По крайней мере я пыталась.
Как бы там ни было, до «Сюзанны» и Гавайев я жила в Калифорнии, но я никогда не чувствовала себя там как дома. Мы с мамой переехали туда из Небраски, едва мне исполнилось двенадцать, а когда она умерла одиннадцать лет спустя, я просто осталась в Сан-Диего, потому что не могла придумать, куда еще поехать.
Сейчас, когда мне стукнуло двадцать пять, случившееся начинает напоминать череду поворотов не туда и упущенных возможностей. Я сворачивала влево, когда нужно было вправо. Делала зиг, когда нужно было делать заг.
Я застилаю постель и запихиваю простыни на дно тележки. Слышу звук открывающейся двери, и Майя выходит в коридор за полотенцем или шампунем с ароматом банана и гибискуса.
– Как думаешь, может, мне сделать для этих засранцев приветственные фигурки из полотенец в виде члена? – говорю ей я. – Знаю, что обычно делают лебедей, но учитывая их пристрастия…
Позади меня кто-то откашливается, и я выпрямляюсь и вижу стоящих в коридоре мужчину в цветастой гавайской рубашке и женщину в платье в тон. В их руках «Май Тай»[2], а лица красны – то ли от смущения, то ли от загара, то или от того и другого сразу, и я слабо улыбаюсь им.
– Алоха?
Час спустя я стою на парковке отеля «Халеакала» в своих обрезанных шортах и футболке, потому что моя униформа и бейджик с именем остались у босса – ну, теперь бывшего босса – мистера Чена, и хотя следовало бы начать паниковать, вместо этого я подставляю лицо солнцу и улыбаюсь.
Больше никаких простыней. Больше никаких полотенец. Больше никаких «случайных» прикосновений к моей заднице. Я хотела уволиться еще месяц назад, но в том, что мне не оставили выбора, тоже есть своя свобода. Я не виновата, что Сандерсоны вернулись в номер именно в тот момент. Как минимум не моя вина, что они оставили все свои игрушки на кровати.
И я не виновата, что меня уволили.
Теперь дело за малым – надо сказать об этом Нико.
Глава 2
– Справедливости ради должна сказать, что я впервые теряю работу из-за фаллоимитатора.
Поскольку теперь я официально безработная, я могу встретиться с Нико в его любимой закусочной на острове. Он сидит напротив, от него пахнет соленой водой и машинным маслом, но он по-прежнему так прекрасен, что у меня мурашки бегут по телу. Его рыжеватые волосы подхвачены красной банданой, кожа загорелая и гладкая, а бицепс обвивает татуировка.
Если честно, тату просто дурацкое. Типичная для белого парня фигня, которая на самом деле ничего для него не значит, но через три дня после нашего знакомства он добавил с одного края завитушку в виде буквы «Л». Это хотя бы мило.
Он сам был милым.
Конечно, он и сейчас такой, но когда мы только познакомились, все было иначе. В начале нашего бурного романа исходившее от него спокойствие стало желанным бальзамом для моей души после долгих лет борьбы с маминым раком: после больниц, побочных эффектов химиотерапии, громких ссор с отцом по телефону.
Нико из тех парней, которые могут сказать что-то вроде: «Не волнуйся о том, что тебе не под силу исправить», и ты веришь ему – будто он открыл лучший, более просветленный образ жизни. И тебе даже не хочется ударить его.
Ладно, иногда не хочется ударить.
Сейчас он попивает содовую и кивает мне:
– Это все равно была дерьмовая работа.
– Еще какая дерьмовая!
– Ты всегда можешь найти новую, например завтра, – продолжает он, указывая на меня стаканом.
Я проглатываю лапшу и пожимаю плечами.
– Почему бы нам не посмотреть, сколько мы накопили? Вдруг нам удастся наконец починить «Сюзанну»?
Он не отвечает, просто мотает головой из стороны в сторону – жест, который я видела тысячу раз. По сути, это означает что-то вроде «эх» или «мы можем поговорить позже», и меня внезапно охватывает разочарование.
Никуда не деться от того факта, что Нико здесь счастлив. Он говорит, что хочет путешествовать, как мы и планировали, но чем больше времени проходит, тем отчетливее я вижу, как он обустраивается, пускает корни. Ему нравится его должность, нравится работать с лодками. Он из тех, кто способен влюбить в себя кого угодно, у него повсюду друзья, а коллеги его просто обожают (поэтому у нас есть бесплатное жилье). Если кто и может «расцвести там, где его посадили», так это Нико.
Не уверена, что я хоть где-нибудь расцветала. Иногда я сомневаюсь, что способна на подобное. Может быть, именно поэтому идея о невозможности прижиться так привлекательна для меня.
Или мне просто надоело убирать дерьмо за другими – иногда в буквальном смысле.
Я принимаюсь за еду и бросаю взгляд в сторону кассы, где очередь наконец поредела. Уже почти два, а это значит, что закусочная скоро закроется и Нико вернется на пристань, а я пойду… полагаю, домой? Сидеть на диване и ждать, когда Нико вернется с работы?
Эта мысль угнетает еще больше, чем уборка гостиничных номеров, и я внезапно чувствую легкий укол сожаления, что меня сегодня уволили. Возможно, действительно следовало извиниться перед Сандерсонами, даже унизиться. Умолять мистера Чена дать мне еще один шанс.
Но я не могу позволить себе пойти по этому пути, потому что если я начну сожалеть об одном решении, то придется пересмотреть тысячу других. Уход из школы, отношения с отцом, годы, потраченные на вечеринки с друзьями, которые таковыми не являлись. О том, как я бесцельно плыла по жизни – пока не встретила Нико.
– Сегодня я познакомился с компанией девушек, – начинает он, отвлекая меня от моих размышлений.
Я смотрю на него, приподняв брови.
– И ты говоришь мне это, потому что?..
– Ну, они искали парня для курортного романа, и я решил, что это более интересная работа, чем чинить лодочные моторы, поэтому, похоже, у меня тоже скоро будет новая должность.
Я показываю ему средний палец и продолжаю есть лапшу.
– Серьезно, Нико.
Он подмигивает мне с ухмылкой, прежде чем отодвинуть пустую тарелку.
– Серьезно, Лакс, я познакомился с девушками. Американками. С Восточного побережья.
Он произносит это с таким презрением, что я удивленно поднимаю брови.
– Не всем же быть богами из Южной Калифорнии, Николас. – Я ожидаю, что он рассмеется, но морщинка на его переносице выдает легкое раздражение. Не знаю, дело то ли в невинной насмешке над его происхождением, то ли в том, что я назвала его полным именем, но в любом случае я машу рукой, не желая ссориться. – Извини, продолжай.
Он переходит сразу к сути:
– Ну, они хотели арендовать яхту на несколько дней, но чувака, с которым они должны были обсудить бронь, не оказалось на месте, и мы разговорились. Думаю, они могут нанять меня.
Я не из ревнивых – имея такого парня, как Нико, ты вроде как учишься не ревновать, если не хочешь сойти с ума, – но я все равно испытываю странное беспокойство.
– Нанять тебя, что ты управлял яхтой? Чтобы покатать их вокруг острова?
Он пожимает плечами, откидываясь на спинку стула. На улице начался дождь, легкая морось, которая, знаю, закончится через несколько минут и наполнит воздух сладковатым густым запахом.
– Думаю, да. Они спросили, не хочу ли я вечером выпить и обсудить все, и я сказал им, что приду со своей девушкой.
– Надо же, какой верный сукин сын! – поддразниваю я, и он снова улыбается мне, тянется через стол, берет мою руку и целует ее.
– Скорее я опасаюсь, что ты отрежешь мне член во сне, если я пойду в бар с другими девушками без тебя.
– Верный и умный.
Дождь усиливается, капли гулко барабанят по крыше, и Нико бросает взгляд на улицу, прежде чем снова повернуться ко мне. У него красивые глаза, темно-карие, и в уголках появляются морщинки, когда он улыбается.
– Думаю, если они не возьмут меня на эту работу, то хотя бы угостят парой кружек пива. К тому же у меня вечером больше никаких дел нет.
– У меня тоже, – отвечаю я и смеюсь. – То есть, черт возьми, теперь мне вообще нечем заняться.
Мне не нравится, насколько правдива эта шутка.
Глава 3
Само собой те девушки выбрали туристический бар.
В «Ананасовом Пите» слишком людно, и я вдыхаю по-особенному неприятный аромат солнцезащитного крема, смешанный с пивом и духами из дьюти-фри, что всегда витает в заведениях, подобных этому. Учитывая мою везучесть, я вполне могу встретить постояльцев из «Халеакала», из-за которых меня уволили.
После обеда Нико вернулся на работу, принял душ и переоделся на пристани, оставив меня готовиться к встрече дома. Но поскольку наши соседи по комнате тоже собирались куда-то пойти сегодня вечером, мне пришлось сражаться за душ и свободное место у зеркала, а это значит, что теперь я опаздываю, и волосы на затылке все еще влажные. Не знаю, зачем я вообще прихорашивалась – на Нико будут обычные запасные шорты и футболка, всегда лежащие в сумке, которую он берет на работу. Не то чтобы мне хотелось произвести впечатление на богатых студенток колледжа, но я поймала себя на том, что надеваю свое любимое платье, желтое, с вырезом-лодочкой и крошечными, вышитыми по подолу птичками, то самое, которое доходило мне до колен и неизменно заставляло Нико задерживать взгляд на изгибе моего бедра и на впадинке над ключицей чуть дольше.
Мне всегда нравилось, когда он так смотрел на меня. С самого первого дня, когда мы познакомились в баре, не сильно отличающемся от «Ананасового Пита», находящемся на отшибе мира, с плохим освещением и дерьмовым пивом. Я работала официанткой в заведении недалеко от пляжа в Сан-Диего, и однажды вечером Нико зашел к нам. Он только купил «Сюзанну» и ремонтировал ее, чтобы отправиться в Нижнюю Калифорнию, затем вдоль побережья Мексики, в Тихий океан, а потом неизвестно куда. На Гавайи, Таити, может быть, даже в Австралию.
«Мы обязательно отправимся туда, – твержу я себе, пробираясь сквозь толпу в поисках Нико. – Это всего лишь небольшая пауза, а потом мы отправимся в путь, как он и обещал»