Молчим. Нарушаем тяжелую гнетущую тишину неровным дыханием, а потом, как по отданной кем-то неведомым команде, срываемся с цепи.
– Ты вообще крышей поехал?
– Какого ты с ним флиртовала?!
Выплевываю предъяву, как будто имею право ее обвинять, и с грохотом захлопываю за собой дверь, отчего Баринова сначала вздрагивает, а потом спрыгивает с кровати и несется ко мне маленьким стремительным вихрем.
– Ты это специально, да? Назло? Стоит только кому-то пригласить меня на свидание, проявить простую человеческую заботу, как ты превращаешься в форменного кретина!
Выпаливает в меня автоматной очередью, молотит кулачками в грудь и вряд ли осознает, что дробит последнюю планку. Отщелкивает спусковой крючок. Рушит выстроенный мной барьер отчуждения.
– Дура.
Бросаю ей холодно и расчетливо ловлю за тонкие запястья, не позволяя отстраниться. Дергаю рывком на себя так, что от моего носа до ее носа едва остается пять сантиметров, и чеканю по слогам ставшую известной мне истину.
– Он просто на тебя поспорил. Рисанулся, что за месяц разведет на секс.
Не скрашиваю никак неприглядную правду. Не смягчаю врезающиеся острыми осколками в девчонку фразы. Намеренно причиняю боль, чтобы очки розовые, наконец, сняла. И далеко не сразу понимаю, до чего она все-таки красивая…
С волосами иссиня-черными, волнами рассыпавшимися по плечам. С губами припухлыми, ею же искусанными. С глазищами этими васильковыми, в которых утонуть можно. За которые и душу продать, и с моста вниз, и урода по асфальту, и…
– Врешь.
Совсем неуверенно шепчет Сашка, сглатывая слезы, а я уже падаю в разверзнувшуюся подо мной бездну. Поливаю керосином повисшие за спиной мосты. Делаю то, за что мне определенно придется расплачиваться.
Жадно и грубо целую собственную сводную сестру, посылая к чертям здравый смысл.
Глава 25
Саша
Дзинь.
Пиликает оповещением телефон, лежащий на тумбочке экраном вниз, но я оставляю гаджет без внимания. Прячусь у себя в спальне в окружении подушек и покрывал и судорожно сглатываю.
Никак не могу избавиться от наполненных жестокостью картин, прочно засевших в мозгу, как ни стараюсь.
Никогда не могла спокойно смотреть на драки. Всегда переключала каналы, если там начинали транслировать турнир по единоборствам или чересчур кровавый боевик. В отличие от одноклассниц, не фанатела по боксерам, избегала дзюдоистов и совсем не мечтала встречаться с популярными в школе парнями из секции по самбо.
И, уж тем более, в самом худшем сне не могла вообразить, что буду наблюдать за тем, как мой сводный брат калечит другого человека.
В ушах до сих пор стоит хруст ломающихся костей. И это до трясущихся конечностей страшно.
– Псих ненормальный...
Невнятно бормочу себе под нос, когда дверь в комнату открывается и на пороге появляется встрепанный Мот.
Хочу его прогнать. Накричать на него хочу. Только вместо этого чересчур пристально изучаю помятую черную майку, немного разошедшуюся сбоку по шву. Глаза бешеные, в которых намешано столько всего, что становится трудно дышать. Прекрасно различимые капли крови на сгибе у локтя. И быстро теряю призрачный контроль над собой, напитываясь чужой агрессией.
– Ты вообще крышей поехал?
Ору во весь голос, только Матвей гаркает еще громче, меня заглушая.
– Какого ты с ним флиртовала?!
Отчитывает меня, как маленькую, в своей излюбленной снисходительной манере. Давит силой. Провоцирует.
И я ведусь на его подначку, соскакивая с кровати, и подбегаю, мысленно расцарапывая Зимину лицо.
Кричу что-то про неудавшееся свидание и форменного кретина, вбиваю кулаки в мощную каменную грудь и оказываюсь не готова к тому, что меня будут хватать за запястья и обездвиживать.
– Дура.
Мот выговаривает, на удивление, спокойно, даже равнодушно, и крепко держит, не позволяя отстраниться. Отвоевать лишние сантиметры, вернуться в свободное от его злости и гадского парфюма пространство.
– Он просто на тебя поспорил...
Бесстрастно роняет Матвей, а мне как будто под кожу каленые иглы загоняют. Перекрывают подачу кислорода в легкие. Такой, значит, у избалованных мажоров мир? Такие порядки?
– Рисанулся, что за месяц разведет на секс...
Безжалостно уточняет Зимин, пока я глотаю набежавшие слезы, и зарываюсь пальцами в спутанных волосах.
– Врешь.
Знаю, что сводный брат не обманывает. Всю правду, как под микроскопом, на дне его глаз вижу. Но почему-то очень хочу, чтобы он ответил «вру».
Только Матвей мешкается пару секунд, как будто задачу в уме решает, после чего резко придвигает меня к себе и впивается в губы колючим болезненным поцелуем.
То ли успокаивает таким странным образом, то ли замещает копящиеся внутри негативные эмоции, но определенно вышибает из моей головы ненужные мысли.
Потому что сейчас я не могу думать ни о чем, кроме его широких плеч под моими ладонями, и кроме струящегося по венам огня, превращающегося в самый настоящий пожар.
– Матвей…
Выстанываю хрипло, когда Зимин спускается вниз по шее и оставляет укус у ключицы. Захожусь крупной дрожью, когда его пальцы распускают завязки на моих штанах и ныряют за пояс, поглаживая нежную кожу. И едва не сползаю на пол по стене, потому что ноги подкашиваются.
Понимаю, что сейчас совершаю огромную глупость, но просто не могу противостоять соблазну. Знаю, что Мот – отъявленный бабник и неисправимый циник. Знаю, что он манипулирует девчонками, как хочет, виртуозно очаровывает наивных глупышек и опытных стерв, а потом легко разбивает их сердца вдребезги и обсуждает свои победы в баре с пацанами. Знаю, но… все равно не могу остановиться.
Набрасываюсь на сводного брата, как одержимая психопатка, и сама помогаю ему сдергивать с себя толстовку, под которой ничего нет. Резко втягиваю ноздрями воздух, оттого что холод на несколько коротких мгновений окутывает тело, и тут же падаю в кипящую лаву, стоит только Матвею ко мне прикоснуться.
Задыхаюсь от закручивающихся внизу живота вихрей, захлебываюсь наркотической эйфорией и не успеваю анализировать происходящее. Ловлю только эпизодические вспышки.
Неизвестно как оказываюсь на кровати под Зиминым. Обнаруживаю, что наша с ним одежда куда-то испарилась, и снова проваливаюсь в угрожающую моему рассудку близость. Оставляю на лопатках Мота красные царапины-борозды, губы его исступленно кусаю и до неприличия громко кричу, не думая о том, успели наши гости уехать или нет.
Открываюсь сводному брату, хоть у меня и нет ни одного повода ему доверять. Обнажаю потаенное, хоть не имею гарантий, что наше неистовое помешательство не станет завтра достоянием общественности. И рассыпаюсь на миллион осколков от порочного удовольствия, обрушивающегося на меня ураганом.
Сладко так. И остро одновременно. Быстро, безудержно, на максималках.
Впрочем, с Мотом всегда так. За гранью дозволенного. Запредельно.
– Не вру, Саш…
Сипло произносит Зимин, отвечая на мой выпад, о котором я уже успела забыть, и собственническим жестом придвигает к своему боку. Пока мы оба переживаем последствия эмоционального тайфуна, закрутившего нас в своей воронке. Дышим рвано, дрожим и все еще перевариваем случившееся.
– Знаю.
Едва уловимо кивнув, откликаюсь нестройным эхом и пристраиваю голову у Матвея на груди. Скольжу пальцами по блестящей от пота коже и рисую невидимую мишень там, где стучит его гордое сердце.
Наслаждаюсь минутами такой непривычной, но такой необходимой нам обоим тишины. Не спешу выяснять отношения, атаковать сводного брата совершенно неуместными сейчас вопросами и оглашать список требований, который бы обязательно составила девушка, попавшая к нему в постель.
– Саш…
– А?
Замираю, поднимая подбородок, и жду, что Мот скажет что-нибудь важное. Тону в глубине его карих глаз и до умопомрачения боюсь услышать, что все это было чудовищной ошибкой. Стискиваю ладони в кулаки, прикусываю нижнюю губу и дергаюсь от телефонной трели, перемешивающей Зимину карты.
– Добрый день, Вера Викторовна. Вечер? Да, вечер…
Ровным голосом без намека на стеснение соглашается Матвей, а меня трясет от имени мамы, врезающегося в барабанные перепонки. Становится стыдно и неловко. Что бы она сказала, если бы застала нас со сводным братом в таком виде? Сомневаюсь, что похвалила бы.
Скептически хмыкаю, представив лицо Сергея Федоровича в этот момент, и натягиваю одеяло на грудь, как будто родители могут увидеть нас из своей Праги. А потом утыкаюсь носом Моту в бок и начинаю беззвучно хохотать, когда он совершенно невозмутимо выдает.
– Все в порядке. Да. За Сашей? Присмотрю обязательно.
Глава 26
Мот
– Присмотришь?
Шелестит Сашка у меня подмышкой, отвлекает мелодичным смехом и вынуждает заканчивать разговор с Верой Викторовной. Которая в красках расписывает все прелести чешской столицы, вепрева колена и каких-то сладостей с непроизносимым названием.
Наскоро попрощавшись, я скидываю звонок и убираю телефон на тумбочку с кучей девичьих мелочей, вроде какой-то косметики, нескольких склянок духов и множества заколок. Совершенно бессовестно сдергиваю одеяло со сводной сестры, заставляя ее заливаться румянцем, и плавно скольжу по изящным изгибам.
Ноги длинные, узкая талия, тонкие запястья.
Перевожу взгляд на лицо, задерживаюсь на алых губах, чуть припухших от моих поцелуев, и добровольно ныряю в синее море ее завораживающих глаз. Странно, но больше не испытываю ни злости, ни досады от того, что наших родителей свела судьба. И прекрасно отдаю себе отчет в том, что снова избил бы Латыпова, если бы пришлось отмотать время назад.
– Красивая.
Я одариваю Саньку безыскусным комплиментом и невесомо мажу большим пальцем по ее щеке, с удовлетворением отмечая, что Баринова откликается на этот простой жест. Доверчиво жмется к моему боку, закидывает ногу мне на бедро и тащит на себя дурацкое пушистое одеяло, как будто смущается своей наготы. После чего сонно зевает и спустя пару минут проваливается в спокойный сон, пока я продолжаю рассматривать ее спящую.