е от солнца, крутой ли, пологий склон в лощину и обратно на бугор, где журчит придорожный источник, расстояние до ближайшей хаты».
Что-то одушевленное слышится в этих словах, ведь карта – неизменный спутник командира. Сколько их перебывало в планшете Петрова! Часто неверно нанесенные ориентиры приводили его то в лес, то в непроходимое болото, то на дорогу, которая вела не в тот населенный пункт, который нужен. Во время войны выяснилось, что немецкая топография была более точной, чем советская. Особенно это касалось западных территорий, занятых Красной армией в 1939 году. Тогда в воинские части передали трофейные польские карты, часто с произвольным переводом с польского языка на русский населенных пунктов и других топографических наименований.
Все это Василий Петров познавал на своем опыте, иногда познание заканчивалось гибелью товарищей и боевой техники. Однажды из-за того, что неправильно была выбрана огневая позиция, батарея Петрова подверглась артиллерийскому удару противника. Возле батареи насчитали сотню воронок от снарядов. Потери – восемнадцать человек, среди них семь погибших. Огневые взводы лишились одного командира орудия, трех наводчиков, трех замковых, одного из лучших заряжающих.
Настроение тех бойцов, кто остался в живых, было подавленным. На их глазах погибли товарищи. Опасаясь нового обстрела, бойцы спрашивали, почему старшие начальники не отдают приказ о смене позиций. Ведь никому не хочется умирать. И что ответить подчиненным? Петров приводит слова своего товарища младшего лейтенанта Безуглого:
– Боится тот, кто не уверен в правоте дела, за которое сражается. У нас нет места малодушным и трусам. Воины Красной армии отстаивают общее дело. Их не должны страшить ни раны, ни смерть.
Василий Петров не говорит, как подействовали эти слова на его бойцов. Однако дальнейшие события показали, что временное малодушие было преодолено. Немецкие автоматчики прорвались в тыл к советским войскам. Все батарейцы со стрелковым оружием в руках вступили в бой. В поле, засеянном горохом, лицом к лицу они столкнулись с немцами. Когда те отступили, к Петрову подвели пленного обер-ефрейтора. Это был первый пленный, которого он допрашивал. На удивление его эмоции скупы. У Петрова, как он потом отмечал, не было к врагу ни ненависти, ни жалости (немец был ранен). Его задача была доставить пленного немца живым в штаб дивизиона, ради этого он готов был пожертвовать даже собой, прикрывая его отход огнем из пулемета. Ведь пленный мог дать ценные показания.
Эти скупые рассуждения не могут передать душевное состояние лейтенанта Петрова, отношение к врагу, который напал на его Родину. Он как бы оставляет в стороне свои личные эмоции, ощущая себя частицей армии. Солдат не должен предаваться размышлением, он обязан выполнить свой воинский долг.
И вот позади еще один прожитый день:
«Долгий июльский день шел к концу… Люди взводов управлений, огневики, топографы, звукометристы, ставшие пехотинцами, самоотверженно сражались, сознавая важность поставленной перед ними задачи».
Много бед красноармейцам доставляли немецкие минометы. В то время у противника было полное преимущество в этом виде вооружения. Петров, анализируя действия немецких минометчиков, которые поддерживали свою пехоту огневым прикрытием, приходит к выводу, что это грозное оружие, которое до начала войны не было оценено нашим военным руководством.
Немцы увлеклись минометами еще во время Первой мировой войны. Идея была такова: избавить пехоту от зависимости со стороны артиллерии и танков. В арсенале вермахта миномет рассматривался как надежное оружие, предназначенное для подавления живой силы и огневых средств противника на линии непосредственного соприкосновения сторон и в ближайшей глубине.
В отличие от артиллерийского орудия миномет не имеет лафета. Он легок, компактен, прост по устройству, быстро приводится в боевое положение. Миномет может вести огонь из-за любого укрытия. Подготовка обслуживающего персонала не занимает много времени. Знакомство начинается с механизмом наводки и с трубой, которая служит стволом. Обязанности стреляющего способен выполнить наводчик, командир или любой из минометной обслуги. В зависимости от того, насколько разрыв мины отклоняется от цели, необходимо вводить поправку. Давление пороховых газов в трубе невелико, поэтому высота траектории изменяется медленно, мина падает под углом, близким к прямому. Дальность стрельбы миномета невелика: ротного и батальонного калибра – не более километра, полкового – до двух километров.
Миномет не имеет признаков, которые демаскируют артиллерийское орудие. Его выстрел создает звуковые колебания. Вспышку можно засечь лишь в случае, если он находится в поле видимости. Батарея Петрова несколько раз попадала под минометный обстрел, и его бойцы чувствовали себя беззащитными от падающих сверху мин. От них нельзя было укрыться ни в окопе, ни в траншее.
Неожиданно 6‑я батарея получила приказ уничтожить немецкие минометы, которые мешали наступлению нашей пехоты. Петров пытался возразить, что минометы – слишком мелкая цель для 107‑миллиметровых орудий, ведь с его позиций не просматривается пространство за домами, где они укрываются. В этом случае артиллерия неэффективна против минометов. Их можно подавить или другими минометами, или гаубицами.
Однако приказ был отдан. Времени, чтобы подтянуть гаубицы, не было, пехота должна пойти в наступление через час. Чтобы правильно составить ориентиры для стрельбы, Петров с двумя разведчиками отправились на передний край. Попытка выяснить нахождение немецких минометов ни к чему не привела. Пехотинцы, которые находились на передовой, не смогли точно указать, откуда немцы ведут стрельбу. Нашим артиллеристам пришлось самим ориентироваться по местности. Огонь 6‑й батареи по немецким позициям был мощным, но насколько он был эффективным, мог показать только последующий бой.
И вот атака! По замыслу советского командования наступающие войска должны занять населенный пункт Малин. Этот городок расположен на реке Ирша, недалеко от дороги Ковель – Киев. Через него проходит железнодорожная магистраль, поэтому он является важным стратегическим пунктом
Немецкая пехота, укрывшаяся в домах на окраине города, оказывала упорное сопротивление. Ожили и вражеские минометы. Выходит, что артиллерия не смогла их подавить. Становится ясно, что атака не удалась. Наша пехота начинает перебежками возвращаться в свои окопы. Стрельба затихает. Вот размышления непосредственного участника тех событий:
«Если говорить правду, то нельзя не упомянуть о чувствах, которые владели в те дни многими из нас. Измотанные в непрерывных боях люди плохо осознавали происходящие события. Превосходство противника в силах на земле и в воздухе казалось неоспоримым. Несмотря на все наши старания, оборона терпела неудачу за неудачей. Если удалось закрепиться на одном участке, противник прорывался на другом. Когда же закончится отступление, где, на каком рубеже?
Пехотинец вынужден шагать сутки, десятки суток без пищи и питья, отягченный оружием, выкладкой, без сна и отдыха, шагать до изнеможения, когда человек уже не в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой. И вот в конце пути его ждало наступление. Это абсурд, злая, обидная насмешка над здравым смыслом. Что изменится после захвата Малина? Требование начальства кажется беспочвенным. По-видимому, оно плохо знает действительное положение вещей. Бессмысленно и глупо посылать в наступление три-четыре батальона на крохотном участке в условиях всеобщего отхода. Это все равно, что бросать камешки в огнедышащую пасть вулкана в надежде погасить извержение.
Большинство командиров – мои начальники и подчиненные – поступали машинально (так приказано!) и лишь немногие понимали, что наступление – необходимость, что встречный удар диктуется неизбежным законом единоборства и что всякая пауза, всякая передышка отягчала положение. Уступить нельзя ни в коем случае. Слабый станет слабее, сильный – сильнее. Противник ринется вперед, и завтра борьба потребует больше жертв, чем сегодня».
Лейтенант Петров делает такой вывод:
«Военнослужащий обязан терпеливо и безропотно нести тягость службы и повиноваться, невзирая ни на какие обстоятельства. Способность противостоять усталости физической и духовной, воля к борьбе есть фактор боеспособности войск более могущественный, чем мощь их оружия».
Артиллерийский дивизион по своему положению приравнивался к отдельной воинской части со свойственными ей атрибутами. Он имел свой штаб, подразделения разведки и связи, взвод боепитания. Дивизион – это треть огневой мощи полка.
Петров рассказывает о 231‑м корпусном артиллерийском полке (сокращенно КАП), в котором ему пришлось служить. Этот полк был одним из старейших в артиллерии Красной армии. В нем проходили службу многие известные военачальники-артиллеристы, отличившиеся в годы войны: генерал-лейтенанты артиллерии Тимотиевич и Васюков, генерал-полковник артиллерии Соловьев, генерал-майор Мазур, полковники Казаков и Гончаренко.
Этот полк имел свои воинские традиции. У него была собственная эмблема – силуэт рыцарского щита, который наносился белой краской в верхней наружной части щита каждого орудия, на дверцах всех тягачей и автомобилей. Каждый дивизион имел свой особый символ, который вписывался в полковую эмблему. Во 2‑м дивизионе – аист, в 1‑м – верблюд (в годы Гражданской войны дивизион сражался в пустынях Средней Азии), в 3‑м дивизионе – ель, в 4‑м – трапеция.
Символика выполняла и определенную практическую работу. Так, все телефонные и радиопозывные подразделений, кодовые таблицы, пароли и отзывы во 2‑м дивизионе включали названия птиц, в 1‑м – животных, в 3‑м и 4‑м – соответственно деревьев и геометрических фигур. В каждом дивизионе позывные начинались всегда с одной и той же буквы. Под городом Малином 4‑я батарея называлась «Фламинго», 5‑я – «Филин», 6‑я – «Феникс». Установленные правила неукоснительно соблюдались во всякой обстановке. За этим следил помощник начальника штаба полка, который черпал необходимые сведения из книги зоолога Альфреда Брема «Жизнь животных и птиц». Потрепанный экземпляр этой книги хранился вместе с документами особой важности в полку.