Устанавливались две четырехместные армейские палатки: одна для Василия Петрова, вторая – для трех военнослужащих срочной службы (одного сержанта и двух солдат). Солдаты выполняли обязанности водителя и ординарца и постоянно сопровождали генерала. Передвигался генерал на автомашине ГАЗ‑69, которую в народе называли «козлом». Имелась своя печь, на которой готовилась обычная солдатская еда. Топилась печь дровами. Со временем, когда местный колхоз протянул из села провода и установил трансформатор, в лагере появилось электричество.
Местный житель Анатолий Кара вспоминал, как в 1975 году работал механизатором в колхозе. Ранним сентябрьским утром он приехал на тракторе с культиватором на колхозный виноградник. Проработав полдня, заглушил трактор, стал ожидать обед, которой должны были привезти. В это время прибежал солдат: «Товарищ генерал приглашает вас отведать пищу».
Анатолий говорит, что отказываться было неудобно. Еда была, как в армии. Первое блюдо – суп, второе – каша с мясом, третье – компот из фруктов. Когда поел, то решил поблагодарить «товарища генерала». Его удивило то, что, несмотря на осеннюю непогоду, генерал был в майке, трусах и сапогах. Он шел купаться в море. Сопровождала его женщина-медсестра.
А вот Леонид Жавжаров, для которого Райновка тоже является родным селом, вспоминал, что раньше для культивации междурядья виноградной лозы использовали «сошку», в которую впрягали лошадь. Руки ездового были заняты «сошкой»-культиватором. Он, Жавжаров, в то время мальчишка, сидел верхом на лошади, управлял ею с помощью вожжей.
В один из таких дней подошел с ординарцем Василий Петров. Он спросил у ездового о житье-бытье, а потом, будто бы ни к кому не обращаясь, сказал, что «машина – железо, а лошадь – живая, с ней можно поговорить». Это было сказано так уважительно, что запало мальчику в душу. Подумалось, что лошадь-труженица, очевидно, не раз выручала генерала в трудные минуты.
Жавжаров говорит, что когда Василий Степанович уезжал из лагеря, то можно было тайком пообщаться с оставшимися военнослужащими, что при генерале категорически запрещалось. Отношения у мальчика и солдат были дружественные, несмотря на разницу в возрасте. Солдаты были удивлены, что в селе проживают болгары. Удивлялись испеченному домашнему хлебу, сами угощали мальчика тушенкой из сухого пайка.
Несмотря на полевые лагерные условия, строго соблюдались правила ношения форменной одежды, требования воинского устава, распорядок дня. Уже проходя службу в армии, Жавжаров понял, что солдаты генерала Петрова были в более тяжелых, жестких условиях службы, чем в воинской части. Сам генерал так же требовательно относился к своему внешнему виду, ходил в полевом обмундировании. Руки-протезы были скрещенными на животе и поддерживались повязкой через шею. Повязка была зеленого защитного цвета, вероятно, специально сшитая для этой цели.
Обращался Петров к солдатам по фамилии. Требовал неукоснительного выполнения всех приказов. Говорил: «Я не намерен слушать слово «нет». Жавжаров был свидетелем того, как одному солдату Петров приказал за два часа добежать до поселка Приазовское. Солдат должен был доложить районному военному комиссару, что генерал Петров приказал посадить его на гауптвахту на трое суток за нарушение караульной службы.
Наверное, кто-то может назвать это самодурством, но Василий Петров требовал соблюдения воинской дисциплины от всех, невзирая на чины и звания. Прежде всего, он был требователен к себе. Поднимался Петров между пятью и шестью часами утра, делал физзарядку, без устали бегал по приазовским кручам. Занимался приседанием. Так он тренировал раненые ноги. У него была своя норма – полторы тысячи приседаний. Не каждому физически здоровому мужчине это было под силу. Выпивал из трубочки литр кипяченой воды, потом купался в море. Василий Степанович заходил в воду и удивительным образом «ласточкой» нырял, после чего сразу же возвращался в свой лагерь.
Иногда к нему приезжали гости: близкие родственники, друзья. Василий Степанович был хлебосольным хозяином. Бывало, давал команду в связи с окончанием неприкосновенных запасов № 1 и 2 открыть «НЗ № 3». Это была водка, настоянная на красном стручковом горьком перце. Василий Степанович хорошо пел. Любил казацкие песни «По Дону гуляет казак молодой», «Под чинарой густой громко пел соловей», «Їхав козак на війноньку, казав: «Прощай, дівчинонько!»
О том, что дисциплина у Василия Петрова была очень строгой, свидетельствует и корреспондент областной газеты «Индустриальное Запорожье» Майя Мурзина, которая побывала в этом лагере. Василий Степанович встретил ее в генеральском кителе с туго заправленными в карманы рукавами. Мурзина в своем очерке так написала о той встрече:
«Отпылавшее солнце клонилось к горизонту, щедро разбрызгивая пурпур и багрянец по видимой полосе моря, кустам, уже тронутым позолотой осени. Генерал неторопливо ходил по небольшой, густо затканной степным разнотравьем поляне и рассказывал о войне. По всей вероятности, в движении лучше вспоминалось и думалось. Легче было унять волнение, которое неизменно охватывает ветеранов, когда они мысленно возвращаются в свое военное прошлое.
Вечерело. В затишье нудно заныли комары. Чтобы согнать их с лица, генерал потерся щекой о шершавую кору дерева, росшего рядом. И тут же на его щеке заалел след от этого прикосновения. У генерала не было обеих рук…»
Мурзина отмечает суровый мужской быт в лагере. И еще одну деталь, на которую обратила внимание. Это белые полоски ловчих поясов на окружающих деревьях для защиты их от вредителей. Молоденькие саженцы под сенью старых маслин. Когда она спросила у одного из солдат, кто заботится об этом, то получила ответ: «Наш генерал».
В ее блокноте сохранилась запись, сделанная Василием Степановичем. Он написал, обращаясь к землякам: «Я хотел бы, чтобы над головой моих земляков в жаркую погоду была тень, а в холод, чтобы их согревала мысль об ушедшем лете и надежда на то, что оно обязательно вернется. Но, независимо от того, жара или холод, они будут счастливы, если их не оставит сознание, что нынешним поколением унаследованы великие ценности, отстаивая которые их предшественники не щадили своих жизней».
В многолетней практике работы в травматологическом отделении Мелитопольской городской больницы № 1 у врача-травматолога Геннадия Степановича Сушко бывало всякое. Но этот удивительный эпизод, который случился в конце 1980‑х годов, врезался в его память до мельчайших подробностей. Начало этой истории, пожалуй, можно смело отнести к детективу. Впрочем, и конец ее обычным тоже не назовешь.
В тот день к больнице подъехала легковушка. Из нее вышел немолодой мужчина в цивильной одежде, но с выправкой военного. Он решительно направился в отделение травматологии.
«Доктор, если вас не затруднит, – обратился незнакомец к Г.С. Сушко, – то не смогли бы вы сейчас проехать со мной? Понимаете, срочно нужно осмотреть моего лучшего друга, чтобы определить, нуждается ли он в операции или нет. Очень вас прошу. Не откажите!»
Сушко недолго раздумывал прежде, чем сесть в машину. Ведь лечить и спасать – это дело его жизни. Иначе, зачем было идти в эту профессию!
«Едем мы по городу, – вспоминал Геннадий Степанович, – думаю, что вот-вот остановимся, заедем в какой-то двор. Потом выехали за город».
Автомобиль помчался дальше по асфальтированной дороге в направлении поселка городского типа Приазовское. Но когда остались позади уже последние дома этого населенного пункта, врачу стало не по себе. В какое-то мгновение в голове промелькнули тревожные мысли: «Куда же мы едем? Зачем согласился? Спутники молчат. Как-то странно все это».
Дорога показалась ему бесконечной. Но вдруг машина резко повернула с асфальта куда-то в сторону. Поехали по грунтовой дороге, прижимавшейся к полезащитной лесополосе. Какие-то рытвины, ухабы. Поворот, потом еще один. И вдруг впереди показалась армейская палатка. Возле нее длинный деревянный стол, скамейки, как на обычном полевом стане. Подъехали к палатке. Остановились.
«Выходите, доктор. Мы уже на месте», – сказал сопровождавший его мужчина.
Когда гость выбрался из машины, его подвели к столу. Здесь их встретил молодой солдатик срочной службы.
«Присаживайтесь, пожалуйста, – предложил он ему, – и немного подождите».
Прошло несколько минут.
«Да где же ваш больной?» – спросил Сушко. Едва только успел произнести эту фразу, как к ним подошел худощавый мужчина в офицерском мундире. С кителем без всяких знаков различия, наброшенным на плечи.
Незнакомец не представился.
«Послушайте, доктор, – сказал он, – я знаю, что у меня перелом ключицы. Ответьте только на один вопрос: нужна ли мне операция или нет? Посмотрите, пожалуйста, прошу вас».
То, что произошло потом, запомнилось Г.С. Сушко на всю жизнь. Когда человек, стоявший перед ним, сбросил свой китель, то он увидел, что у него нет… обеих рук на уровне плеч!
Замешательство врача, возникшее при виде столь необычной картины, осталось незамеченным для посторонних, и он принялся внимательно осматривать больного. После осмотра сказал незнакомцу: «Да, у вас перелом ключицы и операция нужна».
Услышав такой ответ, военный сначала не проронил ни слова, а после небольшой паузы сказал: «Присаживайтесь-ка, доктор, поближе к столу, давайте выпьем чая, перекусим». На столе уже стояла какая-то закуска, бутылка с жидкостью золотистого цвета, два небольших стаканчика, лежали две вилки. Больной и врач сели за стол.
И тогда, как вспоминал Сушко, ему впервые в жизни пришлось увидеть такую картину. Молодой солдат-срочник сначала налил в стакан немного «чаю», а затем поднес его ко рту незнакомца. Тот выпил содержимое стакана, запрокинув голову назад. Солдатик, поставив стакан, сразу же взял вилку, нанизал на нее кусок колбасы и положил его в рот человека без рук. Когда тот прожевал, он продолжал его кормить дальше.
«Само застолье, – рассказывал Геннадий Степанович, – меня поразило. Ведь каждый прием пищи мог быть для него настоящей пыткой. Но вы бы видели, как это он делал! С достоинством и даже лучше, чем делает обычный человек! Но, пожалуй, немногие могут понять, что за каждое движение он должен был платить борьбой. А солдатский «чай» на поверку оказался крепким напитком».