Но когда пришёл Падмасамбхава, тибетцы были очень сильными людьми. Они не верили ни философии, ни искусным уловкам пандитов. Образованность пандитов ничего им не доказывала. Тибетская традиция бон была очень крепкой, определённой и разумной. Тибетцы не верили философским рассуждениям Падмасамбхавы о таких вещах, как преходящее эго. Они не видели никакого смысла в его утверждениях. Они относились к его логическому анализу как к набору загадок — буддийских загадок.
Тибетцы верили, что существуют жизнь, «я» и мои ежедневные заботы — уход за домашними животными, работа в поле. Молочная ферма и поля существуют, а моя практическая деятельность, связанная с ними, — это мои священные действия, мои садханы. Воззрение бон таково: всё это существует, поскольку мне нужно кормить детей, доить корову, собирать урожай, делать масло и сыр. Я верю в эти простые истины. Наша традиция бон верна, потому что подразумевает веру в святость вскармливания жизни, рождения пищи от земли для пропитания потомков. Эти очень простые вещи существуют. С точки зрения бон, это религия, это истина.
Простоту, подобную этой, мы встречаем в традиции американских индейцев. Убийство буйвола — это созидательное действие, поскольку оно даёт пищу голодным. Оно также контролирует рост поголовья буйволов, таким образом, сохраняя равновесие в природе. Вот такой экологический подход.
Существует множество чрезвычайно разумных и устойчивых экологических подходов, подобных этому. Вообще-то, некоторые могут усомниться в том, что эта страна готова к восприятию мудрости Падмасамбхавы, поскольку одни верят в различные виды экологической философии, другие — нет. Одни люди безапелляционно защищают экологическую философию, другие вообще ничего о ней не знают. В связи с этим может возникнуть вопрос: какой подход к этой культуре следует выбрать? В целом в происходящем есть определённая непрерывность. В этой культуре есть одно общее положение: мы думаем, что всё существует для нашего блага.
Например, мы думаем, что тело крайне важно, поскольку оно поддерживает ум. Ум кормит тело, а тело кормит ум. Мы думаем, что для нашего блага необходимо, чтобы этот процесс был здоровым, и что проще всего осуществить этот грандиозный замысел сохранения здоровья, начав с самого простого: накормив тело. После этого мы подождём и посмотрим, что произойдёт с умом. Чем менее голодными мы будем, тем больше будем радоваться, и тогда, возможно, нам захочется познакомиться с учениями глубинной психологии и другими направлениями философии.
Подобный подход был свойственен традиции бон: давайте убьём яка — это повысит нашу духовность. Наши тела будут здоровее, и от этого наши умы станут выше. Американские индейцы сказали бы: давайте убьём буйвола. Логика здесь одна и та же. Это очень разумно. Мы ни в коем случае не можем сказать, что это безумно. Это очень здраво, очень реалистично, очень логично и резонно. Эту схему необходимо уважать, и если вы примените её на практике достойным уважения образом, она будет действовать, и вы достигнете результатов.
Такой же подход существует и в этой стране. Здесь многие являются приверженцами культа краснокожих американцев, который противопоставляется культу белых американцев. Что касается культа красных американцев, тут всё просто: у вас есть ваша земля, вы ставите свой вигвам типи, общаетесь со своими детьми, внуками и прапраправнуками. У вас есть достоинство и характер. Вы ничего не боитесь — вы развиваете качества воина. Затем вы размышляете о том, как обращаться с детьми, как научить их уважать свой народ. Вы даёте им соответствующие наставления и становитесь уважаемым гражданином.
Подобная философия характерна не только для краснокожих американцев, но и для кельтов, дохристианских скандинавов, греков и римлян. Её можно обнаружить в прошлом любого народа с дохристианской или добуддийской религией — культом плодородия или экологии — у иудеев, кельтов, американских индейцев и многих других. Такой подход почитания плодородия и отношений с землёй распространён по сей день, он очень могуч и очень красив. Я очень ценю его и сам мог бы стать последователем такой философии. В сущности, я им и являюсь. Я бонец. Я верю в бон, потому что я тибетец.
Эта сильная вера заставляет меня думать о чём-то другом, о том, что лежит за пределами этой структуры, касающейся лишь плодородия, ориентированной исключительно на тело, и верящей в то, что тело будет кормить психологию высшего просветления. Из этих мыслей возникают общие вопросы. Если у вас появились такие вопросы, это ещё не значит, что вы должны отбросить старую веру. Если вы поддерживаете культ краснокожих американцев и выполняете его практики, вам не обязательно становиться белым американцем. Весь вопрос в том, как ваша философия соотносится с психологической стороной жизни. Что мы на самом деле называем телом? Что мы на самом деле называем умом? Что есть тело? Что есть ум? Тело — это то, что нуждается в питании, а ум — это то, что должно следить, чтобы тело питалось должным образом. Таким образом, потребность в питании — это ещё одна составляющая структуры ума.
Проблема не в том, чтобы как следует питаться и должным образом беречь своё здоровье — проблема возникает из веры в раздельность «себя» и «того». Я отделён от моей еды, моя еда — это не я, следовательно, я должен поглотить ту еду, которая не есть я, чтобы она смогла стать частью меня.
В тибетской традиции бон существовал мистический подход к преодолению разделённости, основанный на принципе адвайты, на принципе недвойственности. Но, даже избрав этот подход, до тех пор, пока вы не станете самой землёй или создателем мира, вы не сможете решить вашу проблему. Некоторые ритуалы бон отражают очень примитивный уровень веры в преодоление раздельности. Идея в том, чтобы создать объект почитания, а затем съесть, прожевать, проглотив, поглотить его. И как только мы переварим его, мы должны верить в то, что достигли адвайты, недвойственности. Что-то подобное происходит во время традиционной христианской церемонии святого причастия. Сначала вы не едины с Богом или Сыном Божьим, или Святым Духом. Вы — отдельные структуры. До тех пор, пока вы не ассоциируете себя с плотью и кровью Христа, представленными определёнными субстанциями, в которые входит Святой Дух, вы не можете полностью слиться с ними. Вы не можете полностью слиться с ним до тех пор, пока не съедите хлеб и не выпьете вино. Сам факт того, что вы не можете слиться до тех пор, пока не выполните эти действия, говорит о том, что они являются актом разделения.
Поедание хлеба и питьё вина — это уничтожение раздельности, но, по большому счёту, раздельность всё же присутствует — помочившись и испражнившись, вы снова оказываетесь разделёнными. В этом и заключается проблема.
Чувство единения, слияния в одно целое не может быть основано на физическом действии, таком как участие в церемонии. Чтобы стать одним целым с реальностью, необходимо оставить надежду стать одним целым с реальностью. Иными словами, я оставляю надежду на существование «этого» и «того». Мне со всем этим не разобраться. Я оставляю надежду. Мне всё равно, существует ли «это» и существует ли «то», я больше не надеюсь. Эта безнадёжность является началом процесса реализации.
Сегодня во время полёта из Денвера в Бостон мы видели прекрасное зрелище, видение, если хотите. Из окна самолёта мы видели кольцо света, отражённое в облаках, радугу, которая следовала за нами повсюду. В центре радужного кольца, вдалеке было нечто, по форме похожее на орешек арахиса, маленькая тень. И когда мы начали снижаться и приближаться к облакам, мы вдруг поняли, что это нечто было на самом деле тенью самолёта, окружённой кольцом радуги. Это было прекрасно, волшебно. И по мере того как мы спускались в глубину облаков, тень становилась всё больше и больше. Мы могли отчётливо различить силуэт самолёта с хвостом и крыльями. Затем, уже во время посадки, радужное кольцо исчезло, а с ним исчезла и тень. Это был конец нашего видения.
Это видение напомнило мне о том, как мы смотрели на луну в туманные дни, чтобы увидеть вокруг неё радужное кольцо. В какой-то момент вы вдруг понимаете, что это не вы смотрите на луну, а луна смотрит на вас. То, что казалось нам отражением в облаках, было нашей собственной тенью. С ума можно сойти. Кто за кем наблюдает? Кто кого разыгрывает?
Подход безумной мудрости заключается в том, чтобы оставить надежду. Нет никакой надежды на понимание. Нет надежды на выяснение, кто что сделал, что к чему привело и как что-то сработало. Откажитесь от намерения сложить головоломку. Оставьте всё, бросьте всё на ветер, швырните в костёр. До тех пор, пока вы не оставите эту надежду, эту драгоценную надежду, никакого выхода нет.
Это похоже на попытку выяснить, кто контролирует тело или ум, у кого самая тесная связь с Богом или, как сказали бы буддисты, кто находится ближе всего к истине. Буддисты сказали бы, что Будда обладал истиной, потому что не верил в Бога. Он обнаружил, что истина свободна от Бога. Но христиане или другие теисты сказали бы, что истина существует, поскольку существует творец истины. В данный момент столкновение этих противоположностей кажется бесполезным. Ситуация совершенно безнадёжна, абсолютно безнадёжна. Мы не понимаем — и не имеем возможности понять — вообще ничего. Бесполезно что-либо искать, чтобы разобраться в этом, чтобы сделать открытие, потому что, в конце концов, никакого открытия нет — если только мы сами его не выдумаем. Но если мы сфабрикуем открытие, со временем мы перестанем радоваться ему. И даже если оно принесёт нам процветание, мы будем знать, что обманули самих себя. Мы будем знать, что это была тайная игра между «мной» и «этим».
Итак, начальный этап безумной мудрости Падмасамбхавы — это оставление надежд, полный отказ от надежд. Никто не будет вас утешать, никто не собирается вам помогать. Все попытки найти отправную точку безумной мудрости или логику, которая позволила бы её обнаружить, обречены на провал. Основы нет, а значит, нет надежды. Если уж на то пошло, страха тоже нет, но нам лучше не говорить об этом слишком много.