Безрассудная страсть — страница 6 из 28

Никола надела нарядное платье и теперь сидела, готовая к вечернему коктейлю во дворце, куда пригласил ее Курт. Она пыталась как можно лучше осознать свою задачу, войти в роль Дианы так, как это сделала бы актриса. Никола давала себе отчет в том, что ей придется научиться думать не на английском, а на французском (впрочем, поскольку она хорошо владела им, это не составит особого труда) и вжиться во все, что узнала от Дианы во время их часовой беседы.

О том, чтобы достичь полного сходства с Дианой, не могло идти и речи. Та была не столь высокого роста, как Никола; волосы у нее длиннее, да и макияж ярче. Слава Богу, гости, которых они с Куртом принимают сегодня, — новые люди, Диану никогда не видевшие. Тем не менее Никола тщательно выполнила указания Курта: паспорт положила в сейф, письма из Англии уничтожила, свои инициалы с белья и одежды сняла. В портмоне сунула водительские права Дианы. Из сумочки все лишнее вытряхнула. Английскую косметику и губную помаду сменила швейцарским набором, который приобрела накануне. Платье надела итальянское — шелковое, свободного покроя, с воротником-хомутиком. В нем она произвела фурор в прошлом году, когда отдыхала в Венеции. Хоть гардероб у нее был еще небольшой, Никола считала, что Диана остановила бы свой выбор именно на этом наряде.

Никола вся трепетала от возбуждения, когда спускалась в гостиную, где ее ожидал Курт. Он осмотрел девушку с ног до головы.

— Д-да!.. — произнес Курт, что могло означать все, что угодно, и указал на запястье ее левой руки. — Без часов? — спросил он.

Она опустила глаза.

— Да. Мои дешевенькие, на каждый день. К тому же английского производства. Я их не стала надевать.

— А если бы надела, я бы сам попросил их снять. — Говоря так, Курт вынул из нагрудного кармана ювелирную коробочку, на которой золотом было выгравировано «Тезиж», и с улыбкой протянул ее Николе. — Это не соответствовало бы имиджу семьи, если бы ты носила часы чужого производства.

— О! — Никола не могла сдержать восторга, когда Курт раскрыл футляр: на бархатной подложке красовались изящные золотые часики в виде браслета. — Какое чудо! Неужели я могу их поносить, хотя бы какое-то время?

— Поносить? Какое-то время? Да ты что, моя дорогая! Тезижи не дают свои изделия напрокат! Как ты могла подумать такое?! Я дарю тебе эти часы.

Курт достал из футляра часы, взял руку девушки, повернул запястье к себе и застегнул на нем браслет. Какое-то мгновение после этого он еще держал руку Николы, но холодно, бесстрастно, как при официальном рукопожатии. Казалось, он преподнес не подарок, а вещь, необходимую для того, чтобы Никола могла успешно сыграть свою роль.

«Как жаль, — промелькнуло у девушки в голове, — что такое чудо может не значить большего ни для того, кто дарит, ни для того, кому дарят!»

Через несколько минут они уже ехали в машине, причем Курт сам сидел за рулем. Вся Лозанна, в том числе и бульвары, расположенные вдоль Женевского озера, утопала в море света и иллюминации. А на длинных тенистых тропинках отражались дрожащие блики от поверхности воды.

Когда Курт и Никола вошли в фойе огромного отеля, девушка вдруг задалась вопросом: а что бы она делала сегодня, если бы не была здесь? Наверное, после ужина в пансионе просматривала бы вечернюю газету, чтобы узнать, на какой французский фильм сходить.

В следующее мгновение она и Курт Тезиж оказались прямо-таки в раю. Атмосфера была наполнена благоуханием духов. Повсюду слышалась многоязычная речь. Чувствовалось, что здесь всем правит богатство.

Курт повел Николу в зал, на двери которого висела табличка: «Для гостей мсье Тезижа». Там уже оказалось три человека. Чуть позже собрались все: пара итальянцев, американцы с женами, молодой немец, по-английски говоривший лучше, чем по-французски, несколько французов и два англичанина из центральных графств.

Курт представил Николу гостям:

— Это моя сестра Диана. Она в курсе, что я взял ее с собой не только ради красоты. Так что обращайтесь, пожалуйста, к ней, если хотите что-либо узнать. Диана именно для того здесь и находится, чтобы занимать гостей и выполнять обязанности хозяйки.

Вслед за тем одна из американских матрон, сияя, обратилась к Николе:

— Это значит, вы будете в каком-то смысле обслуживать нас? Как удобно!

Это побудило Курта прошептать Николе:

— Похоже, тебе к тому же придется научиться великодушно отказываться от чаевых! — И с улыбкой добавил: — Ты делаешь успехи. Я горжусь тобой! — После таких слов у Николы потеплело на душе.

Собственно, все оказалось проще, чем она опасалась: гости, несомненно, приняли ее как надо. К тому времени, когда они собирались расходиться, Никола чувствовала себя уже совершенно спокойной. Американцы покинули прием раньше всех. В какой-то из моментов Курт занялся разговором с англичанами, и к Николе, одиноко стоявшей в стороне, подошел молодой немец — Ганс Дурер.

Он обратился к ней по-английски, тщательно подбирая слова:

— Это правда, мадемуазель, что по просьбе брата вы станете заниматься нами, пока мы будем находиться в Лозанне?

Никола не могла не улыбнуться ему: ей нравились его голубые искренние глаза, его веснушки, его рыжий ежик волос.

— Да, герр Дурер, — ответила она. — Сколько вы собираетесь пробыть здесь?

— Я приехал на выставку во Дворце красоты.

— Вы из Дюссельдорфа, не так ли?

— Да. У нас с братом там есть собственное дело. Наш офис на Розенштрассе. Вы посещали Дюссельдорф, мадемуазель?

— Нет, — уверенно ответила Никола. Диана упомянула в их разговоре, что она бывала только в Ганновере и Западном Берлине.

— Жаль! Это прекрасный город! Я хотел бы показать его вам… Ну а пока… — он несколько замешкался, — поскольку я приехал сюда один, не могли бы вы найти время, чтобы пообедать со мной? Скажем, завтра, если вы будете свободны.

— О, благодарю вас! Лучше как-нибудь в другой раз.

— Но не завтра?

— Да. Дело в том, что я пока не знаю планов брата относительно меня. — Никола была абсолютно убеждена, что ее обед на двоих никак не входил в замысел Курта, особенно если учесть, что она только начинала входить в роль Дианы.

Ганс Дурер принял отказ с большим тактом.

— А в другой раз я смогу обратиться к вам с этой просьбой? Я остановился в отеле «Голубое озеро» недалеко от университета. Отель, хоть и не пятизвездочный, вы понимаете, но вполне комфортабельный.

Он откланялся и направился попрощаться с Куртом. Вместе с ним ушли и оба англичанина. Никола с Куртом остались одни.

Он подошел к ней.

— Завтра в одиннадцать тебе предстоит встретиться с этими женщинами за кофе в салоне Мануэля… А сейчас выбирай — поужинаем здесь или поедем куда-нибудь еще?

Никола взглянула на его руку.

— А это не повредит тебе, если мы поедем куда-то еще?

— Нет, нисколько. Вывих уже прошел… Есть маленький ресторанчик на берегу озера. Там прекрасно готовят треску и блюда из плавленого сыра. Поедем!

За городом дорогу с обеих сторон окаймляли цветущие липы, а белые магнолии, распустившиеся в садах приозерных вилл, светились в сумерках, словно лампы.

Заведение, куда привез Курт Николу, являлось, по сути дела, таверной, большая часть завсегдатаев которой добирались сюда пешком либо приезжали на мотороллерах. Шеф-поваром здесь была дородная мадам, а ее муж — метрдотелем и барменом одновременно. Еду подавали на пестрых льняных салфетках за длинной стойкой, служившей продолжением бара.

Пока они ужинали, Курт кратко охарактеризовал тех людей, с которыми встретились на приеме. Никола затем спросила, чем ей предстоит занять гостей после утреннего кофе.

— Гм… — хмыкнул Курт. — Предложи им поехать днем к плантации нарциссов возле Аванша. Хотя они наверняка предпочтут, чтобы ты их поводила по магазинам… Да, кстати, отметил ли кто-нибудь твое знание английского языка?

— Я удосужилась похвалы!

Он рассмеялся.

— Смешно, не правда ли? А на каком ты говорила с молодым Дурером?

— На английском. Он, между прочим, приглашал меня пообедать завтра. Но я отказалась, потому что не знала твоих планов насчет меня. Полагаю, Ганс вновь обратится с этой просьбой. Могу ли я принять приглашение?

— А ты хочешь?

Никола состорожничала.

— Он выглядит приятным молодым человеком, и было бы нетактично опять отказать ему, без веских причин.

— Как хочешь… Принимай… Только не поощряй его, не подавай ему надежды.

— Надежды на что?

Курт нахмурился.

— Ты сама все прекрасно понимаешь и знаешь, что я имею в виду и почему этого не следует делать. Неужели мне надо напоминать, что сейчас ты — Диана Тезиж, а не Никола Стерлинг, находящаяся в деловой командировке?

— Конечно, Ганс всего лишь занимается продажей часов и барометров в Дюссельдорфе и поэтому не очень-то отличается от рабочего в гараже в Невшателе! Да? Ладно, мне не надо ни о чем напоминать. Я теперь прекрасно понимаю, почему я не должна «подавать ему надежды».

Никола сознательно повторила выражение Курта и увидела, как его лицо передернулось от гнева.

— Ты специально все усложняешь и грубишь! — Курт еле сдерживался. Помолчал, словно ожидая, что она извинится, но Никола не произнесла ни слова. И он продолжил: — Итак, ты делаешь это намеренно. Тебе не понравилось, когда я намекнул, что ты совершила промашку, и ты, решив отомстить, пошла в наступление. Вообще говоря, это нечестно… Мне и в голову не приходило сравнивать Ганса Дурера и Антона Пелерина. Когда я предостерегал тебя, мною руководила лишь забота о Дурере. Представь себе такую ситуацию: красивая девушка подает ему надежду, он влюбляется, а в один грустный момент она исчезает, как исчезла в полночь Золушка. А ведь ты, согласись, должна будешь исчезнуть, когда пробьет полночь и завершится срок действия нашего договора.

Никола сгорала от стыда, и в то же время ее пробил мороз от холодной логики Курта. Да, да — этим все и кончится! Именно такой конец ей и уготован — стать Золушкой! С той лишь разницей, что не останется у нее никакого хрустального башмачка на память…