьев.
И вот она снова появляется на странице. Игра слов, которые я уже не раз связывал воедино. Баллада о предательстве, сонет о печали.
Я устал писать от лица злодея.
Глава тринадцатая
Кай
Я нашел ее.
Посреди чертового боя. Хотя чему тут удивляться?
— Прикончи его! Прикончи его! Прикончи его!
В подвале сыро, по нему эхом разносится гул многочисленной толпы. Проталкиваясь сквозь потные тела, я окидываю взглядом макушки тусклых оттенков, все еще не привыкший к отсутствию ярких волос. Именно тогда я обращаю внимание на мужчину, нарезающего круги по клетке, удивительно крупного по сравнению с его противником.
Его противник.
Тот, кто движется как танцор, не всегда плавно, но расчетливо. Словно предугадывая каждый шаг, продумывая каждое движение.
Тот, кто сражается со знакомым огнем, с яростью, которую подпитывали и оттачивали годами.
Тот, чье лицо скрыто, чьи волосы спрятаны, чья личность замаскирована.
Я знаю лицо под этой тканью. Знаю веснушки, что покрывают этот нос, серебристые волосы, сверкающие на солнце. Знаю стройное тело, скрытое под слоями одежды, скрывающими талию, на которой идеально лежит моя рука, ребра, покрытые шрамами от копья в Шепчущем лесу.
Это она.
— На ваших глазах победу одержала Тень!
Тень. Ей очень подходит.
Хотя я не вижу ее лица, я почти ощущаю исходящую от нее гордость, когда она стоит на ринге, подняв кулак в знак триумфа. Я почти не следил за боем, слишком поглощенный осознанием того, что это она. Но я замечаю кровь на платке, плотно обмотанном вокруг ее головы и лица, скрывающем преступника.
Бой заканчивается слишком быстро. Толпа аплодирует. Тень уходит.
Нет. Она нужна мне.
Эта мысль почти заставляет меня горько рассмеяться. Две недели назад эти слова имели бы совсем другое значение, о котором я не позволяю себе больше думать.