— О, у меня есть все основания для этого.
— Но это не значит, что ты ненавидишь.
Я вздыхаю и упираюсь ладонями в его грудь.
— Отпусти меня.
Он прижимает меня сильнее.
— Ты знаешь, что я думаю?
— Нет, вообще-то мне плевать, что ты…
— Я думаю, ты ненавидишь, что ты не можешь меня ненавидеть.
Мое лицо в нескольких дюймах от его лица.
— О, поверь, ненавидеть тебя мне совсем несложно.
— Тогда ненавидь то, что ты чувствуешь ко мне. — Его рука скользит по моему бедру, а другая крепко прижимает меня к себе. — Ненавидь меня за то, что я заставляю тебя хотеть этого.
Капля дождя падает на мою щеку. Я сглатываю, пытаясь подобрать слова, но в конце концов просто качаю головой. Я слабо толкаю его в грудь и смотрю на капли воды, стекающие по его загорелой коже.
— Просто притворись, — пробормотал он. — Мы заслужили право притворяться.
Снова это слово — то, которое оправдывает чувства, с которыми я борюсь.
Он поднимает мою ногу, направляя ее, пока она не обхватывает его бедро. Еще одна капля дождя попадает мне на нос, когда я поднимаю взгляд, чтобы встретиться с его взглядом, и наши лица оказываются рядом. Мое сердце колотится в груди, ведя войну с моим кричащим разумом.
Я не должна этого делать. Он — скользкая дорожка, с которой я готова сорваться, искушение, которое лучше не пробовать. Снова.
Но это просто притворство.
Это секрет для душ.
Так я говорю себе, обхватив другой ногой его бедро, а его руки крепко обхватывают мою спину. Прижимая меня к себе, он делает несколько медленных шагов назад, пока вода не достигает наших ключиц. И я позволяю ему. Потому что доверяю больше, чем хочу признать.
Дождь начинает накрапывать с неба, создавая узор из ряби вокруг нас.
— Это просто притворство? — шепчу я, тая в его объятиях.
— Это просто мы. — Рука скользит по моей спине и волосам. — Никаких титулов. Никаких обязательств. Никакой истории.
Я медленно киваю, положив руки по обе стороны от его шеи. Дождь капает на наши лица, становясь все интенсивнее с каждой секундой, пока мы просто смотрим друг на друга.
— Ты собираешься поцеловать меня, Грэй, или просто продолжишь любоваться тем, что видишь? — пробормотал он, проводя большим пальцем по моей нижней губе.
— Вообще-то я все еще подумываю о том, чтобы утопить тебя. — Мой голос звучит с придыханием, а мои пальцы блуждают по изгибу его подбородка.
— О, дорогая, я уже. — Его губы приближаются к моим, дразня меня. — И я умоляю тебя позволить мне вдохнуть тебя.
Я лукаво улыбаюсь.
— Я думала, ты никогда не умолял.
— Я начинаю привыкать к этому, когда дело касается тебя.
И потом его рука оказывается на моем затылке, притягивая мои губы к его.
Его рот прижимается к моему, отвлекая от каждого предупреждения, бьющегося в моей голове. На вкус он как ошибка, и все же я запоминаю ощущение его губ на своих. Какая-то часть меня знает, что я не должна этого делать, но я не могу вспомнить ни одной причины, почему.
Этот поцелуй кажется другим.
Этот поцелуй словно наверстывает упущенное время. Каждый момент, когда наши тела прижимались друг к другу, а губы оставались на расстоянии. Каждое мгновение вокруг нас витало напряжение, но мы отстранялись.
Поцелуй на крыше должен был причинить ему боль, показать всю степень моего отвращения. Ненависть покрыла губы, встретившиеся с его губами, и гнев побудил меня сделать это.
Наш поцелуй в канализации был спровоцирован приближающейся смертью. Подстегиваемый паникой он был поспешным и импульсивным — совершенно не таким, как в этот момент.
На вкус он похож на тоску. Страсть раздвигает мои губы, желание углубляет поцелуй.
Он неспешно делает то, о чем так долго умолял — вдыхает меня. Одна рука скользит по моей шее, а другая исследует изгиб моей обнаженной талии. Он замедляет поцелуй, когда я запускаю пальцы в его волосы, а затем провожу по плечам, ощущая шрамы на его коже.
В его поцелуе чувствуется некое благоговение, а в том, как он держит мое лицо, — нежность. Я никогда не испытывала такой нежной страсти.
Дождь уже вовсю обрушился на нас, намочив мои волосы и капая с носа. Несмотря на это, он целует меня крепче, словно вспоминая, как он не сделал этого в первый раз, когда мы попали под дождь за пределами дворца. Я крепче обхватываю его ногами, притягивая к себе настолько близко, что чувствую, как его сердце колотится о грудную клетку.
Я вздыхаю в его губы, когда его язык встречается с моим. Он жадно прижимает меня к себе мозолистой рукой. Поцелуй становится нетерпеливым, требовательным и отчаянным, как обычно бывает при желании.
Он впивается зубами в мою нижнюю губу. Не со злостью или ненавистью, как тогда, на крыше, а с желанием. Это действие воспламеняет мое тело, распространяя огонь по каждой жилке. Мой рот движется в такт с его ртом, повторяя каждый взмах его языка, каждое движение губ.
Его пальцы зарываются в мои мокрые волосы, пробегают по шее…
Над нами раздаются раскаты грома.
Возможно, он намеревался подбодрить нас, но вместо этого — разъединяет нас.
Я тяжело дышу, моргая под струями дождя, он делает то же самое.
Я прищуриваюсь на небо, затянутое зловещими тучами, которые время от времени разрывает удар молнии. Убирая ноги с его бедер, я прочищаю горло и заставляю себя посмотреть на него. Он долго изучает меня, протягивая руку, чтобы вытереть капельку воды с кончика моего носа.
— Ты дрожишь, — говорит он едва слышно, чтобы я могла расслышать его за бурей.
Я сглатываю.
— Мне холодно, — от этих слов он кривит губы. Я провожу пальцами по символу Илии, вытатуированному на его груди. — У тебя сердце колотится.
— Да, так обычно бывает, когда ты прикасаешься ко мне.
Я поднимаю глаза, чтобы увидеть ямочки на щеках. Его дрожащие губы искушают меня прижаться к ним, но я сдерживаюсь, так как наступает реальность.
Притворство. Отвлечение. Слабость.
Все слова, которыми можно описать то, что не должно было произойти.
Он осторожно берет меня за запястье и заводит его себе за шею, то же самое делает и с другим.
— Что ты делаешь? — нерешительно спрашиваю я.
Он заходит глубже в воду, медленно поворачивая нас по кругу.
— Это ты мне скажи, маленький экстрасенс. — Я закатываю глаза, а он улыбается.
Его следующие слова повторяют те, что он шептал, когда поставил меня к себе на ноги, чтобы я танцевала при свете костра.
— Позволь мне поплавать за нас обоих.
Глава тридцать девятая
Пэйдин
В тот момент, когда Кай опускает меня на берег возле кромки воды, я ощущаю, что уже промокла до нитки.
Дождь усиливается, застилая глаза и колотя по коже. Кай присаживается на землю рядом со мной, влажные волосы беспорядочно спадают ему на лоб. Он откидывается на спину, прикрывая глаза от проливного дождя.
Я пытаюсь подняться, но он обхватывает меня за талию, притягивая к себе. Краткий вдох вырывается из меня, прежде чем, смеясь, я поворачиваюсь к нему, лежащему на мокрой от дождя траве. Умиротворение отражается на его лице, а на губах появляется легкая улыбка.
Он выглядит довольным.
Подозреваю, что он никогда еще не чувствовал себя таким свободным. Ни одна живая душа, помимо меня и окружающих нас людей, не знает, где он. И есть нечто приятное в том, чтобы скрыться от всего мира.
Потерявшись во времени, мы лежим так, наслаждаясь природным душем. В какой-то момент его рука находит мою. Наши пальцы нежно переплетаются, и это кажется намного интимнее, чем когда мы были в воде, словно он доволен, что может просто находиться рядом.
Яркая вспышка молнии, заставляет меня сесть, распахнув глаза. Обернувшись, я смотрю на промокший мешок, лежащий на влажной траве, и вскакиваю на ноги.
Кай снова пытается коснуться меня, и я со смехом отпрыгиваю от него.
— Давай, хватить валяться без дела, — я поднимаю с земли свой мешок и наблюдаю за тем, как с него медленно стекает вода. — Нашим вещам нужно высохнуть, как и нам самим.
Он присаживается, щурясь от дождя.
— Ага, ты дрожишь так сильно, что трясется цепь.
При упоминании об этом я снова вздрагиваю. Развернувшись, я поднимаю лук и спиной натыкаюсь на внезапно возникшее за мной крепкое тело.
— А это я у тебя заберу, — шепотом произносит он мне на ухо. — Сегодня моей жизни и так достаточно угрожали.
Нехотя я позволяю ему забрать оружие из моих рук, пока выливаю воду из сапога, чтобы обуть их обратно на промокшие ноги. Перекинув рубашку через плечо, я направляюсь к каменному склону и деревьям, отделяющим нас от тропы.
Взобраться по скользкому склону — дело из непростых. Мне потребуется немало усилий, чтобы подняться на каменную вершину, прежде чем я смогу добраться до дерева, стоящего возле нее. Кай следует за мной, пока я медленно ступаю по земле и облегченно вздыхаю, когда мои ноги проваливаются в размытую от дождя грязь.
Я прикрываю глаза от непрекращающегося дождя.
— Где конь?
Кай подходит ко мне, перебросив лук за спину.
— Гроза, должно быть, напугала его. Наверняка, он уже давно сбежал.
Я тяжело вздыхаю.
— У меня только начало получаться ездить верхом.
— О, так вот как это называется? — спрашивает Кай, и его губы растягиваются в усмешке.
Рукой я касаюсь его щеки, когда прохожу мимо. И это действие вызывает во мне волну тепла, которую я не хотела бы чувствовать. Потому я держу руки при себе, пока мы идем по размытой дороге в поиске укрытия, чтобы переждать бурю.
Далеко мы не отходим, так как мой взгляд обращает внимание на груду камней. Огромный, плоский валун накрывает камни, лежащие под ним, образуя подобие навеса, достаточно высокого, чтобы под ним мы могли удобно устроиться.
— Сюда! — сквозь бурю кричу я, направляя нас в укрытие.
Как только мы скрываемся под каменным навесом, я сбрасываю мешок с плеч, переводя дух. Я уже собираюсь опуститься на клочок сухой травы, когда Кай произносит: