Я чувствую себя как во сне, когда переворачиваюсь и плыву обратно к берегу, как будто вода вдруг превратилась в клей, густой и вязкий, замедляющий мои движения, хотя я знаю, что гребу изо всех сил и что берег не так уж далеко. Все тело напряжено от страха, я готовлюсь к внезапному всплеску боли, к оцепенелому ужасу от осознания, что ты вот-вот станешь едой.
Амма совсем рядом, и меня осеняет внезапная мрачная мысль: «Мне не нужно побеждать акулу, мне нужно победить ее».
Даже когда я сама добираюсь до мелководья, неловко перебирая коленями по песчаному дну, я мысленно представляю себе эту картину: Амма и акула настигают меня, моя нога попадает в челюсть Аммы, ее зубы трещат, кровь ярко-красной лентой расплывается в прозрачной воде, акула переключается на нее, а я в безопасности, я выбралась, я жива…
Видение тут же исчезает, когда мы с Аммой, спотыкаясь, выбираемся на пляж. Но стоит мне взглянуть на нее, как меня охватывает тот же странный трепет ужаса и изумления, что и при взгляде на край обрыва, когда думаешь: «А что, если бы я прыгнула прямо сейчас?»
Облегчение от того, что ты этого не сделала, смешивается с головокружительным ужасом от осознания того, что ты могла бы это сделать.
Мы обе на берегу и, обернувшись на воду, видим, что плавник не приближается. Акула просто наворачивает ленивые круги у входа в лагуну. Она вообще нас не преследовала.
Мы падаем на песок, смеясь так, как смеешься, когда только что была на волосок от смерти, но каким-то образом сумела выжить.
– Боже мой! – выдыхает Амма, обхватывая себя. – Мы чуть не стали теми девчонками!
Дрожащей рукой я убираю мокрые волосы с лица.
– Какими?
Она садится и обхватывает колени руками.
– Ну, знаешь, глупые девчонки в фильмах ужасов. Те, которые беззаботно порхают и опускают шуточки, несмотря на то, что совершенно очевидно – они умрут в начале фильма.
– Ладно, но это не могли быть мы, потому что у нас не болтались сиськи, – напоминаю я ей, и она снова смеется.
– Верно подмечено. – Амма одобрительно кивает мне. – Значит, это была бы Элиза.
Мы обе хохочем, и я вижу, как акула поворачивает в сторону открытой воды.
– Видимо, мы ей наскучили, – замечаю я, и Амма встает, набирая горсть песка.
– Вали отсюда, акула! – кричит она, бросая песок в воду, и почему-то это кажется мне настолько смешным, что я начинаю до слез хохотать, и Амма присоединяется.
Мы обе покатываемся со смеха. Я так от души не смеялась уже почти три года, с тех пор как умерла мама.
– Ты мне нравишься, Лакс, – неожиданно произносит Амма, как только мы успокаиваемся. – То есть когда мы познакомились, я сразу поняла, что ты классная, но теперь ты мне действительно нравишься.
Мне немного грустно от того, что эти слова согревают меня. Грустно, что я так скучала по общению с другими женщинами, по такому простому товариществу. В голове тут же вспыхивают ощущение, которые я испытывала несколько минут назад, дрейфуя в прозрачной воде: как будто я могла просто существовать в настоящем, без прошлого, без забот о будущем.
Черт, это было бы здорово.
Амма улыбается мне из-за солнцезащитных очков.
– И как мы уже выяснили, мне не так уж легко понравиться, так что ты достигла высокой планки. – Она подшучивает надо мной, но я вспоминаю, что не так давно в воде я хотела ее пнуть, чтобы спастись.
Ты умеешь выживать. Так сказала Бриттани после шторма. Возможно, все дело в глубинном человеческом инстинкте самосохранения.
Но что-то в этом образе – Амма в воде, кровь, текущая из ее рта, – остается со мной до конца дня.
Глава 11
Мы пробыли на Мероэ четыре дня, прежде чем решили отправиться в джунгли.
С палубы «Сюзанны» остров кажется райским уголком. Кокосовые пальмы тянутся к небу, вода плещется о белоснежный берег – будто ожившая открытка.
Но внутренняя часть острова совсем другая.
Нико как-то упоминал, что во время Второй мировой войны остров использовался как взлетно-посадочная полоса и что где-то здесь есть старый аэродром, но, глядя на дремучие заросли, в это сложно поверить. Остров кажется непроходимым и темным, и я не понимаю, почему мы не можем просто плавать, гулять по пляжу и выпивать. Такое времяпрепровождение гораздо ближе к моему представлению о хорошем отдыхе. Гораздо лучше, чем продираться сквозь джунгли только для того, чтобы посмотреть на какую-то старую военную штуку.
Но Нико и Джейк были в восторге от идеи отправиться в джунгли, назвав это «приключением», так что я снова пытаюсь быть классной девушкой, которая готова на все. Иногда я думаю: если смогу и дальше притворяться, то в конце концов ею стану.
У Бриттани и Элизы на лицах одинаковое выражение безропотной снисходительности. А вот Амма следует за Нико, задавая миллион вопросов: какой длины взлетно-посадочная полоса, когда она использовалась, жили ли здесь люди на самом деле, и так далее, и Нико, конечно же, старается, хотя большинство его ответов сводятся к банальному: «Хм, не знаю».
Элиза, идущая рядом со мной, слегка толкает меня локтем.
– Может, нам начать записывать? – тихо спрашивает она, кивая на Амму, и я фыркаю.
– Некоторые ведут себя так, будто через пару минут их ждет контрольная работа, – шепчу я слишком громко.
Амма бросает на меня резкий взгляд, хотя я не думаю, что она на самом деле услышала мою язвительную реплику. Но, возможно, уловила мой тон, потому что отошла от Нико, угрюмо скрестив руки на груди.
Амма совершенно непредсказуема. Мы с Бриттани провели день после чуть не случившегося нападения акулы на «Лазурном небе», а Амма к нам не присоединилась. Вместо этого она болталась на «Сюзанне». Бриттани это не беспокоило, но ночью я слышала, как они шептались в своей каюте, и мне стало интересно, не ссорились ли они.
Уже не в первый раз я радуюсь присутствию Джейка и Элизы. Близость посторонних людей помогает разрядить любую возможную напряженность.
Мы вшестером стоим на пляже и смотрим на джунгли. Нико и Джейк держат в руках мачете, которые взяли с «Лазурного неба». Поначалу это казалось безумным излишеством, словно в парнях взыграл тестостерон, но теперь, когда я вглядываюсь в густую растительность всего в нескольких футах от берега, то понимаю необходимость мачете.
– То есть вы, ребята, в самом деле собираетесь разобраться с зарослями, как Рэмбо? – хихикает Бриттани, уперев руку в бедро и приподняв брови.
– Это единственный способ, милая, – отвечает Джейк.
Сегодня он не так хорошо одет: шорты и рубашка на пуговицах сменились старой футболкой и мешковатыми штанами, на ногах – старые кроссовки.
Нико размахивает мачете, и оно со свистом врезается в толстую лозу с глухим и мясистым звуком, заставляя меня слегка вздрогнуть.
– Все чертовски плохо, – бормочет он, но в его глазах светится мальчишеский азарт, и Элиза смеется.
– Боже, ты тако-о-ой круто-о-ой!
Она переигрывает, растягивая гласные, и Нико тоже смеется, пожимая плечами.
– Это весело. Хочешь попробовать?
Он протягивает ей мачете, и она обхватывает пальцами рукоять, пробуя ее на вес, прежде чем замахнуться. Ее удар не такой сильный, как у Нико, и лезвие застревает в лозе, которую она пыталась срезать.
– Черт бы меня побрал, – ворчит она, дергая рукой, и Джейк подходит к ней, крепко сжимает ее кулак и тянет, чтобы вместе вытащить мачете.
– Сложнее, чем кажется, да?
Когда лезвие освобождается, Элиза слегка отшатывается назад, врезаясь спиной в грудь Джейка, и он пользуется шансом, чтобы наклонить голову и поцеловать ее в шею.
– Я же вспотела! – возмущается Элиза, но ее парень только улыбается и снова целует, на этот раз в щеку.
– Мы все вспотели, – напоминает он ей, затем показывает на солнце, которое уже начинает припекать, хотя только девять утра: – И к концу дня мы вспотеем еще больше.
Он не преувеличивает. Джейк и Нико по очереди продираются сквозь джунгли, а я раздвигаю руками лианы и ветки. Бриттани, Амма и Элиза делают то же самое. Кажется, у нас уйдет целая вечность, чтобы добиться хоть какого-то ощутимого прогресса, и я как раз собираюсь предложить сделать привал, как вдруг растительность расступается, и мы оказываемся на поляне.
В джунглях так влажно, что становится тяжело дышать, а воздух, который попадает в мои легкие, густой и вязкий. Под рашгардом[12] кожа зудит, и даже колени вспотели.
Но здесь есть и что-то прекрасное. Дикое, странное, но прекрасное.
– Здесь так тихо, – ахает Амма.
Слышен негромкий стрекот насекомых, шелест листвы над головой, когда деревья колышутся от ветра, но больше нет никаких звуков, до нас не доносится даже плеск волн с пляжа, как будто джунгли сомкнулись вокруг нас, запечатав в себе.
– Как в церкви, – добавляет Бриттани, затем берет Амму за руку. – Как в той церкви в Италии, помнишь?
Я вижу, как двигается горло Аммы, когда она сглатывает, как она сжимает руку Бриттани, и вспоминаю их фотографию. В такие моменты легко понять, почему они подружились, несмотря на то что они такие разные. Совместный опыт влияет на людей, и мне интересно, будет ли у нас такая же связь, когда мы покинем Мероэ.
Мне нравится эта мысль.
Нико указывает вперед кончиком мачете:
– Идем. Там, похоже, тропинка.
Эта тропинка – не самая надежная, и нам придется еще продираться сквозь джунгли, но идти стало легче, и через несколько минут зелень снова отступает, оставляя нас на огромном открытом пространстве без крон деревьев над головой. О берег всего в нескольких ярдах от нас бьется океан.
Мы дошли до другой стороны острова. Прибой здесь сильнее, волны за пределами защищенной лагуны, где мы укрылись, выше. Когда я делаю шаг вперед, моя нога задевает что-то твердое.
Я смотрю вниз и вижу потрескавшийся асфальт, лиану и траву, пробивающуюся сквозь черный бетон.
– Похоже, это твоя взлетно-посадочная полоса! – Я окликаю Нико, и он оглядывается, явно немного разочарованный.