– Он хотел пригласить меня на ужин в последний вечер в городе, – спустя какое-то время молвлю я, – в одно модное заведение в Квартале газовых фонарей[13]. Наверное, в качестве какого-то утешительного приза. Я согласилась, но опоздала. Ждала, пока он закажет выпивку, устроится.
– Мне уже нравится эта история.
Я улыбаюсь, вспоминая, что почувствовала, когда вошла.
– Я подошла к его столику и… просто высказала ему все что думаю. Сказала, какой он дерьмовый отец, что ему не удастся начать все заново с новой семьей, потому что в конце концов они тоже поймут, какое он дерьмо.
Элиза сидит, обхватив колени руками.
– Если все закончится выплеснутым в лицо напитком, я буду в восторге.
– Так и случилось, – признаю я, и мое лицо вспыхивает, когда я вспоминаю, как в ресторане воцарилась тишина, когда мартини оказалось на его лице. – Потом меня выпроводили и навсегда запретили посещать ресторан, но, честно говоря, меня это вполне устраивает. Я не собиралась туда возвращаться. Позже, лежа в постели, я размышляла о том, что я сильно подставилась, желая унизить своего отца, но мне казалось, что оно того стоило: то, как побледнело его лицо, какое удовлетворение я ощутила, когда наконец-то высказала ему все, дав волю той части себя, которая хотела поддаться импульсивному желанию. – Я пожимаю плечами, внезапно смутившись. – Уверена, история вышла глупая.
– Ничего подобного. – Рука Элизы накрывает мою и легко сжимает. – Это история о смелости.
Я смотрю на нее с улыбкой, хотя чувствую, как у меня перехватывает дыхание.
– Спасибо.
– Я же сказала, – продолжает она, – ты сильная. Несгибаемая. Настоящий боец.
– Да, но в последнее время чувствую себя какой-то бродягой. – Я вздыхаю. – Будто я цепляюсь за чужую мечту.
– Нет ничего плохого в том, чтобы немного побродить, – отвечает она, а затем одаривает своей белозубой ослепительной улыбкой. – Это значит, что у тебя все еще есть выбор.
– Выбор, – повторяю я. Мне нравится это слово.
Я чувствую себя увереннее от ее слов. Будто я не просто плыву по течению, а жду. Жду подходящего момента, подходящей возможности, подходящей мечты, к которой стоит стремиться.
Если бы я только могла распознать ее, когда она появится.
Мы проводим у водопада еще час, а к моменту нашего возвращения все остальные стягиваются на пляж. Это стало обычным делом – мы все собираемся к полудню. Со стороны может показаться, что мы семья на отдыхе.
Но когда мы Элизой приближаемся, я понимаю, что все молчат и хмуро смотрят на горизонт. Я подхожу к Бриттани:
– Что случилось?
Она указывает пальцем:
На горизонте виднеется парус.
Учитывая, что в момент нашего появления здесь были другие люди, меня не должна удивлять еще одна лодка. Но это все равно нервирует: видеть, как кто-то плывет прямо к нам – к месту, что стало казаться нашей собственностью.
Мы молча наблюдаем, как судно пробирается через отмели. Оно не такое красивое, как «Лазурное небо», и даже не такое, как «Сюзанна». Это обычное судно, и при виде его у меня замирает сердце.
– Черт, – произносит Бриттани, стоящая рядом и прикрывающая глаза от солнца. – Я не хочу ни с кем делиться.
Жалобные нотки в ее голосе веселят меня, хотя я тоже немного разочарована.
– Ты уже делишься с Элизой и Джейком, – напоминаю я, и она бросает на меня сердитый взгляд.
– Они теперь друзья, – объясняет она. – Друзья, у которых к тому же есть хорошая выпивка. Эти ребята – не друзья. Они незваные гости.
– Хочешь встать на защиту острова? – спрашиваю я. – Сделаешь мини-ловушки, станешь героиней романа «Швейцарская семья Робинзонов»?[14]
Разумеется, я шучу, но Бриттани отвечает:
– Может, сходим за тем черепом со взлетно-посадочной полосы? Положим его на пляже, напугаем их, чтобы они убирались отсюда? – Когда она замечает выражение ужаса на моем лице, то смеется, прижимаясь ко мне бедром. – Ну и гримаса! – Прежде чем снова перевести взгляд на воду, она спрашивает: – Кстати, а что вы делали с Элизой в джунглях?
Мне хочется рассказать ей о водопаде, об идеальном укромном местечке, но что-то меня останавливает.
– Просто гуляли. Ничего особенного.
Она кивает. Тем временем судно, преодолевая буруны, входит в гавань. С этого расстояния я замечаю одинокую фигуру, стоящую у штурвала.
– Итак, – со вздохом констатирует Джейк, – теперь их стало семеро.
Элизе почти исполнилось семнадцать, когда все пошло прахом.
До той апрельской ночи ее жизнь с трудом можно было назвать благополучной. Денег всегда не хватало, отец ушел еще до ее рождения, и они с мамой часто переезжали. Они жили в больших городах, таких как Лондон и Манчестер, и в крошечных деревушках с названиями из старых сказок, но для Элизы они слились в череду муниципальных квартир и дерьмовых школ.
Элиза научилась приспосабливаться: она была хороша собой, а еще достаточно умна, чтобы разгадать секрет, на который у большинства людей уходят годы, – никто не хочет знать тебя настоящую. Они хотят найти в тебе отражение самих себя.
И Элизе хорошо дается роль зеркала.
Хотя у нее никогда не было красивой и брендовой одежды, она с легкостью заводила друзей и всегда была в центре всех событий – именно там ей нравилось находиться, именно там она чувствовала себя уверенно.
К шестнадцати годам все улеглось. У ее мамы появилась хорошая работа – экономка в богатой семье недалеко от Лондона, а Элиза прочно обосновалась в социальной иерархии своей школы: королева улья, идеальная золотая девочка, несмотря на свой довольно мрачный двухквартирный дом и косметику из аптеки. Она готовится к школьным экзаменам, она достаточно умна, чтобы поступить в приличный университет, достаточно умна, чтобы убедиться, что жизнь, которая заманила в ловушку ее мать, не заманит и ее.
И потом, конечно, у нее есть Джейк.
Она встречает его обычным дождливым днем. У них с мамой только одна машина, и Элизе после школы нужно съездить в деревню за покупками. Мама разрешила ей взять машину, но только если Элиза заберет ее с работы после обеда. Элиза раздражается от того, что ее поход по магазинам прервали, а потом раздражение усиливается, когда мама не выходит в назначенное время, даже после того, как она посигналила.
Дождь стекает по куртке, пока она бежит к парадному входу фешенебельного кирпичного дома с живой изгородью и красивой красной дверью.
Элиза звонит в дверь, злая и промокшая, ее волосы уже завиваются от влажности. Когда дверь открывается, она готова с ходу наброситься на маму или другую горничную, открывшую дверь.
Она никак не ожидает увидеть его.
Высокий, с золотисто-русыми волосами всего на несколько тонов темнее, чем у нее, и почти болезненно-голубыми глазами, Джейк Келли, как она со временем узнает, одновременно и гордость семьи, и паршивая овца, проблемный ребенок, которого уже выгнали из двух школ-интернатов в Австралии, откуда Келли родом. Переезд в Англию – своего рода последнее средство, шанс наконец-то «исправить мальчика».
Это не сработает. Ему уже ничто не поможет. Но Элиза пока этого не знает.
Она знает только то, что самый спортивный парень, которого она когда-либо видела, стоит перед ней в школьной форме, без галстука и пиджака. Еще она знает, что он на год старше, потому что слышала, как мама упоминала сына мистера Келли, рассказывала, что тот ходит в шикарную школу для мальчиков в соседней деревне и что там уже начались «проблемы», что мистер Келли подумывает перевести его в какое-нибудь место с более строгой дисциплиной.
– Эм, привет, – мямлит она, и он оценивает ее с улыбкой, прислонившись к дверному косяку.
– Добрый день.
Он говорит легко, она со временем тоже научится. В общении с людьми он ведет себя как австралиец. Он – само очарование и лучик солнца, если ему это нужно.
Пройдет немало времени, прежде чем Элиза поймет, что его образ – лишь наигранность, притворство. Ложь, как и то, что она королева улья.
Однако все это еще впереди. Прямо сейчас Элиза улыбается в ответ и говорит:
– Я приехала за мамой. Бет?
– Я здесь, милая. Прости.
Ее мама спешит к двери, надевая пальто, и Элиза замечает, что ее волосы растрепаны, красивая розовая помада, которую она нанесла утром, стерлась, и не сразу понимает, в чем дело. Как выяснится, уборка – не единственное, что Бет делает для мистера Келли.
– Увидимся, – кивает Джейк Элизе, и его слова звучат одновременно как угроза и как обещание.
Ей это нравится.
У Джейка и Элизы появляется общий секрет. Элиза начинает брать машину все чаще, чтобы приезжать за мамой в тот большой фешенебельный дом, появляясь все раньше и раньше, поэтому ей приходится слоняться поблизости и ждать маму.
В первый раз Джейк целует ее в машине, припаркованной на подъездной дорожке, пока за окном льет дождь. На вкус он как дым и жвачка с корицей, и Элиза влюбляется так сильно, что не замечает, что происходит с ее мамой. Ее внезапная рассеянность, телефон, звонящий в любое время суток, то, что она теперь все время находится у Келли, даже по субботам, – ничто из этого не кажется странным. Элиза живет в своем собственном мире, состоящем из школы и Джейка, поэтому она искренне шокирована, когда примерно через месяц после их первого поцелуя Джейк сообщает:
– Ты же знаешь, что наши родители трахаются, верно?
Они с Джейком в его постели, дверь заперта, громко играет музыка, но это не имеет значения. Элиза никогда не видела, чтобы кому-то сходило с рук столько, сколько сходит Джейку.
Она кладет руку на его грудь, приподнимаясь, чтобы заглянуть ему в глаза.
– Ты о чем?
Кивнув, Джейк проводит ладонью по ее обнаженной спине.
– Если ты не заметила, она всегда здесь, а в этом доме грязно, дорогая.