– Все, Сань. Пора спать.
Зеваю с Бариновой в унисон и непроизвольно дергаюсь, когда лежащий на столе мобильник пиликает оповещением. Сон смывает, как по мановению волшебной палочки, и я неосознанно сжимаю руки на Сашкиных бедрах, впиваясь взглядом в имя осточертевшего абонента.
«Я тебя потерял. Ты где? Ау?».
– Саша…
Кошусь на сводную сестру исподлобья и с горечью понимаю, что не вправе чего-то от нее требовать. И давить тоже не вправе. Только как погасить в себе иррациональное желание запереться с сидящей у меня на коленях девчонкой в подземном бункере, где не будет ловить ни один гаджет?
– Не сегодня.
Отчаянно машет головой Баринова и решительно выключает начинающий вибрировать телефон. Обнимает меня руками за шею, позволяя отнести в спальню. Поправляет съехавший край футболки, откатываясь на дальнюю половину кровати. И робко, практически беззвучно шелестит, когда я уже собираюсь уйти.
– Матвей… пожалуйста, останься.
Примерзаю к полу. Каждую ворсинку старого пушистого ковра ощущаю.
Сашка своей просьбой все окружающие звуки глушит. Накручивает напряжение до максимума так, что и без того маленькие квадратные метры до невозможного сужаются.
Вдох. Выдох. Пульс.
– Уверена?
– Да.
Выдает без промедления и веки прикрывает, как будто не может на меня больше смотреть. Я же действую на автопилоте, щелкая выключателем и погружая комнату в кромешную непроглядную тьму. В два шага преодолеваю расстояние до постели. Ложусь, заставляя матрас скрипнуть под моим весом.
А в ноздри аромат ее цитрусовых духов, перемешанный с моим одеколоном, бьет.
Родная. Своя.
– Обними.
Осмелев, командует сводная сестра, а я отчего-то перед ней робею. Превращаюсь в малолетнего сопляка, позвавшего девчонку, которая ему очень нравится в кино, а она внезапно согласилась.
Выпускаю воздух из легких со свистом, попутно снова лайма с мятой хапнув, и неуклюже переворачиваюсь на бок. Беру короткую паузу и осторожно накрываю ладонью Сашкино голое предплечье. Дурею от бархата кожи сильнее, чем от выдержанного в дубовых бочках коньяка.
Дрожим вместе. Как будто в ледяную прорубь окунулись и теперь месим босыми ступнями колючий рассыпчатый снег.
– Тебе не нужно оправдывать ничьи ожидания.
Осипшим, как от десятка сигарет, голосом выцеживаю я и укутываю нас в одеяло, как будто оно способно прекратить эту сумасшедшую тряску. Скольжу пальцами от бедра к Сашиному животу, безбожно комкая ткань футболки, и затихаю.
Баринова настолько близко, что контролировать свои низменные порывы становится все сложнее. Но я справляюсь. Зарываюсь носом в ее шелковые волосы и не совершаю больше никаких поползновений.
– Спасибо.
Баринова так же хрипло благодарит меня неизвестно за что и спустя тридцать ударов сердца расслабляется, отогреваясь. Судя по мерному дыханию, засыпает, доверяя обнимающим ее рукам. Я же еще долго разные мысли гоняю прежде, чем отрубиться следом за ней.
А утро (или день?) встречает нас тонким лучом света, протискивающимся в зазор между задернутыми синими шторами. Будит аккуратно и не рушит воцарившуюся между нами гармонию. Так что я какое-то время вожу подушечками пальцев по выпирающим девичьим позвонкам до того, как мы выбираемся из-под одеяла.
– Глазунья или омлет?
Успев исследовать содержимое моего холодильника, спрашивает Саша, когда я захожу в кухню после контрастного бодрящего душа, и стягивает на затылке тяжелые иссиня-черные пряди. Выглядит спокойной и умиротворенной, несмотря на поток вчерашних откровений.
– Омлет.
Делаю выбор в пользу второго и жадно любуюсь Бариновой. В моей майке, едва достающей ей до середины бедра, с растрепанным пучком на голове, без грамма косметики она производит куда более яркое впечатление, чем приведшие естественную красоту к шаблонному знаменателю сверстницы.
Невероятная. Солнечная.
– Приятного аппетита.
Быстро справившись с готовкой, сводная сестра подвигает мне тарелку с дымящимся завтраком. Накалывает дольку помидора на вилку, а свободной рукой включает забытый вчера на столе мобильник. Морщится от сливающихся в раздражающий звон уведомлений и недовольно смахивает всплывающие на экране сообщения.
– Доброе утро, мам. Слушай, я еще на день у Ани останусь. В универ вместе завтра поедем. Что?
Терпеливо выслушивает вещающую что-то на том конце провода родительницу, пока я безотчетно ерзаю в кресле, и с облегчением завершает разговор, возвращаясь к приему пищи. Пьет большими глотками черный кофе со сливками и безразлично мне поясняет.
– Моего отсутствия никто бы и не заметил. У них с Сергеем Федоровичем свидание на базе где-то за городом.
Что ж, даже фортуна играет нам на руку, и мы на всю катушку используем предоставленный щедрой судьбой шанс. Не высовываем на улицу носа, скачиваем сериал, который оба давно хотели посмотреть, и до вечера залипаем на тяжелые будни испанских подростков в элитной школе.
И я даже отказываюсь от традиционных покатушек с Крестом. Благо друг все понимает, награждая меня сакральным ярлыком «каблук» и многозначительным покашливанием.
– Было бы здорово, если бы эти выходные никогда не заканчивались.
Роняет Сашка, когда стрелки на часах показывают за полночь, и сонно прячет лицо у меня на груди. Так мы с ней проводим еще одну ночь, утопая в щемящей нежности. Оставив за пределами квартиры намеки на пошлость и звериные инстинкты, которые иногда норовят взять верх над разумным «я».
– Хорошо, что я не надела на вечеринку платье.
Ухмыляется сводная сестра, разглаживая заломы на не потерявшей белизну рубашке, и первой выскакивает в коридор, ныряя в широкие рукава пальто. Радостно выхватывает у меня карамельный латте, купленный в Мак Авто, и негромко подпевает лиричному треку про шелковые простыни и лепестки роз.
Только хрупкая сказка быстро заканчивается, стоит нам тормознуть у светофора за несколько кварталов до университета.
– Высади меня, пожалуйста, здесь, – просит мягко, но требовательно, и избегает встречаться со мной глазами. – Не нужно пока, чтобы нас видели вместе.
Краски казавшегося безмятежным дня моментально тускнеют. Небо тоже теряет свой цвет. А я с размаху падаю в котел с серной кислотой, которая с шипением разъедает клетки моего тела.
Проглатываю вертящиеся на языке обидные слова и перегибаюсь через Сашку, дергано распахивая пассажирскую дверь. И заново переживаю события, которые намертво отпечатались в памяти. Правда, на этот раз не я требую у сводной сестры выметаться из салона и валить на все четыре стороны.
Гребаное перевернутое дежавю!
Глава 44
Саша
– А что вы думаете по этому вопросу, Александра?
Что выходные я провела у сводного брата и не заморочилась тем, чтобы поинтересоваться темой сегодняшнего занятия.
Оторвавшись от бесполезного созерцания чистых листов купленной пятнадцатью минутами раньше тетради, я медленно поднимаю голову и сталкиваюсь взглядом с одетым с иголочки преподавателем. Привыкший к моим блестящим выступлением, Глеб Аркадьевич явно ждет от меня чего-то более содержательного, чем «мы всю неделю клеили декорации для студвесны, поэтому я не успела подготовиться» от Ирки Зайцевой. Но в этот раз я вынуждена его расстроить.
– Ничего.
Ответив односложно, я снова приклеиваюсь к девственно чистой бумаге, как будто она может восполнить недостающие знания, и до конца пары сижу тихо, как мышка. Притворяюсь, что записываю все до последней буквы, а на самом деле мыслями витаю у светофора, где в машине остался Матвей. До сих пор ощущаю кожей его раздражение и не чувствую ни капли эйфории от того, что вернула брату старый должок.
– Саша, погодите. У вас все в порядке?
По истечении двух академических часов на выходе из аудитории меня останавливает Глеб Аркадьевич. Смотрит с неподдельной обеспокоенностью и не спешит рисовать в своем журнале угрожающих восклицательных знаков напротив моей фамилии. За что я ему очень признательна.
– Возникли … непредвиденные семейные обстоятельства. Все нормально. К следующему занятию я буду готова лучше.
Успокоив преподавателя, я торопливо запихиваю тетрадку в сумку и проталкиваюсь в коридор. Не дожидаюсь никого из одногруппников, надеясь провести время в одиночестве, и оккупирую самый дальний столик в углу расположенного на втором этаже кафетерия. Без особого аппетита смотрю на хрустящий круассан с сыром и ветчиной и заливаю в себя третий за утро стакан крепкого кофе.
– А куда ты исчезла в субботу, Саш?
Нарушив мое уединение, Латыпов плюхается на стул напротив, облокачивается на спинку, широко расставив ноги, и смачно тянет молочный коктейль через розовую соломинку. Пока я невозмутимо веду бровью и размеренно цежу свой чуть пережженный напиток.
– Уехала к подруге. Мне стало скучно.
Если не с авторитетностью старушки Елизаветы*, то, как минимум, с достоинством Герцогини Кембриджской Кэтрин я озвучиваю очередную ложь. Достраиваю еще один этаж небоскреба под названием «обман», бессовестно нарушая все мыслимые и немыслимые строительные нормы, и делаю ставку на то, что это хлипкое здание скоро завалится, погребя меня под своими обломками.
– К какой?
– К Ане.
– Познакомишь?
– Когда-нибудь.
Вяло отмахнувшись от собственнического маневра в исполнении Ильи, я флегматично отщипываю кусочек круассана и открываю свободной рукой мэссенджер, где мигает сообщение от сводного брата.
Мот: 1 : 1, Саша. Признаю, это не круто, когда тебя кидают одного на полпути к универу.
Саша: не поверишь, еще хуже, когда сваливают в армию и игнорят тебя три года.
Мот: готов исправляться и заглаживать вину до самой смерти. Сойдет?
Саша: я подумаю.
Убрав в сторону телефон, я и сама не замечаю, как тянутся вверх уголки губ и на душе становится светлее, как будто кто-то разом включил тысячу лампочек в полутемном помещении кафе. Постепенно выправляется рухнувшее ниже плинтуса настроение, круассан перестает казаться безвкусным, и я даже допускаю мысль, что жизнь не так плоха.